Бочка но-шпы и ложка яда

— Понимаю, — кивнула я и продолжила:

— Я все думаю о но-шпе. Об этом пузырьке с номером телефона Татьяны. Что-то в этом есть.

— Ну… А что есть?

— Не знаю. Позвони-ка Татьяне и попроси ее приехать.

* * *

Татьяна, несмотря на занятость, приехала на следующий день часов в одиннадцать утра. Выглядела она слегка растерянной, но держалась молодцом.

— Знаешь, я ее всегда недолюбливала, — заметила она с печалью, имея в виду Крысю. — А теперь чувствую себя ужасно виноватой.

— Я тоже, — кивнула я.

— О чем ты хотела поговорить? — тряхнув головой, сменила тему Татьяна.

— Скажи, пожалуйста, ты никогда не виделась с Игорем раньше, до его встречи с Кристиной?

— Нет, — удивилась она.

— Ты в этом абсолютно уверена?

— Конечно. Почему ты спрашиваешь?

Я рассказала ей о баночке с но-шпой с ее телефонным номером и странным поведением Игоря.

— Действительно, странно, — пожала она плечами. — Кстати, несколько месяцев назад мне вдруг позвонил неизвестный. Грозил большими неприятностями. Сказал, что пришла пора расплачиваться за грехи.

— А что за грехи, не пояснил?

— Нет. Предпочел неясные намеки. Это может быть как-то связано?

— Вполне, — кивнула я. — А много у тебя грехов? — спросила я с улыбкой.

— Как у всех: предостаточно.

— И об одном из них знал Хоботов?

— Так вот ты о чем. Тебе рассказал Артемьев?

— Я знаю, что Хоботову Борис указал на дверь и это как-то связано с тобой.

— В юности я сделала ошибку. Хоботов каким-то образом пронюхал об этом. Говорить Борису в глаза гадости о его жене не решался, но написал письмо. Это был откровенный шантаж. Борис в то время рассчитывал получить место главного редактора в одном журнале, для него это было очень важно. Ты же знаешь, как тогда обстояли его дела. Хоботов тоже рассчитывал на это место. Борис не показал мне письмо, но устроил допрос. А убедившись, что в письме правда, отказался от места главного редактора, а Хоботова выгнал. Уверена, это письмо все еще в его бумагах, он же никогда ничего не выбрасывал.

Просто мания какая-то.

— Ты употребляла наркотики? — решилась спросить я, вспомнив, что Софья говорила мне о клинике. Мой вопрос Татьяну очень удивил.

— Наркотики? Господь с тобой. Я их никогда в глаза не видела.

— Что тогда?

Татьяна вздохнула:

— Менты все равно докопаются… А если письмо все еще в архиве Бориса, ты и без меня узнаешь… На втором курсе я родила ребенка и оставила его в роддоме. Наверное, я не очень хороший человек. Я училась в институте, жила в общежитии, а еще боялась, что родители.., отец у меня был очень строгим, а тут ребенок, и его папаша не желал признавать его своим. Что бы я делала одна с ребенком? Впрочем, это пустые оправдания. Просто я никудышная мать. Кристину с Максом тебе сбагрила… Во времена студенчества я дружила со своей сокурсницей, которая через три года стала женой Хоботова. Прожили вместе они недолго, но, наверное, она не удержалась и поведала ему об этой истории. Я-то надеялась, что об этом никто не узнает, взяла академотпуск, пока еще живот не бросался в глаза, и уехала в другой город, подруга туда ко мне приезжала. В такое время человек остро нуждается в сочувствии… Так что свою тайну сохранить я не сумела.

— Это был мальчик или девочка? — спросила я.

— Мальчик.

— И что с ним стало потом?

— Понятия не имею. Никогда не интересовалась. И не хочу. Что мы можем сказать друг другу через столько лет? Надеюсь, ему все-таки повезло в жизни.

— А ты не думаешь, что звонок неизвестного мог быть как-то связан с теми событиями?

Татьяна задумалась, потом пожала плечами:

— Скорее всего, ты права. Кстати, это могла быть Кристина, то есть звонила не она, но.., несколько раз она делала мне странные намеки. Возможно, она рылась в отцовском архиве, надеясь найти там что-нибудь полезное, и обнаружила письмо. Ну вот, теперь ты все знаешь, давай этой темы больше не касаться.

Я проводила ее до машины, а вернувшись, застала в своей комнате Софью с кипой бумаг на столе.

— Татьяна уехала? — спросила она.

— Да.

— Удалось что-нибудь узнать?

— Не было никакой клиники для наркоманов.

Она родила мальчика и оставила его в роддоме. Хоботов узнал об этом…

— У меня тоже есть новости. Прежде всего, никакого письма от Хоботова в архиве Артемьева я не нашла. Если учесть, как трогательно он хранил всякий хлам, логично предположить, что кто-то нашел письмо раньше нас. Хотя Артемьев мог проявить благородство и письмо уничтожить, чтобы никто не узнал тайну его жены. Но в его благородстве я здорово сомневаюсь. Теперь то, что касается Игоря. Вот, взгляни. Его семья переехала в наш город семнадцать лет назад, до этого они жили в городе Отрадном.

— Там, где находилась та самая клиника?

— Тогда эта была районная больница, а при ней роддом. А мать Игоря работала воспитателем в детском доме в том же Отрадном.

— Боже мой… — пробормотала я.

— Заболевание желудка передается по наследству? — спросила Софья. — Это я к тому, что —Татьяна тоже постоянно таскает с собой но-шпу. Думаю, стоит съездить в этот городишко и разобраться во всем на месте.

Сами мы никуда не поехали, а поручили это дело специалистам. Два сыщика из частного агентства провели большую работу, и вскоре мы узнали следующее. Игорь Чемезов был усыновлен своей воспитательницей и ее мужем в возрасте восьми лет.

После этого семья сменила место жительства. Узнав о том, что Чемезов погиб, директор детского дома, который бессменно руководил им двадцать пять лет, разговорился: оказывается, лет десять назад в детский дом наведался некий господин, который проявлял повышенный интерес к судьбе мальчика. По описанию господин был весьма похож на Хоботова.

Директор сообщил ему, что мальчик усыновлен, назвать его новую фамилию наотрез отказался. Однако допускал возможность, что кто-то из персонала фамилию все-таки сообщил. С какой целью Хоботов разыскивал ребенка, догадаться не трудно, а вот все остальное…

Свет на эту историю мог пролить давний друг Чемезова Виктор Краснов. Именно по этой причине вечером в пятницу в нашем доме появился симпатичный молодой человек, которого пригласила по телефону Софья. Он представился, устроился в кресле и взглянул на меня, ожидая вопроса.

— Вы хорошо знали Игоря?

— Мы дружили. Я бы никогда не приехал сюда, и тем более ничего не стал бы рассказывать в милиции. Но он погиб, и теперь все это уже не имеет значения.

— Игорь знал, что родители его усыновили?

— Конечно. Ему же было восемь лет. В детстве ему здорово досталось. Сначала детский дом, потом папаша. Он запойный был, на работе передовик, а дома изверг. Мать колотил смертным боем, и Гоше доставалось. Попрекал, конечно, звал нахлебником и ублюдком. А у Гоши была идея фикс — найти свою мать. Он не раз говорил: мне бы только ей в глаза взглянуть. Он, знаете ли, упертый был, хотел выбраться из того дерьма, куда жизнь загнала его по факту рождения. Хорошо учился, в институт поступил, и все вроде нормально складывалось, но его идея… Короче, она не давала ему покоя. Потом погибли родители. Папаша сел за руль с большого перепоя и угробил и себя, и жену. Игорь перерыл все документы, надеялся хоть что-то узнать о матери. И вот тут появился один тип.

— Хоботов? — спросила я.

— Точно. Хоботов. И сказал, что мамаша его жива-здорова и не бедствует. Даже напротив, популярный писатель, инженер человеческих душ. Думаю, если бы она оказалась алкоголичкой, ему бы легче было.

А тут.., известный человек, семья, дети, а он все это время…

— Он хотел отомстить?

— Вполне естественно. Разве нет?

— Не знаю, — покачала я головой. — Игорь собирался ее шантажировать?

— Может, у него и была такая мысль. Но потом.., понимаете, он не мог простить ей своего детства. Ее дети имели все: семью, деньги, родительскую любовь, а он не имел ничего, хотя тоже был ее сыном.