Блудная дочь

Судья поднял окно и тронулся с места; навстречу ему, повинуясь дистанционному управлению, гостеприимно распахнулись серебристые двери гаража.

Нейв молча провожал его взглядом; вокруг рта его на загорелой коже четко обозначились морщинки.

– О чем он говорил? – повернулся он наконец к Шелби. – Что это за намеки на ненадежных свидетелей?

– О Россе Маккаллуме, должно быть, – пожала плечами она. – Судья страшно зол из-за того, что его выпустили.

– Не води меня за нос.

– И не думаю.

– Твой отец считает, что ты что-то от меня скрываешь.

– Мало ли что он считает.

Нейв, кажется, хотел возразить, но вместо этого взглянул на часы, и озабоченность на его лице стала еще заметнее.

– Ладно, поговорим об этом позже. А пока давай составим список людей, которые могли послать тебе анонимку.

– Уже об этом думаю, – с облегчением откликнулась Шелби.

Именно над этим она ломала голову в самолете. Кто? И почему именно теперь – в те самые дни, когда Росс Маккаллум вышел из тюрьмы?

– Я хотела бы поговорить с твоим другом-детективом.

– Я скажу, чтобы он тебе позвонил.

– Может быть, лучше мне самой ему позвонить? – возразила она.

Нейв заколебался.

– Лучше я ему скажу.

– Ты мне не доверяешь? – с обидой спросила она.

Верно, Шелби. Не доверяю. И не вижу причин, почему должно быть иначе. Он тебе позвонит, обещаю.

Но...

– Как ты сама мне предложила полчаса назад, «ешь и радуйся».

– Да ты настоящий мерзавец! – сердито тряхнув головой, воскликнула Шелби.

– Это уж точно.

– Самый отъявленный негодяй во всем штате!

– Очень может быть. – Нейв сел в машину и завел стартер. – Если тебя это утешит, скажу, что много лет добивался этого титула.

– Иди к черту!

– А я уже там был. – И он сверкнул белозубой улыбкой, от которой весь ее гнев растаял, словно льдинка под лучами техасского солнца. – И не один раз.

Он рванул с места и исчез за поворотом.

Сжимая кулаки, Шелби беспомощно смотрела, как набирает скорость и скрывается за деревьями его старенький «Форд». «Не думай о нем, – говорила она себе. – Просто не думай, не обращай внимания. Смотри на него только как на делового партнера. Ты сильная. Ты сможешь».

Когда Нейв скрылся из виду, Шелби поспешила в дом – в кабинет отца. Много лет назад судья приучил ее не входить сюда без спросу, но теперь ей было наплевать на прежние правила.

Судья Коул сидел за столом, развалившись в кресле и закинув на край стола ноги в ковбойских сапогах; он разговаривал по телефону.

– Неважно! Продай остальных двухлеток, если понадобится, но... – Заметив, что в дверях стоит дочь, он буркнул: – Я перезвоню, – и бросил трубку. —Присаживайся. – Судья указал Шелби на мягкую, обитую кожей кушетку по ту сторону стола и, скрестив руки на груди, сухо поинтересовался: – Хочешь что-то сказать?

– Я понимаю, что бьюсь головой о стену, – заговорила Шелби, – но все-таки хочу дать тебе еще один шанс. Пожалуйста, облегчи жизнь себе и мне. Расскажи все, что знаешь об Элизабет.

– Я все рассказал.

– Где доктор Причарт?

– Ушел на пенсию. Последнее, что я о нем слышал, – удил рыбу где-то во Флориде и подыскивал местечко, чтобы обосноваться там насовсем. Сама знаешь, он всегда мечтал жить в тропиках.

– И он не сказал тебе, кому передал Элизабет?

– Нет, – твердо ответил судья.

– Но ты и не спрашивал, верно?

– По-моему, все это мы уже обсуждали, – вздохнув, произнес судья. – Пора забыть о прошлом, Шелби, и жить дальше. Ты слышала, я разговаривал с управляющим о продаже скота? Так вот, это прямо тебя касается. Я составляю завещание, и, раз уж ты здесь, ты должна знать, о чем там говорится.

– Что? Не говори глупостей, отец! Ты еще сто лет проживешь! И думать не хочу о завещании!

– Но подумать придется, детка, – тихо ответил судья, – я ведь не вечен. – Он открыл ящик стола. – Где-то у меня была копия.

– Не надо! Даже смотреть не хочу!

– Черт, куда же она запропастилась? Ладно, неважно. Знаешь, я хочу позаботиться о некоторых людях – одни на меня работали, другие помогали мне победить на выборах. Еще есть несколько благотворительных фондов в память твоей матери. Черт возьми, да где же она? – Вздохнув, он захлопнул ящик. – Короче говоря, все остальное получаешь ты. Думаю, ты ожидала чего-то подобного – как бы там ни было, ты моя единственная дочь; так вот, теперь ты знаешь точно.

– Мне это неважно, я не хочу об этом слушать.

– Просто выслушай меня, хорошо? – Ей все-таки удалось его зацепить: загорелое лицо и шея побагровели, наливаясь гневом. – Я не хочу, чтобы ты продавала дом, или земли, или... – Холодный взгляд его встретился с ее взглядом. – В завещании сказано, что ты должна жить здесь.

– Что? Папа, что на тебя нашло? – воскликнула Шелби и осеклась, увидев, как просияло его лицо оттого, что впервые за десять лет она назвала его папой.

– Просто полагаю, что ты должна об этом знать.

– Но в Сиэтле у меня своя жизнь.

– Муж?

– Нет, мужа нет.

– Приятель?

– М-м... сейчас нет.

Эти десять лет она, конечно, не прожила монахиней; было и несколько серьезных романов, но последний ее друг переехал в Сан-Франциско, и вот уже несколько месяцев она была свободна.

– Вот видишь. Даже собаки или кошки нет?

– Но у меня там работа, друзья...

– Работать ты можешь и здесь, коли хочешь. У меня денег довольно, чтобы ты могла заниматься всем, что тебе нравится. Друзья у тебя есть и здесь, а захочешь, сможешь завести новых. Не обязательно в Бэд-Лаке – в Сан-Антонио или в Далласе. – Холодные глаза его чуть потеплели. – Знаешь, Шелби, меня тут приглашают на благотворительный банкет в Галвестоне – так вот, мне хотелось бы, чтобы ты поехала со мной. Я представлю тебя своим знакомым. Знаешь, там будет немало мужчин твоего возраста – все вполне приличные люди, и многие из них богаты.

Шелби почувствовала, как во рту собирается горечь.

– Я здесь долго не задержусь, – отрезала она. – Найду Элизабет и уеду.

Судья вздохнул и устремил взгляд в стену.

– Не говори так, девочка моя. Знаю, я совершил немало ошибок. Думаешь, легко мужчине растить ребенка в одиночку? Но я скучал по тебе, милая. Господи, как же я по тебе скучал!

Он моргнул и поспешно отвел глаза. «Что такое, – подумала Шелби. – Неужели собирается заплакать?»

– Знаешь, Шелби, ты – вылитая мать. Видит бог, как мне ее не хватает. Конечно, я был не лучшим на свете мужем, и уж точно не лучшим отцом, но бог мне свидетель, твою мать я любил, как ни одну женщину на свете. А ты знаешь, Шелби, ты всегда была мне бесконечно дорога. Даже тогда, когда бунтовала и твердила, что меня ненавидишь. Можешь верить или не верить, но это так.