Бог из машины

Антону ничего не наливают, он у нас мебель.

Разошедшийся Макс предлагает разбить бокалы «на счастье», но тут уж не согласен мой сосед — они дороги ему как память.

— Кстати, молодой человек, уже комендантский час, — вспоминает проф.

— Ничего, — бесцеремонно отвечает тот, — у вас перекантуюсь.

Да, такого и захочешь, а не выставишь за дверь.

Профу ничего не остается, как согласится — не отправлять же гостя одного по темноте, а такси вызывать тоже не вариант. Ладно, комендантский час, но ведь можно на таксиста без головы натолкнуться. Есть у нас теперь в городе такая фишка: призрачный водитель, на вид обычный дядька, увозит своих пассажиров, и никто их больше не видит. По поверью считается, бедолаги приезжают прямиком в преисподнюю.

На часах ровно десять, от новостей устал даже неугомонный проф, поэтому мы просто бездумно поедаем трофейный тортик. Так себе, кстати, слишком много взбитых сливок и мало сгущенки, наоборот вышло бы вкуснее.

Везде горят свечи, разгоняя торжественный полумрак. На зеркале, в котором скрылась до сих пор не появившаяся вновь капризница Пиковая Дама, отражаются маленькие отблески огоньков. И ярким пятном светит неунывающий экран монитора: комп, проверено на опыте, выдернув из неработающей розетки или нажав на нужную кнопку, выключить не удалось.

Вдобавок, у кудесника соседа издевательски, нарушая законы физики, мерцает настольная лампа — реквизировать в пользу бедных, что ли.

Профессор предлагает сыграть в шахматы, и Макс, ничтоже сумяшеся, соглашается: он не знает, что у старика разряд. Я, наученная горьким опытом, отказываюсь: все равно дело быстро заканчивается моим разгромом, как бы ни старалась.

Втыкаю в уши наушники, звук на полную громкость — на сей раз группа Кино с вечно живым Цоем, «Хочу перемен». Перелистываю, попадаю на Rage с песней «No Regrets». Символизм замучил донельзя, все, баста, хватит — с этого часа (десять двадцать два вечера — знаменательный момент) торжественно клянусь: слушаю только попсу, и чем попсовей, тем лучше!

Мама приходит чуть позже, недовольная — хотя с чего бы, я же предупредила, куда ухожу — кисло приветствует профа и забирает меня домой. Дома темно, хоть глаз выколи, потому что фонарик — один, а оставлять свечи мама побоялась — вдруг загоримся. Тетя Света давно ушла к себе, так что можно спокойно ужинать и ложится спать.

Вот и еще один безумный день пролетел.

Глава 6, в которой героиня сталкивается с преступниками и с тем, как незаметно пролетает время

С утра, даже не умывшись, лезу в Сеть. Продрав глаза, понимаю — не напрасно. Рунет заполнен паническими воплями: российские власти, не в силах остановить заразу, сбросили на Красноярск бомбы… Оригинально, свою собственную страну мы еще не бомбили.

Мерзко и страшно, но самое поганое, тех, кто придумал бомбить сограждан в чем-то понимаю: вирусу нельзя дать распространятся. Вот только, судя по всему, все законы, конституции по боку, как и международное мнение — отныне воцаряется закон джунглей.

Меня интересует и другое: кто довел информацию до любознательной общественности. Итак, сначала объявили новости по радио — потом все замолкло (контролируют информацию?), кто-то (никто? некто?) выложил инфу в сеть, и встает закономерный вопрос — зачем, с какой целью. Навести панику, предупредить, показать, что он видит? Утечка среди исполнителей, в верхах, случайный свидетель? И можно ли верить сведениям, пришедшим из источника, принадлежащего иному, потустороннему?

Не понятно, кому верить, а не верить никому — слишком сложно.

Местами, представляется, что мироздание сошло с ума лишь в нашем городе, а остальные живут себе как обычно, ни о чем не подозревая. Но радио тоже вторило сетевикам, а активизировавшиеся полисмены откуда-то должны были получить приказ, не от нашего же тюфяка-мэра!

Мама неуверенно заглядывает в дверь, желает доброго утра. К счастью, успеваю накинуть покрывало на комп, иначе мама бы, сто процентов, расстроилась — свет-то еще не дали.

— Зайка, — мама присаживается на краюшек кровати, обнимает за плечи, — хочешь, позвоню твоему отцу? Он же не может бросить нас одних в такой ситуации…

— Да ну, мам, — чуть не раскашлялась от возмущения, — скажешь тоже. Сами справимся!

На кой ляд нам тот бесполезный предатель, по недоразумению Провидения, являющийся моим биологическим отцом?

Мама печально вздыхает, ей необходимо крепкое мужское плечо.

— Ладно, иди умываться, — командует она, — на завтрак омлет.

Дверь, закрывшаяся за любимой родительницей, надрывно скрипит.

Ну, раз планы на первую половину утра определились, то отчего бы не воспользоваться ценными указаниями? Натягиваю любимую черную толстовку, джинсы и носки — тапочки так и не нашлись, вероятно, став достоянием пятого измерения.

Вода из крана течет ржавая, горячей нет, так, еле-еле теплая, зубная паста отдает плесенью и мятой. В мутном зеркале над раковиной все еще отражаюсь я, потом не я.

Пиковая дама, бледная роковая красотка, тянет ко мне свои призрачные руки. Остро замечаю малейшие детали: у ней черное старинное платье с узким воротничком-стойкой, небольшая шляпка с вуалью, ярко-красные губы, длинные ногти. Пиковая дама утонченна и убийственно, причем в прямом смысле, прекрасна.

Руки тянутся, вытягиваются, вылезая из зеркала, стекло покрывается трещинами. Дама загадочно улыбается, ей все кажется решенным и простым: вот вылезет полностью и задушит. Или утащит к себе, в зазеркалье. А ведь ее никто не приглашал!

Призрачные руки пытаются добраться до моего горла, вырвать мне сердце. Выхожу из ступора: нет уж, убивать меня нельзя, я у мамы одна-единственная!

Корень всех проблем тут же снимается со стены и швыряется на пол. Стекло разбивается на тучу осколков, оседая стеклянной пылью.

— Слава, что случилось?! — на шум мгновенно примчалась мама, крепко сжимая в руках кухонное полотенце.

Неловко разворачиваюсь, острый осколок впивается в ногу — чтоб еще ходила без обуви!

— Ничего, просто зеркало разбилось…

Ну, проф, ну, спасибо! Так и придется ходить непричесанной!

Мне открывает Макс, взъерошенный, на щеке красный след — заснул в неудобной позе. Да, уступленный гостю профессорский диван полноценный отдых обещать не может — знаю я коварство диванных пружин.

— Ты чего так рано? — интересуется парень, и в который раз жалею, что спасла его на свою голову.

— Вообще-то, полдень. Где проф?

— Старик что-то шаманит, — пренебрежительно откликается студент.

— Какой старик?! Для тебя, хамло подзаборное, он Апполион Владимирович, — за профессора отчего-то стало обидно.