Блондинки начинают и выигрывают
Шрифт:
Я продолжал сидеть за столом, тупо уставясь на собственные сцепленные в замок руки. И зачем я ввязался в это? Вот теперь сиди и гадай, Кеша ли заделал ребенка безвестной администраторше или нет?
Что-то тревожило меня, не давало покоя… И тот спектакль в достопамятный вечер после новоселья, и упорное нежелание моего приемыша говорить о своем прошлом, и многозначительные намеки Клавдии Митрофановны о «видимом» и «невидимом», о возможности остаться одетым, но в то же время без платья, — все это встревожило меня неожиданно сильно. Сильнее, чем я мог себе позволить. Сильнее, чем об этом стоило тревожиться.
— Ну, Золушка, — ухмыльнулся я,
Я ожидал чего угодно — волнения, отнекиваний, торговли, наконец, тщательного обсуждения гардероба, но только не того, что произошло.
Кеша опустил газету «Коммерсантъ», которой зачитывался в последнее время, и сухо осведомился:
— Я готов. Куда идем?
— Для начала ко мне домой. Жена приревновала меня к телеграфному столбу, то есть к тебе, поэтому придется предъявить твое тело для опознания.
— Как я должен себя вести?
— Разумный вопрос… Ты должен вести себя свободно.
Кеша достал из шифоньера парадно-выходной костюм от Хьюго Босса (точная копия моего), хозяйски оглядел его, смахнул невидимую пушинку. Мимоходом любовно погладил ладонью шикарное пальто с котиковым воротником на вешалке (один к одному с моим)…
— Кстати, рекомендую особенно налегать на лобио, — инструктировал я, — жена приготовит лобио, так что даже если ты его терпеть не можешь, то…
— Обожаю лобио, — произнес Кеша, сосредоточенно подбирая галстук. — Это мое любимое блюдо.
Я удивился, но не слишком. Каких только удивительных совпадений не случается в жизни! Я хочу сказать, вот у вас есть, к примеру, жена, которая превосходно готовит лобио, а потом появляется друг, который, оказывается, это лобио обожает. И все довольны, все смеются. Жена — оттого, что ее стряпня будет пользоваться повышенным спросом на рынке, друг — оттого, что наконец до отвала наестся любимого кушанья. И я останусь в выигрыше, потому что в этом случае все они будут спокойны и счастливы. Жена перестанет ныть, будто я пренебрегаю семьей. Кеша перестанет ныть, что он засиделся в четырех стенах и ему хочется простора, общения и — жениться!
Мы вышли в общий коридор. Из кухни выглянула лохматая голова Валентины в жидких кудерьках. «Красавчик!» — томно выдохнула бурно вздымаемая грудь. Комплимент относился к моему подопечному, но мне было приятно. Пигмалион гордился творением своих гениальных рук. Фея радовалась при виде своей любимицы Золушки в бальном платье. Меня радовал Кеша, самый элегантный из всех московских попрошаек, моя усатая копия.
Старушка Митрофановна встрепенулась на стуле и, вынув пряник изо рта, изрекла, как всегда кстати:
— Отпущаеши на подвиг духовный, аки на ратную брань. И сказал ангел: что ты дивишься, я поведаю тебе тайну жены сей и зверя, носящего ее, имеющего семь голов и десять рогов.
А я задумался: что за тайна у какой-то жены? Уж не настырную ли Валюшку имела в виду старая пророчица? И что за зверь ей привиделся в образе Кеши?
Услышав про зверя с семью головами, Кеша опасливо поежился, но промолчал. Разгадывать ребусы не было времени. Мы погрузились в машину.
Удобно расположившись на сиденье и не выпуская из рук газету «Коммерсантъ», которая недавно стала его любимейшим изданием, мой питомец погрузился в чтение. Когда недавно я поинтересовался, что он там находит интересного, неужели в «Коммерсанте» печатают неприличные анекдоты, Кеша с достоинством — парировал: «Нет, меня интересуют аналитические статьи» — и обидчиво замолчал на целых три дня, отделываясь лишь односложными «да» и «нет». Такой ответ свидетельствовал о серьезной перемене, происшедшей с ним в последнее время. Кеша посерьезнел, возвысился духом —
короче, из гадкого утенка превратился в степенную птицу.Я, правда, считал, что он несколько перегибает палку, строя из себя делового человека, но сказать об этом не решался, предвидя неминуемую обиду и новый бойкот.
— Что пишут? — осведомился я. — Что новенького в мире?
— Меня беспокоит кризис на Ближнем Востоке, — озабоченно нахмурился Кеша. — На фоне спада производства и застоя мировой экономики это может грозить падением цен на нефть.
— Ну и что?
— Как что! Годовой бюджет нашей страны целиком формируется за счет нефтедолларов. Падение доходности бюджета неминуемо сократит и его расходную часть, уменьшатся социальные выплаты и зарплаты бюджетникам. С другой стороны, люди станут покупать меньше товаров — начнется стагнация отечественной экономики. Приходится признать, мы заложники недостатков западной экономической системы, однако, к сожалению, ее достоинства обошли нас стороной.
— Ценное замечание, — ошеломленно проронил я.
— И потом… Не хотелось тебя расстраивать сегодня… Но… В бассейне Амазонки ведется варварская вырубка леса!
— В самом деле? Ты знаешь, я не слишком расстроен.
Кеша бурно возмутился:
— Ну конечно, планета гибнет, надвигается всеобщее потепление климата, а нам на это наплевать! Мы зарываем головы в песок, как страусы, а между тем… — Он не на шутку раскипятился. Глаза его гневно сверкали, а кончики усов подрагивали. — Конечно, нас это не волнует, лишь бы нам зарплату платили.
— Нет, что ты! — заверил я его успокаивающим тоном. — Очень волнует, очень. Это не может не волновать.
Кеша нахохлился, как замерзший воробей на ветке, зарылся носом в пушистый шарф и после минутного молчания заметил уже более спокойно:
— Между прочим, Гана и Нигерия объявили о сокращении в этом году экспорта какао-бобов в связи с неблагоприятными погодными условиями.
— В самом деле? — заметил я, сворачивая в переулок, ведущий к дому.
— Да. Ты представляешь? — Его тон был таким взволнованным, как будто речь шла по меньшей мере о высадке разведывательного корабля марсиан в окрестностях Останкинской телебашни. — А между тем какао-бобы — это важнейшее сырье для производства шоколада. Ты знал об этом?
— Более или менее, — ответил я, паркуясь во дворе. — В общих чертах.
— Если закупить несколько тонн какао-бобов сейчас, когда цены на сырье еще не выросли, и продать их через пару месяцев, когда они возрастут многократно, — произнес Кеша, хлопая дверцей, — можно неплохо заработать.
— Блестящая идея, — согласился я.
— Понимаешь, я читал газету, и тут меня как молнией ударило… А что, если, подумал я…
— Забудь! — небрежно бросил я ему через плечо. — Конечно, меня радует твоя заинтересованность в жгучих проблемах современности, но в данный момент забудь о мировой экономике. В данный момент нас ждет тихий семейный вечер в кругу семьи. Горит огонь в камине, тихо мерцают свечи. Детки играют на ковре, кот дремлет на батарее, хлопотунья-женушка, накормив гостей калорийным ужином, несет альбом семейных фотографий для всеобщего просмотра.
— Да-а, — боязливо протянул Кеша. — А вдруг я ей не понравлюсь?
— Этого и не нужно, — легкомысленно ответил я. — Это лишнее.
Тихой семейной идиллии не получилось. В прихожей до мелочей продуманный интерьер портили чьи-то расхожие боты, потрепанная дубленка цвета детской неожиданности висела на вешалке, еще сохраняя смутные очертания чьего-то (по всей видимости, массивного, как у мастодонта) тела.
— Здрасте, — робко проговорил Кеша, пробираясь в гостиную.