Блондинка. Том II
Шрифт:
Она забилась, забарахталась, пытаясь вырваться от своих тюремщиков. Тогда один из них с силой встряхнул ее, а второй шлепнул по лицу, и из губы пошла кровь.
— О, мое новое платье!
На что Дик Трейси, скривив острую, как бритва, челюсть, заметил:
— Да ничего подобного, мэм. Никто вас и пальцем не тронул. И никакая это не кровь, а та жирная гадость, которой вы мажете губы, мэм.
Она заплакала. Кровь сочилась сквозь пальцы. Один из них с видом крайнего отвращения сунул ей в руку рулон туалетной бумаги. Они быстро тащили ее по коридору. Сквозь рыдания она грозилась, что расскажет всем, как они с ней обращаются, расскажет самому Президенту и Президент их уволит. И тут появился Джиггз с лицом, напоминающим сырую картофелину, глаза его были устремлены на нее,
И он тихим и многозначительным тоном произнес:
— Никто не смеет угрожать Президенту Соединенных Штатов, леди. Это измена.
Она очнулась, только когда самолет приземлился в международном аэропорту Лос-Анджелеса. И первой ее мыслью было: По крайней мере хоть не пристрелили. Пока что.
Истории Уайти
Она увидела в зеркале: Уайти плачет! И растерянно пробормотала: — Уайти, что ты?.. Что случилось?
Ее охватило чувство вины — наверняка плачет из жалости к ней. Ее гример рыдал, потому что ему было ее жалко.
Уже поздно. Апрельское утро. Или уже май? Пошла третья неделя съемок. Нет, должно быть, то было позже, неделю или две спустя. И сначала ей показалось, что сегодня у нее выходной, но затем, когда ровно в 7.30 утра появился, как они, очевидно, и договаривались, бесстрашный Уайти, она поняла, что ошибается. Массажист Нико только что ушел. Странное совпадение, а может, и не просто совпадение, что оба они Близнецы. Мало того, массажист Нико тоже страдал бессонницей. А потому Нико работал по ночам, а Уайти приходил рано утром. И ей не надо было умолять их — только, пожалуйста, никому не выдавайте моих тайн, ладно?Оба знали ее, что называется, вдоль и поперек, видели в разных видах, в том числе и в голом.
И вот теперь Уайти плачет. Господи, почему?
Наверное, это она во всем виновата? Да, она, больше некому.
Уже поздно! Почему-то всегда было поздно. Даже не глядя на часы, она всегда знала, что поздно. Хоть и жалюзи были опущены, и нижние края штор прибиты к подоконнику — защитить от вторжения солнечного света. Она могла истерически вскрикнуть, если вдруг, когда ей наконец удавалось забыться коротким сном, в спальню просачивался хотя бы тончайший лучик света. Этот свет немилосердно, как иголкой, резал глаза, и она тут же пробуждалась, и сердце у нее билось, как бешеное.
Нико спотыкался в темноте и добродушно ворчал; прибытие Уайти означало конец ночи. Он входил и первым делом включал настольную лампу в изголовье кровати, правда, совсем слабенькую — на то ему хозяйкой было выдано специальное разрешение. В самых экстремальных ситуациях Уайти ставил свой чемоданчик прямо рядом с кроватью и нежно начинал предварительные процедуры (очистку кожи лица, втирание масел и увлажнителей), пока его госпожа лежала на спине с закрытыми глазами, погруженная в полумрак. Но ведь сегодня ситуация вовсе не так плоха, или нет?
А Уайти тем не менее действительно плакал. Хотя и с самым стоическим видом, как подобает мужчине: не гримасничая и не моргая. Лишь по щекам катились крупные слезы, выдавая его скорбь.
— Уайти! Что с-случилось?
— Мисс Монро, я вас умоляю. Я не плачу, ничего подобного.
— Ах, Уайти, ну зачем ты врешь?.. Я же вижу, ты плачешь.
— Нет, мисс Монро. Не плачу.
Ох, уж этот Уайти, такой упрямец! Уайти, изумительный, бесстрашный гример. Как давно он начал свои утренние процедуры? Ей никак не удавалось вспомнить. Хотя, наверное, он работает над ней вот уже часа два — об этом свидетельствуют целых шесть чашек горячего черного кофе с растворенными в них обезболивающими и капелькой джина, которые она успела выпить. (Эта привычка появилась у нее еще в Англии, во время съемок другого, столь же несчастливого фильма.) А Уайти успел выпить большую бутылку грейпфрутового сока без сахара (Уайти имел привычку пить прямо из горлышка, при этом у него так смешно дергался кадык). Уайти, который ни разу так и не осмелился спросить у своей госпожи: Мисс Монро, что произошло с вами после той последней поездки в Нью-Йорк в апреле? О, что же с вами там произошло?Уайти был очень тактичен и ожидал такого же отношения к себе со стороны других.
Ловкие пальцы Уайти с зажатыми в них ватными шариками намокли от вяжущих и очистительных средств. Все его смягчающие маски, его щипчики для завивки ресниц и цветные косметические карандаши, его кремы, румяна, пудры делали свое волшебное дело. В то утро он проработал ют уже несколько часов, а в зеркале она видела женщину, лишь отдаленно напоминающую МЭРИЛИН МОНРО. Когда утро выдавалось таким, как это, несчастливым, она просто не могла выйти из дома, не осмеливалась покинуть своего убежища, полутемной спальни. До тех пор, конечно, пока в зеркале не появлялась МЭРИЛИН МОНРО.
Нет, она вовсе не требовала, чтобы эта МЭРИЛИН МОНРО была самим совершенством. Но то должна была быть узнаваемая и респектабельная МЭРИЛИН МОНРО. Женщина, при виде которой какой-нибудь удивленный прохожий на улице или люди на Студии, на съемочной площадке, никак не могли бы сказать: О Господи, неужели это Мэрилин Монро? Прямо не узнать!..
У актрисы поднялась температура, 101 градус по Фаренгейту — наверняка в крови бушует какая-то инфекция. А голова… такое ощущение, будто ее наполнили гелием. Принимает такие сильнодействующие средства, а ее по-прежнему лихорадит. Неужто малярия? Или же она подцепила какую-то редкую болезнь от Президента? (А может, она беременна?) Один из брентвудских врачей сказал, что у нее то ли слишком много, то ли, наоборот, мало каких-то там белых шариков в крови, и она перестала к нему ходить. Она предпочитала психиатров — те никогда ничего не исследовали, а просто выписывали рецепты на таблетки. И их толкование ее проблем носило чисто теоретический характер. Точнее — фрейдистский. А стало быть — совершенно мистический и легендарный.
Такая красивая женщина, как вы, мисс Монро, просто не имеет права, не может быть несчастной. Полагаю, вы понимаете это, я прав?
Два раза на прошлой неделе и три дня подряд на этой Уайти приходилось звонить на Студию, сообщать режиссеру К., что мисс Монро больна и не сможет работать сегодня. В другие дни она приезжала на съемки с опозданием на несколько часов — кашляя, с покрасневшими глазами и насморком. А иногда, сколь ни покажется это странным, сияющей красотой МЭРИЛИН МОНРО.
Сам вид МЭРИЛИН МОНРО, все-таки появившейся на съемочной площадке, приводил всю группу в восторг, люди разражались приветственными возгласами и аплодисментами. Но в последнее время ее чаще всего встречали мертвым молчанием.
К., бывший в Голливуде, что называется, на подхвате, не брезгавший никакой работой, К., презиравший и боявшийся МЭРИЛИН МОНРО, подписался на эту работу, прекрасно осознавая, что его ждет впереди. Но он отчаянно нуждался в деньгах, а потому согласился. И Блондинка Актриса готова была поклясться, что К. просто мстил ей, бесконечно переделывал ее сцены, выбрасывал целые куски из и без того банального и плохонького сценария «Займемся любовью», а просмотры назначал преимущественно на поздний вечер. И всякий раз, когда МЭРИЛИН МОНРО предстояло сняться в очередной сцене, ей вручали новый диалог. И имя ее героини непрерывно менялось — Роксана становилась Филлис, потом превращалась в Квини, потом снова становилась Роксаной. Как-то с характерным тихим смешком Мэрилин она заметила К. (это было, когда они еще разговаривали):
— О Господи! Знаете, на что это больше всего похоже? На нашу долбаную жизнь.
Но сегодня утром в зеркале МЭРИЛИН возникла всего лишь на секунду, мелькнула и тут же исчезла, как ребенок, играющий в прятки. Высунулась, потом спряталась. Взмахнула крылышками и улетела. Она затаилась где-то в стеклянных глубинах этого зеркала, и выманить наружу ее пока что не получалось. И теперь Норма Джин знала, что уже не может доверять своему Волшебному Другу в Зеркале, которого некогда обожала. И бедный Уайти тоже понял это и больше не доверял ей. Уайти, который был куда терпеливее Нормы Джин и гораздо реже приходил в отчаяние.