Блуд на крови. Книга вторая

Далее события приняли неожиданный оборот.

ИЗ-ПОД ДУБА

Выехали на Крестовской заставе. Оставив справа Пятницкое кладбище, быстро покатили по хорошо набитой грунтовой дороге. Постоянно попадались люди — небольшими группками или в одиночку — паломники. Они держали путь к Троице-Сергиевой Лавре. Проехав версты две-три, свернули вправо. Миновали большое и древнее село Алексеевское, еще до 1812 года сохранявшее небольшое по размерам, но изящное по отделке здание — любимую вотчину царя Алексея Михайловича.

Наконец, подъехали к краю густого, поросшего сосновым молодняком лесу — Сокольникам.

— Господа хорошие, — командным тоном распорядился Гинкель, — вы помоложе меня, возьмите из багажника лопату и — вперед, топ-топ! Дальше проезда нет. Только не отставайте!

— Да уж постараемся! — весело ответил Рыковский, а Соколов подхватил лопату на небольшой ручке.

— Ермила, встань в тенек, слепней отгоняй от лошадей! — хозяйски распорядился Гинкель. — Я скоро вернусь. — И споро зашагал по узкой тропинке.

Прошли саженей сто. Перед путниками водной рябью блестел пруд. Сыщики сгорали от нетерпенья. Каждый из них думал: «Чем удивит оружейник? Неужто покажет место, где отрывать труп барона? Ну и ловко же мы дело раскрутили. Однако для чего ему нож? Какой бы фортель не выкинул!»

На небольшом возвышении красовался толстенный красавец-дуб, который мог помнить Ивана Калиту. Вот возле этого долгожителя и останс вились путники. Гудели шмели, сладко пахло травами и цветами. В прогалины между толстых и грубо-корявых ветвей виднелось знойное синее! небо. Так хорошо было в мире, так спокойно и чисто дышала природа, что человеческие дела страсти представлялись ненужными и омерзительными.

— Дайте лопату! — сухо сказал Гинкель. Он неторопливо подошел к дубу, внимательно вгляделся в его подножие и стал уже вполне уверенно действовать. Он подцепил большой кусок дерна и, дерн легко отстал от земли. Обнажилась земля — совсем немного, может в пол-аршина квадратных, но с ровными краями.

Сыщики впились лихорадочными взорами этот квадрат. Не спеша, очень осторожно погружая лопату в рыхлую землю, Гинкель начал копать. Вдруг под металлом едва слышно звякнуло. Гинкель наклонился, бережно разгреб ладонями землю и вытащил большой ларец из толстого зеленого стекла.

Соколов и Рыковский стояли как завороженные, боясь шевельнуться, боясь нарушить священную тишину. Им передалось трепетное состоянии человека, которого они подозревали в убийстве.

Гинкель вынул носовой платок, тщательно смахнул с крышки ларца прилипшие комочки земли. Затем он достал из брючного кармана большой перочинный нож, на время поставив ларец на траву. Ножом он начал аккуратно очищать сургуч, которым была заделана щель под крышкой. Наконец, едва касаясь кончиками пальцев чего-то затянутого в темный шелк, он вынул содержимое, развернул его и запечатлел на потаенном предмете долгий нежный поцелуй. Во время всего этого действа Гинкель стоял на коленях.

Потом он неторопливо поднялся с земли, отвернул в сторону лицо, залитое слезами. Тихо произнес:

— Забирайте! Хотя теперь вижу: это — настоящее. Шедевры бывают только подлинными.

Соколов принял в руки увесистое плато из малахита. На нем стояла с задранным вверх жерлом серебрянная пушка, выполнявшая роль резервуара для чернил и отделанная затейливым золотым орнаментом. Платиновая крышка была украшена изумрудами и бриллиантами. Горка ядер, служившая опорой для ручки из золота, была изготовлена из топаза. Края плато выложены изумрудами, перемежавшимися с крупными бриллиантами.

Даже у сыщиков вырвался крик изумления: такая это была красота необыкновенная, что восторгу не могло быть предела.

Показалось, что в эти невероятные мгновения даже лесные птицы прекратили свой бесконечный гвалт.

Соколов с явным сочувствием сказал: — Вы, Егор Александрович, конечно, правы: это вещь настоящая. Извините наши полицейские уловки: мы уговорили Хромова сказать вам неправду — именно сегодня, а в прошлый раз, когда определял подлинность чернильницы, он сказал истину. Но что было делать? Речь идет о жизни человека, занимающего в государстве видное положение. Цель в данном случае оправдывает методы. Ведь так?

Подавленный произошедшим, Гинкель ничего не ответил.

БЕЛАЯ ШЛЯПА

Выждав небольшую паузу, Рыковский решил атаковать:

— Егор Александрович, мы — на пути к истине! И в этом — ваша заслуга. Суд присяжных это, безусловно, учтет при вынесении своего вердикта. Теперь вы обязаны нам оказать помощь в главном, как бы вам не было тяжело. Признайтесь, где находится труп барона?

Гинкель с сожалением посмотрел на сыщика:

— Вы опять несете ахинею? Неужели я мог убить человека? Господь всегда лишает убийцу способности понимать изящное, а именно эта способность рождает настоящего коллекционера.

— Простите, Егор Александрович, — произнес Соколов, — а как же тогда чернильница вновь попала к вам, если вы ее однажды уже продали барону?

Глубоко вздохнув, Гинкель махнул рукой:

— Деваться некуда, расскажу вам все до конца. Барон Годе действительно купил у меня чсрнильницу, и мы распрощались с ним. Но уже вскоре — не могу точно сказать, сколько прошло время, но немного, — как барон вновь пришел ко мне. Он был чуть— чуть взволнован и куда-то торопился. Протянув обратно покупку, попросил: «Егор Александрович, вас не затруднит закрыть у себя в сейфе. Через день, самое большее — два, я вернусь и заберу…»

Я, разумеется, согласился, и не стал расспрашивать о причинах такой просьбы. Но барон, человек скрытный, добавил все же: «Мне предстоит поездка, и я не хотел бы в дорогу брать столь ценную вещь!»

Барон принял от меня расписку: «21 июня 1894 г. я, нижеподписавшийся, принял на хранение от…»

На том мы и расстались. Но уже, если мне не изменяет память, на второй день после этого из Петербурга пришла телеграмма от баронессы Годе: она спрашивала меня о муже. Я ей тут же ответил — сначала телеграммой, а затем письмом. Не желая вмешиваться в дела супругов, о которых даже в Москве ходит немало анекдотов, я словно забыл о вторичном посещении барона и сообщил лишь, что он собирался побыстрее вернуться домой.

— Зачем вы ввели в заблуждение баронессу? Гинкель раздул щеки и тяжело вздохнул:

— От вас-то, разумеется, мне скрывать ничего теперь не приходится. Когда Годе покинул магазин, я посмотрел в окно: в коляске, дожидавшейся барона, сидела очень красивая дама.

— Как дама выглядела? — спросил Соколов. — Постарайтесь припомнить. Это крайне важно. Это светская дама. Или?…

— Увольте, господин сыщик! Какую характеристику личности можно давать, коли видишь даму мельком и на большом расстоянии? Единст-венное, что могу сказать: на даме была белая шляпа с большими полями, а на лицо спущена вуаль.