«Бог, король и дамы!»
Шрифт:
— Думаю, вам будет приятно оставить это у себя на память о вашем друге, — продолжал улыбаться Алмейда и протянул Коэтиви золотую цепь с медальоном. — Видите ли, мы поменялись, — граф указал на пустые ножны, — но мне не очень нравится узор.
Коэтиви ответил не сразу. Одного взгляда на цепь было достаточно, чтобы понять, что его союзник мертв, а значит, испанцам все известно.
— Не понимаю вас, сударь, — с ледяной вежливостью произнес шевалье, прислоняясь спиной к стене и берясь за рукоять даги.
— У вас не было возможности избавиться от бумаг, — задумчиво произнес идальго. Его люди подошли ближе.
— Еще раз прошу прощения, сударь, но вы ошиблись, я состою в свите посла
— В свите посла. Но не посол, — жестко парировал Алмейда. Он погасил улыбку и обнажил шпагу.
Коэтиви вновь поморщился. Испанцы были по обыкновению напыщенны и патетичны, его миссия как всегда — опасной и, похоже, на этот раз последней. По крайней мере в могиле его никто не заставит таскать каштаны из огня для очередных королей и принцев. Если, конечно, она — эта могила — будет. Хотя в существовании призраков граф тоже сомневался и абсолютно был уверен только в одном: какая бы ни была его загробная жизнь, он ни на миг не останется в мрачных переходах Вальядолидского замка. А пока, вознамерившись забрать с собой как можно больше врагов, граф де Коэтиви осмотрелся в поисках портьеры, пары табуретов или других предметов, полезных для человека в его положении. Ничего подходящего не было. Разве что воспользоваться факелом, чадящим на стене.
— Что за представление? — неожиданно услышал он слова, раздавшиеся за спиной Алмейды. В галерее появились еще трое мужчин. Один из них, в роскошном черном наряде, бесцеремонно оттолкнул кого-то из убийц и, подойдя к шевалье, положил руку ему на плечо. Казалось, он не обратил никакого внимания на сверкающие шпаги. На груди незнакомца сверкнула цепь с орденом Золотого руна.
— Шпаги в ножны, господа, вряд ли его величество одобрит дуэли в своем доме. Или я что-то пропустил, и здесь дается спектакль?
— Вы вмешиваетесь не в свое дело, принц, — сдержанно произнес граф Алмейда, делая, однако же, своим людям знак убрать оружие.
— Когда дело касается моих родственников, это всегда мое дело, — глядя в глаза испанцу, произнес неожиданный союзник.
Только сейчас Коэтиви понял, кто пришел к нему на помощь. Граф готов был помянуть нечистого или, наоборот, всех святых, но это был родственник его жены — граф де Лош. Коэтиви никогда не стремился поддерживать отношения с Лорренами. Общение с Лорренами по его опыту могло принести одно — участие в какой-нибудь авантюре. Причем там, где тот же Гиз ограничился бы потерей пряжки от плаща, а Лош лишился бы перьев на шляпе, он, граф де Коэтиви, отправился бы прямиком на эшафот. Нет, ни в каком новоявленном «кузене» граф де Коэтиви не нуждался. И общался с ним только на свадьбе. Так что немудрено было в дворцовом полумраке не узнать графа де Лош, разодетого и ведущего себя как павлин.
— Ваш родич причастен к похищению важных бумаг, принц, более того — сейчас они у него. Верните бумаги, и мы уйдем, — угрюмо произнес Алмейда, не меняя позиции.
С одной стороны, нападение в резиденции его величества на зятя короля Испании, находящегося в милости у монарха, было шагом более, чем опрометчивым. С другой стороны, Альба не простил бы ошибки.
Коэтиви также застыл, размышляя, как быть дальше. Прощаться с жизнью не хотелось. Отдать бумаги означало потерять честь. Вытащив переданный ему пакет, граф де Коэтиви с сомнением оглядел «кузена». Граф де Лош не производил впечатление человека, интересующегося политикой и тайными миссиями.
Жорж-Мишель неожиданно улыбнулся:
— Если вы передадите бумаги мне, клянусь честью передать их по назначению, — обратился он к графу де Коэтиви.
Алмейда ждал, что последует дальше. Шевалье
Жорж-Мишель выдернул пакет из руки графа и, не обращая внимания на два протестующих возгласа, сломал печать. Углубился в чтение. Махнул рукой, требуя поднести ближе факел. Еще раз перечитал, расхохотался и сунул бумаги Алмейде.— Ради всего святого, господа, «Араукана» [9] , конечно, шедевр поэтического искусства, но не до такой степени, чтобы драться, рискуя жизнью, за каждый экземпляр.
9
Поэма испанского поэта Алонсо д'Эрсильи (1533–1596), воспевала войну с арауканами Чили. Первая часть поэмы вышла в свет в 1569 году.
Коэтиви привалился к стене, почувствовав, что еще миг — и он грохнется на пол. Алмейда растерянно крутил бумаги, силясь понять, в какую историю вляпался.
— Да, кажется, над вами здорово подшутили, господа. Вам следует освежить в памяти список своих врагов, — продолжил шевалье Жорж-Мишель, забирая список поэмы, на этот раз уже из рук испанца. Оба графа угрюмо молчали, понимая, что если бы не племянник короля один из них был бы мертв, в другой — на полпути в тюремную камеру.
— Кстати, — остановил Алмейду Жорж де Лош, — вы, кажется, имели честь обсуждать мои действия, граф. Думаю, мы сможем продолжить разговор в любое удобное для вас время и место. Вы сможете сказать об этом моему другу, маркизу.
— Я буду ждать этой встречи, принц. — Поклонившись, испанец удалился в сопровождении своих людей, оставив французов одних. За исход поединка он не опасался. В конце концов не для того же граф де Лош спасал его от эшафота, чтобы потом убить, так что поединок был скорее данью условностям, нежели реальным сражением.
— Вы… как… — граф де Коэтиви оторвался, наконец, от стены, но так и не смог задать вопрос. Вернее, вопросов было слишком много, чтобы задать их одновременно.
— Ну, — граф де Лош пожал плечами, — скажем, у меня есть хорошая привычка оказываться в нужное время в нужном месте. — Он благоразумно умолчал о том, что заметив странное поведение графа на приеме, вспомнил восторженную Луизу и ее рассуждения, как хорошо оказаться в роли Дианы де Пуатье. Сопоставив одно с другим, он решил не выпускать кузена из вида и появился как раз вовремя. «Вероятно, малышка окрутила посла, — размышлял Лош, подавая кузену руку и распоряжаясь насчет носилок, — решила показать коготки. Что ж придется держать с ней ухо востро. А заодно принять меры против чрезмерного возвышения графини».
— Видите ли, когда я предположил, что вы стали слишком влиятельной фигурой при дворе, я подумал, что у кого-нибудь может появиться желание вас устранить. Признаюсь, такой исход дела меня вполне бы устроил. Но представьте себе — я из кожи вон лезу, чтобы устроить вашу судьбу — вернуть состояние, отправить подальше от Лувра, который, как я знаю, вы не любите — а кто-то решает вашу участь, вообще меня не спросив. Меня, принца, родственника королей. При этом прекрасно зная и то, что я здесь, и мое участие в вашей судьбе.
Коэтиви скрипнул зубами. Шевалье Жорж-Мишель сделал вид, будто не заметил этого.
— Нет, мне собственно все равно, будет ли кузина вдовой или замужней дамой, — продолжил граф. — В ее положении — это почти одно и тоже. Но вы-то на что рассчитывали? Знаете, дипломатия вещь опасная — графов гораздо больше, чем интересов короны. И коль скоро граф начинает вести себя как принц, ему не следует обижаться на роль пешки. — О своих подозрениях касательно Луизы шевалье Жорж-Мишель промолчал, полагая, что нечего бросать слова на ветер, не имея прямых улик.