Боб
Шрифт:
- Сколько у нас в резерве? – кинулся Шо к вериону.
- Около двух тысяч особей в резервном блоке. Первый – пуст…
- Проклятье! Это крупицы! Моя пятидесятитысячная армия! Где она? И все из-за твоей гадкой девчонки! – накинулся на пленника Шо.
- Не смей, – побагровел Боб и попытался встать, но очередной удар дженейра распорол его кожу, обнажив глубокую рану на темечке, из которой стал струиться туманообразный, медленно испаряющийся на воздухе, дух.
- Что ты наделал? – заскрипел зубами Шо. – Он истекает!
Шо повернулся к замершим слугам, готовым в любой момент оказаться
- Такие раны нельзя излечить на субстрате! Если мы потеряем его, то лишимся возможности узнать код к Вратам! Нужно немедленно изъять его, пока еще функционирующий, мозг!
Дженейры грубо схватили академика и потащили его прочь.
Связанная Гренадерша, находившаяся тут же, запертая в надежной клетке, по-звериному зарычала от боли и беспомощности. Дженейры отшатнулись и понадежнее перехватив свои «мармеладки», направили стволы на обезумевшую от горя верзилу. Не обращая внимания на это молчаливое предупреждение, Гренадерша что есть сил стала бодать прутья, без сожаления разбивая свою голову о холодный безразличный металл.
- Вколите ей снотворное! – с опасением глядел на беснующуюся ловчую Шо. – Иначе она раньше времени уничтожит себя!
- Ее зовут Мэт! – крикнул на прощание Боб. – Мэт! Если ты выживешь… Передай это Катарине!
Шо сосредоточенно молчал. Пауза затянулась уже на две пачки крепких сигарет. Наконец, он устало откинулся на спинку большого кожаного кресла и устало пустил струю дыма под самый потолок.
- Теперь я официально стал отступником, – горько усмехнулся он. – Я уничтожил создателя. Вынул его мозг! Каково?
- Вы бесподобны, мастер, – с особой учтивостью в голосе, поклонился ему верион. – Теперь эти людишки принадлежат вам.
- Мне? – взлетела бровь Шо. – Что с ними делать? Нет, люди мне не нужны. Давай уничтожим поскорее этот унылый субстрат и откроем Врата. Я хочу поскорее поставить Агорию на колени!
- Что будем делать с пленницами? – в полупоклоне спросил верион.
- Пока не трогай.
- Серафим, ты здесь?
- Очень смешно, – вздохнул из глубины подсознания тестер.
Костя немного помолчал, собираясь с мыслями, и, наконец, выдал:
- Я подумал и решил, что остаюсь! В твоем теле… Не хочу в человека переселяться.
- Ты!.. – задохнулся Серафим.
- Делай, как хочешь, думай, что хочешь, но паразитировать в теле премьер-министра! Жить за чужой счет! Не могу! Я себя глистом чувствую!
- А во мне паразитировать, значит, ты согласен?!
- Ну, мы с тобой уже как-то притерлись…
- Эх-х-х ты… - обреченно вздохнул тестер, потерявший последнюю надежду на обретение суверенитета в собственном теле. – Пошли в бар! Я видел тут на средней палубе.
- Я не пью, – открестился Костя.
- Это мое тело! – жутко прохрипел Серафим так, что Хвостову стало не по себе.
- Ну, хорошо, – сдался он. – Джин-тоник. Один.
- Виски. Много!
- Все ящики загружены на борт? – президент еще раз, для устрашения, хорошенько тряхнул какого-то мелкого чиновника за воротник. Он не знал его имени, но и узнавать не торопился – верион ненавидел весь человеческий род и относился к людям крайне враждебно и брезгливо.
-
Все ящики. Все до единого, – затрясся ответственный за транспортировку плодов дженейров, которые еще в гроте были аккуратно рассортированы по своим ячейкам.К погрузке были привлечены даже большие и рослые дженейры, более-менее походившие по внешнему облику на искалеченных землян. Работали они быстро и безотказно, однако эти их неконтролируемые вспышки ярости!.. Загрызли семерых людишек, поставленных вместе с ними на погрузку… Благо без особого шума.
Но вериону пришлось лично проковырять отобранным «грузчикам» череп и немного «проветрить мозги» для того, чтобы они были поспокойнее. А иначе… Непресеченный гнев запустит процесс вызревания в плодах еще не родившихся дженейров. Лучше об этом не размышлять – Шо и так не в себе.
– А если потеряет последних младенцев…
Губы президента скривились в презрительной ухмылке.
«А хозяин не так уж и силен духом. Такая мелочь – извел врага, а до сих пор вздыхает. Может быть и ему пора выпотрошить мозги? Для проветривания. А то, чувствуется, плесневеть начали».
«Костик!».
- Сима!
«А я говорю – Костюшечка!».
- Серафимушка! – хлопнул кулаком по барной стойке Костя, только что осиливший восьмой бокал виски.
Находившиеся рядом посетители почему-то с крайним недружелюбием косились на него, что рождало в Хвостове праведный гнев и желание разобраться со всеми сразу.
- Имею право! – пьяно скривился Костя и отмахнулся от протянутой барменом салфетки. То, что его рукав украшала порция «Кровавой Мэри», Хвостова интересовало мало.
Насчет «имею право» Костя жестоко ошибался. Ведь с момента возвращения на борт президентского пула во главе с Самим, для персонала на лайнере действовал традиционный негласный «закон предельного послушания». И он наступил. Совсем недавно, но наступил!
Костя еще раз обвел собравшихся сокососов и кофехлебов презирающе-полуприкрытыми сумасшедшими глазами, после чего бравируя вскинул над головой девятый бокал с виски:
- За голоса в наших головах! Они – хорошие ребята! Ик!
- Проветрите его, – послышался чей-то голос и Хвостов очутился снаружи.
Костя пьяненько огляделся и попытался сфокусироваться на горизонте, который, как у плохого фотографа, то и дело пытался завалиться набок. Хвостова замутило и он, схватившись за поручни борта, повис над океаном и зло плюнул в пролетавшую над водой чайку.
- Как же ты меня уже достала чужбинушка! – громко излил душу начинающий пьяница и повернулся, буквально затылком почувствовав, что за ним кто-то пристально наблюдает.
- Я тоже не в восторге. День-второй еще можно погостить. Но эти печеные ананасы на завтрак-ужин! Гадость! – верион стоял поодаль в компании двух больших насупившихся телохранителей. – Ты куда пропал?
- Я? – попытался проморгаться Костя, как-будто это могло хоть на каплю привести его в чувства. – Сам не знаю. Дедушка мне лучом в лоб залепил, а потом я среди флагов очутился.
«Молчи!», - саданул изнутри Серафим.
- Взять! – приказал верион.
«Прекрати заплетать мне ноги!», – заплетающимся языком попросил Серафим.