«Бог, король и дамы!»

— Да ладно, — Смиральда снисходительно махнула рукой. Кола и Жером сложили плети и тогда Александр указал подмастерью на четыре аккуратные кучки волос, для надежности перевязанные тесемками. Тесемки Александр позаимствовал с рубах шлюх, справедливо рассудив, что коль скоро Жером и Кола разорвали их наряды в клочья, хуже бедняжкам уже не будет. Несколько ошалев от подобной предусмотрительности, Кола с уважением взглянул на Александра, сообщил Жерому, что его родич далеко пойдет, и даже сунул мальчику су за работу.

У ворот Консьержери Смиральда по обыкновению растаяла, Жером утомленно вытер рукавом влажный лоб и Александр с удивлением заметил, что рубаха и куртка друга насквозь пропитались потом.

— А все-таки, я как следует отходил того гада! — гордо сообщил Жером, лихорадочно расчесывая пятерней зудящую голову. — Ну того, что к тебе приставал…

Александр благодарно улыбнулся и принялся чесаться с не меньшим остервенением. Спеша как можно скорее забыть о своем пребывании в Консьержери, друзья чуть ли не бегом направились к мосту Менял, однако чем ближе они подходили к Шатле, тем чаще спотыкался Жером. Наконец мальчишка и вовсе остановился.

— Слушай, Александр, ты дома помалкивай, ладно? Я отцу скажу, мы в деревне у тетки задержались.

Александр, уже усвоивший, что дружба важнее пресловутой дворянской чести, с готовностью кивнул. Несколько повеселевший Жером ускорил шаг, а когда перед друзьями показались башни Шатле, мальчишки помчались к воротам чуть ли не наперегонки. При виде друзей расхаживающий перед воротами часовой остановился, расплылся в улыбке и наверняка всплеснул бы руками, если бы не мешавшая ему алебарда:

— Объявились, проказники… Слава тебе, Господи… живые…

Александр заулыбался — все-таки приятно, когда о тебе волнуются, когда тебя любят и ждут. Однако следующие слова часового заставили мальчишек встревожиться:

— Ну и задаст вам мэтр! Ей-Богу задаст. Уж вы у него взвоете. Виданное ли дело, две ночи Бог знает где шлялись!

Жером побледнел и принялся объяснять, что они с Александром задержались в деревне. Часовой отмахнулся:

— Это ты отцу будешь говорить, а сейчас иди, нечего у порога мяться. О, святой отец, — повернулся часовой к выходящему из калитки священнику, — вы только взгляните — пропащие нашлись. Живые и здоровые!

Священник всплеснул руками, споро ухватил мальчишек за воротники и чуть ли не потащил в открывшуюся калитку. С первых же шагов по крепости, приятно поразившей Александра порядком и чистотой, друзья узнали, что святой отец не зря две ночи и один день молился, а теперь помолится еще, дабы возблагодарить Всевышнего за спасение неразумных отроков. На прощание священник посоветовал друзьям перенести предстоящее им наказание с истинно христианским смирением, пообещал принять у них на досуге исповедь и, в конце концов, унесся прочь, сообщая всем встречным и поперечным радостную новость о нашедшихся озорниках.

Едва мальчишки вышли во двор Шатле, как солдаты, тюремщики и даже арестанты наперебой принялись обещать им хорошую порку, черствый хлеб и воду и еще что-то, что за общим гвалтом Александр не разобрал. Всех доброжелателей переплюнул капитан де Бон, громко сообщивший, что будь провинившиеся его внуками, он не только приказал бы спустить с них шкуру, но и запер бы в каком-нибудь карцере, дабы тамошняя прохлада остудила их легкомысленные головы.

Обещание седовласого капитана не на шутку напугало Жерома, а когда он увидел матушку, его и вовсе обуял ужас. Бедная женщина с громким воплем бросилась к мальчишкам. Изо всех сил прижала их к своей груди, чуть было не задушив. Расцеловала — сначала Александра, затем Жерома. Наградила тяжелыми подзатыльниками — сначала Жерома, потом Александра. Вновь прижала к груди — обоих разом. Еще раз отвесила по подзатыльнику. Наконец, разрыдалась. Александр, даже не подозревавший о силе чувств матушки Кабош, остолбенел, а когда пришел в себя и захотел обнять добрую женщину, чьи то железные пальцы ухватили его за ухо и потянули вверх. Александр вскрикнул и услышал такой же крик Жерома, попытался повернуть голову — лучше бы он этого не делал! Неумолимые пальцы мэтра Кабоша тащили его вперед и вверх, и мальчишке пришлось чуть ли не на цыпочках бежать по тюремному двору среди внезапно наступившей тишины.

— Эй, мэтр, не горячитесь, — крикнул вдогонку палачу капитан де Бон. — Щенки больше не будут…

— Как выдеру — так и не будут, — даже не замедлив шага откликнулся мэтр.

Яркое солнце сменилось сумраком коридора и Александр споткнулся о лестницу. Вскрикнул. Чуть не ослеп от слез. Мэтр Кабош продолжал волочить провинившихся за собой, не отвечая на причитания жены.

— Скамью, розги, живо! — отрывисто приказал палач, и младшие сыновья Кабоша унеслись прочь, стремясь как можно скорее выполнить приказ. Как только требуемые предметы предстали пред очами виновников переполоха, палач разжал пальцы, и Александр поспешил убедиться, что его многострадальное ухо не оторвалось.

— Раздевайтесь, — приказал мэтр и мальчишки, более не надеясь на снисхождение, принялись торопливо стаскивать куртки и рубашки. — Штаны тоже, — неумолимо добавил Кабош. Оглядев провинившихся, бледных, перепуганных, с пунцовыми припухшими ушами — у одного правым, у другого левым — дрожащих без рубашек и робко придерживавших развязанные штаны, мэтр взял в руки внушительный пучок розог и подтолкнул Александра к скамье. — Ваша милость первый…

Мальчишка обреченно спустил штаны и лег. Нельзя сказать, чтобы прежде беглого пажа никогда не секли. Нет, как и всякому проказнику-мальчишке ему не раз приходилось подвергаться этой неприятной процедуре. Однако после первого же удара Кабоша Александр догадался, что всякая порка, испытанная им прежде, была не более, чем лаской, мягким внушением, даже отдаленно не напоминавшим воспитательную методу мэтра. Александр чуть не охрип, прославляя означенную методу, а когда добрый Кабош покончил с обязанностями приемного отца, мальчик с трудом сполз со скамьи и мог бы упасть, не подхвати его на руки матушка Кабош.

Пока заботливая женщина как можно удобнее устраивала всхлипывающего мальчишку на тюфяке, пока смазывала его раны какими-то густыми и вонючими мазями, Кабош толкнул на скамью старшего сына и вновь взялся за розги. Александр даже всхлипывать перестал, пораженный дикими воплями, вырывавшимися из глотки друга, и в удивлении спрашивал себя, неужели он кричал так же громко. Наконец Жером плюхнулся на тюфяк рядом с ним и матушка Кабош продолжила свои хлопоты, время от времени подсовывая мальчишкам горячую лепешку или кусочек сыра. К удивлению наказанных их аппетит куда то улетучился и они отворачивались от тех самых лакомств, о которых еще недавно мечтали.

Бедная женщина только сокрушенно качала головой и беспрестанно охала. Отчаявшись накормить мальчишек хлебом, сыром и яичницей, матушка Кабош принялась поить их бульоном, не обращая внимание на ворчание мужа, который привычно твердил, будто сорванцы вводят его в расход.

Первые два дня после отеческого внушения Кабоша Александр и Жером плашмя пролежали на своем тюфяке, не в силах подняться и даже двигаться. Матушка Кабош сочла подобную неподвижность весьма кстати, ибо пребывание друзей в Консьержери не осталось без последствий и мальчишки завшивели. Без сожаления обкорнав лохматую голову Жерома и собираясь так же состричь выцветшие волосы Александра, матушка Кабош в последний момент пожалела кудри мальчика и уселась рядом, терпеливо вычесывая его голову, смазывая ее дурно-пахнущими снадобьями, моя и вычесывая вновь. Александр молча блаженствовал, чувствуя, как утихает нестерпимый зуд. На третий день после порки мальчишки попытались ненадолго сесть, а на четвертый — сидели почти не морщась. Когда на пятый день Жером и Александр вышли на короткую прогулку во двор Шатле, их встретили громкие приветственные крики, а капитан де Бон даже подарил Александру простенького деревянного часового, вырезанного за эти дни одним из солдат.

Через десять дней, бодрые и веселые, Жером и Александр вышли из крепостных ворот Шатле, рассчитывая вновь окунуться в полный приключений мир Парижа. Прежде всего сорванцы собирались полюбоваться на трех фальшивомонетчиков, которых должен был вздернуть мэтр Кабош (как болтали в Шатле, столь мягкий приговор был выхлопотан у короля ее величеством королевой-матерью), вместе с итальянцем устроить небольшое представление для щедрых парижских зевак, насладиться балаганами Сен-Лоранской ярмарки, искупаться в Сене, забраться на самую вершину заброшенной башни Нель и, наконец, подразнить влюбленных, имевших привычку встречаться на кладбище Невинноубиенных младенцев.