Бочка но-шпы и ложка яда
Шрифт:
— Сказал, что влюбился в тебя с первого взгляда, а сегодня вы стали близки, и он считает, что мое присутствие здесь…
— Большое ему спасибо, — прошипела я сквозь зубы. — Тебе вовсе ни к чему уезжать.
— Нет, я уеду. Я, собственно, никогда не рассчитывала, что он.., у него ко мне ничего не было. Я даже думаю, он уговорил меня написать это письмо, чтобы познакомиться с тобой. Возможно, вы где-то встречались раньше, только ты не помнишь. — «Помню, еще как помню», — хотелось ответить мне, но я благоразумно промолчала. — Он о тебе постоянно расспрашивал и вообще ни о чем
«Это вряд ли», — со вздохом подумала я и пошла помогать ей укладывать вещи, для приличия еще несколько раз предложив ей остаться. Наталья вызвала такси, и Ирина уехала, ни с кем более не прощаясь.
Я направилась в комнату Павла, но там его не застала.
Оказалось, он в компании Валентины и Марины отдыхает в саду.
— Павел Андреевич, — ласково позвала я. — Ирочка только что уехала.
— Да, я знаю. Ей позвонили: кажется, мать приболела.
Валентина с Мариной быстро переглянулись и со сладкими улыбочками уставились на нас. Только этого не хватало.
— Идемте со мной, — решительно сказала я. Он поднялся и с готовностью последовал за мной. — Какого черта… — начала я, удалившись на приличное расстояние от любопытных дам.
— Не понял.
— Все ты прекрасно понял. Если кому-то и следовало уехать, так это тебе.
— Даже не думай.
— Ах ну да, конечно. Ты намерен дождаться торжественного снятия скальпа. А что ты ей наболтал о любви с первого взгляда?
— Со второго, — поправил он. — С первого ты мне совсем не понравилась. Я поступил как порядочный человек, ты не находишь? На самом деле, — заговорил он серьезно, — меня беспокоит пропажа яда. Как бы бедную женщину не отравили в этом серпентарии.
Признаться, я лишилась дара речи, стояла и хлопала глазами, но в конце концов нашла в себе силы сообщить:
— Банку нашли.
— Да? И пока все живы?
— Вынуждена заметить, что это плохая шутка.
В этот момент я вспомнила о звонке в прокуратуру и подумала: стоит ли сообщить Аркадию Витальевичу о нашедшейся банке или нет? В конце концов пришла к выводу, что стоит, и отправилась к телефону. В кухне Роза болтала с сиделкой.
— Как себя чувствует Сусанна? — спросила я.
— Все пытается что-то сказать и злится. Просто беда. У старушки тяжелый характер. Вы бы мне на смену кого-нибудь пригласили, она ведь Николая Чудотворца на грех наведет.
— Софья Андреевна постарается решить этот вопрос, — вздохнула я, справедливо полагая, что долго Сусанну никто не выдержит. Но это было не последним испытанием для моих нервов в то утро.
— Лариса Сергеевна, — услышала я и, обернувшись, увидела Ольгу. Сложив на груди руки, она смотрела на меня с вызовом, точно уличила в мошенничестве. — По-моему, он не в себе и собирается уезжать.
— Кто? — разозлилась я.
— Макс, разумеется.
Бедный мальчик, я о нем совсем забыла.
— Где он?
— В своей комнате.
Я отправилась туда, заливаясь краской при одной только мысли, что придется посмотреть в глаза несчастному ребенку.
Дверь в его комнату была приоткрыта. Макс с унылым видом бросал свои вещи в чемодан, который лежал
на кровати.— Ты уезжаешь? — спросила я, от волнения начав заикаться.
— Да.., дела. Я, собственно… — Он отвел глаза, сел напротив и стал разглядывать свои руки. — Я совершенно не поэтому, просто у меня действительно дела.
Пока я размышляла, что лучше сделать, уйти или попытаться поговорить с ним, он поднял голову и вдруг заплакал.
— Ты всегда считала меня ребенком, — произнес он с душевной мукой.
— Макс, — промямлила я и тоже зарыдала.
— Очень трогательно, — буркнула Ольга и с досадой хлопнула дверью.
Разумеется, Макс никуда не уехал. Мы трижды просили друг у друга прощения, обнялись, поплакали, он обещал видеть во мне старшую сестру, а я в нем лучшего друга. Роза принесла нам чаю, и мы вроде бы успокоились. Но смотрел он на меня по-прежнему с мукой, и я некстати подумала: «Надо срочно выходить замуж, Софья права».
Макс отправился искать Ольгу, а я в сад, где к Марине, Павлу и Валентине присоединилась Софья.
Она взглянула на меня с беспокойством, а Павел с усмешкой. Они вели какой-то нудный литературный спор, и я подумала, что смогу, невнятно мыча время от времени, предаться собственным размышлениям.
— Лариса, — обратилась ко мне Серова. — Борис ведь, кажется, работал на компьютере?
— Да, — кивнула я с готовностью, теряясь в догадках, зачем спрашивать о том, что ей и так хорошо известно.
— Я кое-что нашла в его бумагах, — осчастливила Валентина и полезла в сумку, которую вечно таскала с собой. Сумка больше напоминала торбу, и при желании в нее можно было запихнуть саму Валентину. Таковое желание у меня и возникло, как только она извлекла из сумки тетрадь и протянула ее мне. Обычная тетрадь в девяносто шесть листов, исписанная безобразным почерком, который и понять-то невозможно.
— Что это? — нахмурилась я.
— По-моему, часть его романа «Дети огня». Но почерк точно не Бориса.
Мы с Софьей быстро переглянулись.
— Это мой почерк, — с улыбкой сказала Софья. — Борис в то время был болен и не мог сидеть за рабочим столом. Я помню, как он лежал в кресле на веранде и диктовал мне эти бессмертные строки. — Она прикрыла глаза и добавила с чувством:
— Вот тогда я осознала, что он гений.
Все замерли, наблюдая за Софьей, слезинка скатилась по ее щеке, оставив на ней мокрую бороздку.
Софья вздохнула и заметила с печалью:
— Мне так его не хватает.
— Эта ужасная потеря для всех нас, — тут же влезла Скворцова, скорбно кивая.
— Тетрадочку дайте сюда, — без перехода сказала Софья и взяла из рук Серовой тетрадь. — Она дорога мне как память о тех светлых мгновениях.
Серова сидела с постной миной и вроде бы терялась в догадках, что сказать, вещь прямо-таки фантастическая, обычно недостатка в словах у нее не было.
— Пойду распоряжусь подать чаю, — улыбаясь во весь рот, возвестила я, Скворцова припустилась за мной.
— Какого черта ты позволила этой грымзе копаться в архиве? — зашипела она, как только мы удалились на почтительное расстояние.