Боевые маршруты
Шрифт:
Однажды во время перекура Валерий Чкалов рассказал о любопытном эксперименте, проделанном им на истребителе.
– Когда выводишь самолет на петлю и увидишь горизонт - отдай ручку от себя и ты почувствуешь удивительно приятное ощущение, - с жаром говорил он. Фигуру эту я окрестил "колокол".
Меня заинтересовал эксперимент Чкалова, и я решил повторить его. Штурману Коровину я, конечно, не сказал о своем намерении: боялся, будет возражать. Полетели в зону номер 2, которая находилась над Октябрьским Полем (тогда это был пустырь).
И вот я решаюсь на самолете Р-1 испробовать то, что Чкалов проделал на истребителе.
Представляю состояние штурмана. Катастрофа казалась неминуемой. Лишь в каких-то тридцати метрах от земли машина как бы нехотя стала занимать горизонтальное положение и с ревом пронеслась над кучами мусора. От сердца отлегло. Я смахнул с лица холодный пот, потянул штурвал на себя, набрал нужную высоту и взял курс на аэродром.
– Дура, - обругал меня Чкалов, когда я рассказал ему об этом, едва не ставшем роковым полете.
– Разве можно рисковать? Я тебе говорил об истребителе, а ты чего удумал? Да и высота требуется не ниже трех с половиной тысяч, а ты и до двух не дотянул.
Полет этот я запомнил на всю жизнь. Чкалов был куда опытнее меня, и если он решался на какой-то эксперимент, то выполнял его со строгим расчетом. А я об этом не подумал.
С тех пор мы с Валерием стали большими друзьями. И если он делился с нами, молодыми пилотами, какими-то соображениями о новых пилотажных фигурах, то тут же по-товарищески предупреждал, что можно делать, а чего нельзя.
Однажды подходит ко мне Витя Муравьев, такой же молодой инструктор, как и я. Вид у него растерянный, шлем сдвинут на глаза.
– Что делать?
– спрашивает.
– Только что был у командира отряда. Тот сказал: "Будешь проверять технику пилотирования Чкалова".
– Чкалова?
– невольно вырвалось у меня. Такой признанный пилот-новатор, и вдруг его будет проверять вчерашний безусый курсант. Как потом выяснилось, Чкалов допустил в воздухе очередное "художество", его на время отстранили от полетов, и вот сейчас, после перерыва, лететь с ним поручили Вите Муравьеву. Я понимал состояние товарища, но не мог посоветовать ему ничего вразумительного.
А в это время к нам уже подходил своей медвежьей, вразвалочку, походкой сам Чкалов. Положил тяжелую ручищу на узенькое плечико Вити Муравьева и этак добродушно говорит:
– Ну что, полетели?
Витя еще более растерялся, посмотрел страдальчески на меня, будто прося защиты, и молча направился к стоявшему неподалеку самолету.
Когда они приземлились, Чкалов, улыбаясь, посоветовал Вите:
– Ставь за полет "тройку".
– Почему "тройку"?
– воспротивился Муравьев.
– Вы же, Валерий Павлович, пилотировали отменно.
– А ты слушай, что тебе старшие говорят. "Тройку", и ни на балл больше. Так надо. Понял?
С Витей мы потом долго смеялись над очередной незлобивой выходкой Чкалова. А Вите с тех пор Валерии Павлович, как старший, оказывал особые знаки внимания.
Начальником Центрального аэродрома имени Фрунзе много лет работал Зиновий Николаевич Райвичер, старейший летчик, награжденный в гражданскую войну двумя орденами Красного Знамени. Он любил порядок и строго взыскивал с тех, кто нарушал его. Райвичеру подчинялись
все летные части, находившиеся на аэродроме. Без централизованной, сосредоточенной в одних руках власти тут нельзя было обойтись.Однажды меня и Георгия Байдукова назначили руководить полетами. Он ответственный от научно-исследовательского института, а я - его помощник от академии.
На дворе трескучий мороз, метет поземка и ветер пронизывает до костей. Тогда ведь не было теплых стартовых домиков, как сейчас. Руководитель полетов, стартер, финишер стояли открыто, на семи ветрах и дирижировали самолетами не с помощью радио, а флажками, голосом, а то и просто руками.
Когда в полетах наступила пауза, Байдуков и говорит:
– Поди погрейся. Надо будет - позову.
Ушел я в домик, наслаждаюсь теплом. Проходит час, а может и больше, никто не вызывает. Меня начинает одолевать беспокойство. Прихожу на старт, спрашиваю у механика:
– Где Байдуков?
– Байдукова вызвали, и он куда-то уехал.
Пришлось взять на себя роль руководителя полетов. Приближался вечер. Плановая таблица была выполнена, и я закрыл полеты. Но, не успел дойти до домика - слышу вверху, в стороне гудит самолет. В это время пошел снег, и рассмотреть приближающуюся машину было невозможно. Я тут же бегом возвратился и приказал выложить посадочный знак. Самолет приземлился, но мне все равно дали взбучку за то, что раньше времени ушел со старта.
Одним из отрядов авиационной бригады командовал Фегерваре - венгр по национальности. Был он худощав, всегда ровен и вежлив в обращении. Небольшой акцент, с которым Фегерваре произносил слова, придавал его речи особую привлекательность.
Дело было летом, стояли мы в лагерях под Серпуховом у деревни Липецы. Подходит как-то к нему миловидная молодая женщина и чуть не со слезами на глазах умоляет:
– Ну научите меня летать. Ну, пожалуйста...
– Не могу я этого сделать, уважаемая. Не могу. Авиация боевая, а вы хотите, чтобы я посадил в самолет женщину, - отбивался от нее Фегерваре.
– Я все это понимаю, - не унималась она.
– Но сделайте исключение, прошу вас.
Это была ныне всем известная летчица Валентина Гризодубова.
– Ну что мне с вами делать?
– искренне сожалел Фегерваре.
– Узнает начальство - не сдобровать.
В конце концов командир отряда сдался и разрешил после основных полетов провезти Валентину на По-2. Она оказалась на редкость способной, быстро переняла приемы управления самолетом, уверенно взлетала и садилась. Вскоре ее выпустили самостоятельно и порекомендовали продолжить учебу в одном из подразделений ГВФ. Туда же, в ГВФ, за какую-то очередную провинность на время откомандировали и В.П. Чкалова. Он возил там парашютистов и принял живейшее участие в устройстве летной судьбы Вали Гризодубовой.
В мае 1932 года состоялся воздушный парад. В нем участвовала и наша авиабригада. Прошел он успешно. В небе Москвы промчались самолеты разного назначения - истребители, легкие и тяжелые бомбардировщики, разведчики. Авиационные заводы, построенные в годы индустриализации страны, выпускали уже отличные по тому времени машины.
Участников парада пригласили в Кремль. На встречу пришли члены Политбюро во главе с И. В. Сталиным. Сталин высоко отозвался о мастерстве летчиков и штурманов, много теплых слов сказал об авиации вообще.