Боевой амулет

Стараясь скрасить ожидание, он занялся хозяйственными делами. Благо проблем в ветшающем хозяйстве тети Веры хватало. Да и за постой следовало отблагодарить. Понимая, что никаких денег за ночлег и еду сердобольная хозяйка не возьмет, Верещагин с обстоятельностью настоящего мужика осмотрел двор, определил недостатки, требующие незамедлительного ремонта, и принялся за работу.

Инструмент, оставшийся в наследство от старого солдата, хоть и был не новым, но содержался в полном порядке. А для каждого мужчины, у которого руки растут из нужных мест, работа с хорошим инструментом является лучшим лекарством от хандры и прекрасным тонизирующим средством.

Начал Верещагин с покосившейся калитки, на которой перевесил и смазал петли. Следующим этапом он наметил пруд, собираясь укрепить осыпавшиеся бортики. Для этой цели он сколотил и установил опалубку, которую следовало наполнить мелкими камушками и залить раствором. Пруд, в котором отражалось полуденное солнце, иногда оживал. Выпрыгивающие из воды рыбы били хвостами по водной глади, подернутой по углам зеленоватой ряской. Тогда вода покрывалась рябью, а отраженное солнце раскалывалось на сотни янтарных кусочков и разбегалось по краям водоема.

Верещагин ловил себя на мысли, что больше любит смотреть на воду, чем на огонь. Хотя психологи утверждают, что нет ничего более успокаивающего, чем наблюдать за потрескивающими в костре ли, в камине, или в простой русской печи поленьями. Но капитан слишком часто видел другой огонь. Огонь, в котором полыхали подбитые бэтээры и раскуроченные выстрелом из гранатомета наливники. Огонь, накрывающий заблокированные в глухих ущельях колонны. Огонь автоматных очередей и разрывов минометных мин. Нет, определенно, Верещагин больше любил смотреть на воду, отражающую блики солнца.

Звонок, которого он так ждал, застал Верещагина у рукотворного пруда. Выскочившая из дома тетя Вера, заполошно взмахнув руками, пронзительно заголосила:

– Беги быстрее! Из самовой Москвы звонят…

Взяв с места в карьер, Верещагин стрелой понесся к дому. Хозяйка едва успела отступить, пропуская капитана внутрь. Добравшись до телефона, Верещагин прижал эбонитовую трубку к уху.

– Привет, Серафим, – слегка запыхавшись, выдохнул он.

В трубке мерно пророкотал басок владельца охранного агентства «Легион»:

– Здорово, Таможенник.

– Новости есть? – Верещагин от нетерпения переступал с ноги на ногу.

Лесной невыразительным тоном произнес:

– Не гони. Доложу все по порядку. В госпитале я был. Разговаривал с врачами, с сестричками и с самой пациенткой. Девчонку лишними вопросами не напрягал. Так, понес всякую лабуду, в которой и сам потом запутался. Сначала ляпнул, что пришел по просьбе родственников, а каких, объяснить не смог. Девчонка, кажется, подумала, что я из ФСБ. С ними плотно ребята из этой конторы работают. Выуживают всяческие детали о теракте. Лично мне с трудом удалось в палату пробраться. Пришлось напрячь солидных людей.

Чувствовалось, что Лесному хотелось, чтобы друг оценил его старания.

Верещагин засмеялся:

– Ты в любую дырку пролезешь. И наглости тебе не занимать. Настоящий столичный житель. Вы ведь в Москве все такие крученые. Все спешите, дела проворачиваете.

Далекий собеседник коротко хохотнул:

– Это не мы такие. Жизнь такая. – Затем голос Серафима стал серьезным. – Короче. К девчонке никто не приезжал. Не было ее ухажера в госпитале.

– Точно?

– Точнее не бывает. Я всех опросил. Дежурных сестер, врачей. Госпиталь ведь не районная больничка. Режимный объект. Тут народ просто так не шастает.

Верещагин машинально отозвался, переваривая не слишком обнадеживающую новость:

– Разумеется.

Все возвращалось на круги своя. Плескачев в Москве не появлялся. Значит, его следы терялись где-то здесь, в Моздоке. Это не усложняло и не облегчало задачу поиска пропавшего сержанта. Следствие не продвинулось ни на сантиметр. И это более всего угнетало капитана.

Почувствовав перемену в настроении друга, Лесной замолчал. Но через секунду, стараясь хоть как-то приободрить приятеля, он бодро затараторил:

– Слышишь, а девчонка-то молодцом держится. Уже две операции перенесла. Врачи говорят, что поставят на ноги. Только подлечиться надо и нервы держать в порядке. Не раскисать. Я тут кое-какую передачку ей сварганил. Апельсины, соки, йогурты там разные. Моя очередная подруга как узнала, кого навещать еду, вся обрыдалась и мешок всякой ботвы в магазине прикупила. Журналов всяких бабских приволок. Они это дело любят. В следующий раз романов про любовь принесу. В общем, присмотрю за девчонкой. Так что насчет нее не беспокойся. Не оставлю.

Верещагин не был сентиментальным. Не отличался особой чувствительностью и его друг. Но в словах Серафима сквозило не деланое участие, а настоящее сочувствие к незнакомому человеку. Теперь было понятно, что Лесной не оставит девушку наедине с бедой.

Слегка запнувшись, капитан сказал:

– Спасибо тебе, Серафим.

Услышав предательски дрогнувший голос собеседника, Лесной смущенно откликнулся:

– О чем речь.

Вспомнив слова тети Веры о том, что при взрыве пострадала внешность девушки, Верещагин спросил:

– А что у нее с лицом?

Лесной был готов к этому вопросу:

– Посекло малек осколками. Но ты не беспокойся. У меня есть в заначке классный специалист по пластической хирургии. Правда, гребет немерено за операции. Делает новые вывески старым сукам. Подтяжки там всякие. Увеличения бюста и прочее. Одним словом, из замшелой Бабы яги может куколку Барби слепить. Только бабок отмусолить надо как положено.

Капитан вздохнул, окидывая взглядом скромное жилище тети Веры:

– С деньгами как раз могут быть проблемы.

На что Лесной авторитетно пообещал:

– Этим не грузись. Поставим девчонку на ноги и лицом займемся. Если понадобится, я спонсоров найду. Объясню, что надо помогать людям, пострадавшим на войне. И на хирурга насяду. Никуда он не денется. Сделает макияж твоей знакомой по льготному тарифу. Не все же ему наводить лоск на дур, которые с жиру бесятся.

На этой оптимистической ноте разговор подошел к концу. Точнее, Верещагин сам оборвал его, потому что вертевшаяся рядом хозяйка дома уже вся извелась, ожидая новостей о здоровье племянницы и о ее пропавшем ухажере.