Боевые животные

Я видел столкновения пикадора с быком буквально в трех шагах от себя. Человек был бледен, как смерть, и, протыкая пикой холку быка, рычал не хуже зверя. Говорят, что зрители не очень-то любят этот акт схватки. Раньше, когда лошадь и пикадор были не защищены, дело обычно кончалось тем, что бык выпускал кишки лошади и ее уносили с арены. Теперь эта стычка стала безопасной для пикадора и коня, и потому она меньше нравится публике.

Наконец наступает последний акт представления. Появляется матадор, главный участник корриды. В его руках — мулета. Он снимает черную бархатную треугольную шляпу и кланяется — вначале президенту, затем тем, кому он посвящает корриду, чаще всего женщине или знатному гостю.

Последняя игра с быком. Весь ее смысл в том, чтобы пропустить быка как можно ближе у своего тела. Бык почти касается рогами человека и все же проскакивает мимо. Тогда восхищенная публика дружно восклицает: «О-ле! О-ле!» Раздаются звуки самодеятельных оркестров, звучат трубы, фанфары, рожки.

Когда же матадор проявляет робость или — чего боже упаси! — страх, поднимается невообразимый шум среди публики, свистки, крики. Матадор стоит как оплеванный под градом насмешек. Публика требует смелости, риска, изящества в борьбе. Слабости не прощают. Неудивительно, что знаменитые матадоры, как правило, имеют десятки ранений, преимущественно в живот.

И вот поступает команда убить быка. Это кульминационный пункт представления. Медленным шагом матадор подходит к ограде и меняет мулету на боевую шпагу. Потом направляется к быку, становится напротив и, прежде чем нанести удар, должен ждать момента, когда бык опустит голову. Бык устал — от потери крови, которая потоками течет из многочисленных ран, от напряжения борьбы, от непомерного возбуждения. Он стоит против матадора, опустив голову, и смотрит бессмысленным, тяжелым, затуманенным взглядом, ожидая своей участи. Но он еще не сдался, он не повержен. Он продолжает борьбу до последнего вздоха.

В этот момент матадор собирает всю свою волю, все силы, он напряжен, как струна. Величайшее искусство состоит в том, чтобы убить быка с одного удара. Надо попасть шпагой куда-то между четвертым и пятым позвонком, в кружок размером немногим больше пятака. Это дается только самым большим мастерам.

Я видел две корриды. Было убито шестнадцать быков, и только два животных пало с первого удара. Это сделал в Памплоне один из знаменитых тореро, Ордоньес. Он привел всех в восхищение: сколько изящества и красоты, какая уверенность, какие позы! Он торировал без ботинок, в чулках — видимо, род своеобразного шика, и был очень хорош на всех этапах борьбы.

Вот он остановился перед быком, приподнялся на носки и нанес сильный удар, загнав шпагу по самую рукоятку. После этого он отвернулся, отошел в сторону, не глядя на быка, и стал ждать в гордой позе, всем своим видом демонстрируя полную уверенность в победе. Действительно, бык постоял несколько мгновений и вдруг повалился на передние ноги, а затем на бок. Но и это еще не все. По указанию президента наносится удар милосердия — в мозжечок кинжалом — это делает один из участников представления. Последняя конвульсия — и бык мертв. В этот момент толпа взрывается восторженными воплями. Она требует награды для удачливого матадора. Фактически судья состязания — вся толпа, и жюри выполняет ее приговор. Высшая награда — два уха и хвост быка — присуждена за безукоризненную работу на всех этапах.

Матадор, заслуживший награду, делает круг почета. Он гордо несет свой приз и, как правило, бросает его к ногам женщины, которой посвятил корриду.

Круг почета может получить и поверженный бык, если он мужественно вел борьбу, — тело его провозят вокруг арены. Существует и другое любопытное правило: в случае, когда матадор ранен и не может продолжать игру, быка не убивают, он получает свободу и больше никогда не участвует в состязаниях.

Но обычно финальная часть состязания — очень тягостное зрелище. Матадор вынужден наносить не один, а четыре-пять, а то и до десяти ударов, прежде чем убьет быка. Недовольная толпа свистит, требует изгнания матадора с арены, а он, взволнованный, с трясущимися руками, сломленный позором, снова и снова наносит свои неумелые удары.

Коррида не просто зрелище, а национальный праздник для испанца. Каждый мальчишка мечтает стать знаменитым, и тысячи из них пытают свое счастье. Любой новичок может претендовать на выступление в корриде где-нибудь в своей деревне, а затем, если он преуспеет, — на участие и в более крупных представлениях.

(Бурлацкий Ф. Испания: коррида и каудильо. — М.: Правда, 1967)

Награда победителю

Единственное, что начинается в Испании вовремя — это коррида.

В шесть часов пополудни из президентской ложи выпорхнул белый платок, тревожно и уныло пропел рожок, распахнулись ворота корраля, и черный приземистый бык стремительно выскочил на арену.

— А-а-а! — взорвались трибуны.

Этот вопль как бы выплеснул наружу лихорадочно-возбужденное ожидание, которое, казалось, пропитало даже затопленную зноем площадь перед красным каменным кольцом построенного цирка. С теневой стороны цирка пестрым водоворотом кипела толпа. Порывистые жесты, напряженные лица, блестящие глаза.

Грянул оркестр, и на желтый песок арены торжественно вступала куадрилья. Впереди, гордо задрав подбородки, шествовали три матадора в шитых золотом костюмах в обтяжку. За ними — пикадоры на лошадях. Далее — многочисленные торос, на которых возложены все, так сказать, вспомогательные операции. Шествие замыкали упряжки мулов, которые завершают каждый бой, уволакивая поверженного быка.

Все три матадора были как на подбор: стройные, юные, но особенно выделялся своей красотой шедший справа — двадцатидвухлетний Тобало Варгас. Ему и предстояло начать сегодняшнюю корриду. Несмотря на торжественность момента, он весело играл глазами и даже чуть пританцовывал.

Куадрилья сделала круг и скрылась в воротах. На арене остался лишь Тобало Варгас. Он поклонился президенту корриды, испросив тем самым разрешения начать бой, протянул к судейской ложе руки, традиционно посвящая первого быка почтеннейшим судьям.

Он выступал уже на многих аренах Испании. И выступал удачно. Зрители быстро прониклись к нему симпатией. Он делал все, что надлежало, но делал легко, весело, изящно переходя ту границу риска, за которую обычно не ступают опытные матадоры. Смелость и изящество помогали ему легко обходить соперников, которые под свист или холодное молчание публики прямо с арены уходили в неизвестность. Сегодня на карту было поставлено будущее. Капризная фортуна с улыбкой провела Варгаса по многим аренам и вот сейчас вывела на середину сверкающего цирка. Он должен завоевать столичную арену.

Тобало Варгас, стоя посреди арены, сделал отстраняющий жест рукой, удаляя торос. Они мгновенно исчезли за забором и оттуда наблюдали за происходящим. Затем, не дойдя шагов двадцать до ворот корраля, матадор упал на колени, воздев к высокому испанскому небу руки. Он ждал быка.

И тотчас, словно выпущенный из пращи снаряд, выскочил бык. После темного корраля, ошеломленный ослепительным блеском арены, болью от доски с гвоздями, впившимися в его тело за секунду до того, как распахнулись ворота, бык зигзагами несся вперед. Загривок бугрился от ярости, блестящая шерсть черным бархатом обтягивала могучие мускулы.