Бог из глины

Осторожно, делая вид, что не заметила глаз, Надежда, как бы невзначай сошла с тропинки. Затем повернулась спиной, рассматривая куст с огромными красными ягодами.

За спиной что-то треснуло. Тихонько, еле слышно…

Черта с два!

Оглушающе, как пистолетный выстрел.

ОНО ВЫБИРАЛОСЬ!

Давай, крошка, рвани стрелой, и пусть пятки мелькают со скоростью света. Беги, обгоняя фотоны, протоны или как там они еще называются. Беги, не обращай внимания на боль в израненных ногах — все это мелочи, не заслуживающие внимания, стань пулей, покинувшей ствол, и летящей мимо цели.

Выбирайся детка.

Скорей же!

Надежда замерла, не в силах сделать первый шаг.

Сердце застучало, и она услышала, как сзади что-то вновь затрещало. Словно существо еще само не решило, выбираться ему из кустов, или обождать еще немного — дать фору.

(Не трать времени, дуреха, беги же скорее!)

Существо вновь пошевелилось, ломая тонкие веточки. И этот тихий, печальный хруст, оказался именно тем, чего ей так не хватало.

Надежда рванула вперед!

Она неслась, не разбирая дороги, вернее на встречу ей — она выбрала ориентиром невысокую сосну, с раздвоенной верхушкой. Она росла как раз в том месте, где дорога делала изгиб.

Сзади раздался звук ломаемой ветви, и существо взревев, наконец, обнаружило себя. Оно вырвалось из чащи, сметая все на пути, словно обезумевший зверь. Вереща, скрежеща зубами, оно дополняло утробным рыком звуки ночного леса, и догоняло, догоняло ее!

Надежда слышала, как оно подбирается все ближе. И странное дело — в тот миг, когда оно оказалось совсем близко, она внезапно поняла, что существо вовсе не желает поймать ее. Вернее желает, и даже очень, но хочет, как можно дольше растянуть удовольствие, наслаждаясь погоней.

(Играет словно кошка с мышью!)

Делает вид, что ему стоит усилий гнаться, сдерживается в самый последний момент, перед тем, как вонзить свои острые как лезвия бритв, когти прямиком в спину. Оно наслаждается твоим страхом, это для него сущий наркотик. Куда лучше сладостных судорог умирающей жертвы ее страх, ее боль, ее ненависть…

Ужас, сердце вырывается из груди, готовое унестись прочь сгорающей кометой, и все мысли и чувства только об одном — убраться отсюда, не видеть, не слышать, не ощущать его присутствие.

(Наверняка ты многое бы отдала сейчас, чтобы оказаться совсем в другом месте, не так ли?)

Существо сзади довольно рыкнуло. Под его ногами захрустели чьи-то мелкие останки. Надежда уже ощущала его горячее дыхание.

Оно догоняло, но хуже всего был его голос. Он словно раздвоился — Надежда слышала верещание, переходящее в рев, и одновременно в ее голове раздавался отвратительный, каркающий голос, он наслаждался мгновением, и в нем было что-то… непристойное, неправильное, как будто заниматься любовью с собственным отцом.

— Так на что ты готова, чтобы избежать всего этого? — голос откровенно глумился, пользуясь ее растерянностью и страхом. Существо чуть отстало, но все равно его голоса продолжали донимать Надежду. Возможно, это входило в планы существа — внушать жертве, что она способна избежать своей судьбы быть съеденной.

— Что тебе нужно?!!! — закричала она, и лесное эхо повторило за ней.

— О! — восхитилось существо. — Ты уже настолько оправилась, что готова отвечать вопросом на вопрос!

— Оставь меня в покое! — Прокричала она, не оборачиваясь.

Сзади треснуло, и существо разразилось немыслимым ревом.

— Это не ответ, ты гребаная сука! Я спрашиваю, на что ты готова, чтобы убраться из того дерьма, в котором оказалась?!!

Надежда почувствовала, что еще немного, и упадет. Вот тогда существо вдоволь насладится победой!

А еще она почувствовала, что делает ошибку, разговаривая с существом.

(Это не тот случай, когда можно на что-то надеяться, поверь!)

Но что ей оставалось? Существо ждало ответа, и Надя прошептала пересохшими губами:

— На все…

— Что? — заревело, не расслышав, существо.

— Я готова на все!!! — проорала она в ответ, ощущая, как из-под ног уходит земля.

Этот ответ устроил существо. Оно засмеялось — смех был больше похож на воронье карканье:

— Ну тогда беги! Убирайся сука, пока не пришел твой час… Беги же, так быстро, как ни бегала никогда!

Надежда споткнулась, и грохнулась оземь. От удара вышибло дух.

— Беги… — слова существа все еще звучали осенним шелестом в ушах, когда Надежда открыла глаза, всматриваясь в темноту спальни. Она слушала, как шумит лес до тех пор, пока последний звук не растворился в дыхании ночи, сопении мужа, гудении обогревателей в библиотеке, потрескивании обоев, в тонком серебряном голосе, не то луны, не то существ, замурованных в толще стен, в хриплом бормотании божества, что жевало глину своим омерзительным ртом.

И только потом, когда эти такие знакомые звуки навалились отовсюду, пытаясь напомнить о том, что сон ушел, Надежда медленно повернулась к спящему мужу и положила руку ему на плечо.

5. Ночные приключения

Там, во сне, он был всемогущ. Мир тусклых оттенков и полутонов, серо-блеклых цветов, мир тьмы и боли — это был его мир, и он являлся его частью. Все, о чем он только мог мечтать — исполнилось в эту ночь, и этот мир был дарован свыше. Пускай в нем было много пустоты, не беда. Достаточно было ощущать себя властелином всего сущего там, в темноте и невесомости.

Оставалось только заполнить этот мир.

Болью и страхом!

— Сережа, вставай…

Он заверещал, сопротивляясь, но посторонняя сила уже вытаскивала его, забирала, не давая окончить начатое. Мир начал рассыпаться с хрустом овсяного печенья, и он поддался, устремляясь навстречу, теряя силы, понимая, что проиграл.

— Ну же, вставай, пожалуйста…

И уже на границе между сном и бодрствованием, он осознал кем был, и кем станет через мгновение, но был поздно — это знание осталось там, в приграничье, и не было никакой возможности забрать его с собой. Рассыпавшийся мир остался позади, и сквозь россыпь звезд, тускнеющих на глазах, он ворвался в сонную действительность спальни, приветствуя первым вздохом новый мир, контуры которого проступили сквозь пустоту, приобретя знакомые очертания комнаты.

В самый последний момент, перед тем, как стать тем, кем являлся на самом деле, здесь, где каждый шаг расписан до мелочей, и не дернуться ни влево, ни вправо, и самый последний человечишка мечтает быть тем, кем не станет никогда, он вскрикнул, прощаясь:

— О-хей, детка, я вернусь, и тогда мы окончим все дела, которые не успели окончить, о-хей!

Но вместо крика услышал лишь хрип пересохшего горла, да озабоченный шепот супруги:

— Да проснись же, наконец!

Она тормошила его, безжалостно выдирая из сна, и он, как обычно бывало в такие минуты, лишь беспомощно хлопал глазами, пытаясь сообразить, что с ним, и где он находиться. Старая добрая привычка вскакивать чуть свет, и бодро семенить на кухню, давно уже покинула его, и Сергей не особо скорбел об утрате.