Бог не играет в кости

– Как вам будет угодно, товарищ командующий.

– А мне будет угодно поднять сейчас твою дивизию по боевой тревоге. И посмотреть, на что вы гожи… Полковник Зашибалов, боевая тревога. Время пошло!

– Есть поднять дивизию по боевой тревоге! – Зашибалов бросился к телефону и тут же передал дежурному по дивизии:

– Боевая тревога!

Полковник Молев, не дожидаясь особых указаний, помчался в штаб.

Было восемь часов, и красноармейцы, одетые по форме, успели даже позавтракать. Бодро и шустро бросились в ружейные парки, а вооружившись, быстро строились. Первым доложил о полной боевой готовности 169-й стрелковый полк (на то он и Краснознаменный). Затем собрались в бой артиллерийский и 330-й стрелковые полки.

Голубцов снял с запястья наручные часы и фиксировал доклады.

Затем отрапортовал финансист, он же начальник полевой кассы Госбанка, что вызывало веселое оживление у командарма и командира корпуса.

– Пул вар – хайят якшидир! – воскликнул Голубцов по-азербайджански. – Деньги есть, жизнь хороша.

Уложились в норматив и еще один стрелковый полк, и гаубичный и злополучный зенитный дивизион. Доложились разведбат, саперный батальон, медсанбат, связисты. Последней сообщила о боевой готовности полевая хлебопекарня, но и она уложилась в норматив.

Голубцов щелкнул крышечкой карманных часов и довольно хмыкнул.

– Молодцы! Успели в срок. Благодарю за службу!

– Служим трудовому народу! – в один глас воскликнули Зашибалов и Молев.

На обратном пути Голубцов молчал. Успешный подъем дивизии радовал, и несколько оттенял ЧП с зенитчиками. На самом-то деле парень этот, – как его? Рябинин? – заслуживает награды – не растерялся. Промазал, правда, а может быть и оставил на фюзеляже свои отметины. Но не в том суть. Проучил обнаглевших гитлеровцев. Его, конечно, подальше надо отправить, в другой корпус, а то и в другую армию, чтобы дивизионные особисты не затаскали его на свои расследования. Им ведь тоже надо отписываться…

Позвонил по прямому проводу в Минск Павлову. Командующий округом сказал непечатно все, что он думает о Голубцовских зенитчиках, и тут же влепил ему строгий выговор с занесением в личное дело.

Через два дня Голубцов получил второй «строгач» и тоже за воздушное ЧП – пролет немецкого самолета в Москву через Белосток – с формулировкой «за бездействие сил ПВО 10-й армии». Но это уже походило на анекдот.

А было так: 15 мая 1941 года немецкий военно-транспортный самолет «Юнкерс-52» приземлился в районе московского стадиона «Динамо». Пролетел он по маршруту Кенигсберг-Белосток-Минск-Смоленск-Москва. Германская сторона заявила, что юнкерс прилетел по ошибке. Прохлопали все. Но поскольку злополучный юнкерс пересек границу в Белостокском выступе, то выговор объявили самому главному здесь начальнику – генерал-майору Голубцову.

– Оказывается, надо было его принудить к посадке нашими истребителями! – негодовал Голубцов, объясняя казус Ляпину и Дубровскому (оба счастливо избежали наркомовского фитиля). – А посадили бы мы его, все равно влепили бы выговорешник – за то, что поддались на провокацию и разозлили наших заклятых друзей.

– Ну, это пусть Копец [7] расхлебывает. Это его воздушное ведомство. – Пытался смягчить вину Голубцова начальник штаба. Но это было слабым утешением.

7

Генерал-майор авиации Копец – командующий ВВС Западного Особого военного округа.

Спустя три недели нарком обороны СССР маршал Тимошенко издал приказ «О факте беспрепятственного пропуска через границу самолета Ю-52 15 мая 1941 года»… Посты ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи. – Н.Ч.) обнаружили германский самолет, только когда он углубился на двадцать девять километров вглубь советской территории. Наблюдатели приняли немецкую машину за рейсовый самолет ДС-3 и никому не доложили о появлении чужого аэроплана. «Белостокский аэродром, получив информацию о пролете „юнкерса“, не поставил в известность командование близлежащих частей ПВО, – гневался нарком, – поскольку еще с 9 мая связь с силами противовоздушной обороны была прервана по техническим причинам. Последние даже не думали восстанавливать связь, а вели переговоры с Белостокским аэродромом о том, кому надлежит восстанавливать коммуникации».

Однако Голубцов все же отделался легким испугом. А вот командующий ВВС Московского военного округа генерал-лейтенант Петр Пумпур был арестован 31 мая. Его обвинили в антисоветском военном заговоре и вредительской деятельности. А уже в июне Пумпур был лишен воинских званий и наград. В феврале 1942 года его приговорили к высшей мере наказания и расстреляли. По схожему обвиненинию за две недели до начала войны был арестован и вскоре расстрелян начальник Главного управления противовоздушной обороны генерал-полковник Григорий Штерн.

Голубцов, размышляя над этим инцидентом, не мог не вспомнить столь же беспрепятственный полет пятью днями раньше нациста Гесса в Англию. О нем писали в газетах, но о цели этого странного, «сошедшего с ума», как объявили в Берлине, летчика, заместителя фюрера по партии, никто ничего не смог толкового сообщить. Скорее всего, это был тайный эмиссар Гитлера, не сумевший сохранить скрытность секретной миссии. Впрочем, распространяться о своих предположениях Голубцов не стал, не то время для откровений даже с друзьями… Много позже он узнал анекдотическую вещь: якобы Сталин, узнав о перелете Гесса, пошутил: «А не сбросить ли нам с парашютом в Берлин товарища Молотова, чтобы он убедил фюрера не воевать с СССР?!»

Глава одиннадцатая. Начальник станции голубиной связи

В субботнее и, конечно же, все равно рабочее утро Голубцов заглянул в кабинет Дубровского и весело пропел ему оперным баритоном:

– Поедем, Григорьич, кататься, в мехкорпус тебя прокачу!

Дубровский радостно оторвался от кипы бумаг. Он не упускал возможности побывать в войсках. Да еще вместе с командармом, с Голубцовым не соскучаешься!

Пока ЧВС собирал свои бумаги, Голубцов вывел в парк засидевшегося Бутона. Тот носился по аллеям, вынюхивая собственные следы. Высшая его радость – обогнать в беге хозяина. При этом бежал он каким-то чисто своим аллюром – бег кубарем. То ли мчит, то ли кувыркается. Задние лапы не знают, куда бегут передние. Он возвращался в штабной кабинет, напитав нос запахами земли, прелых листьев, новой травы и выхлопных газов, падал за креслом хозяина, изображая прикаминную шкуру… А над ним висели плакаты с изречениями наркома обороны: «К обороне приступают для того, чтобы подготовить наступление. Маршал Советского Союза Тимошенко». И еще один:

«Оборона особенно выгодна лишь в том случае, если она мыслится как средство для организации наступления, а не как самоцель». Голубцов был полностью согласен со своим главным начальником и часто повторял на всех совещаниях и выступлениях: «Оборона не самоцель, а средство к наступлению».

Как всегда нежданно-негаданно заглянул к нему начальник третьего отдела полковой комиссар Лось. Его тщательно выбритое лицо было озабочено:

– Товарищ командующий, я должен сделать вам замечание.

– Слушаюсь, товарищ полковой комиссар! – Дурашливо вытянулся Голубцов.

– Вот вы только что с собачкой гуляли. И как всегда неосторожно. А ведь в парке небезопасно, там такие места есть, откуда можно незаметно выстрелить. И вообще, вы пренебрегаете личной охраной. А ведь я за вас головой отвечаю!

– Виноват, Семен Львович! Исправлюсь!

– Вы не представляете, сколько в Белостоке всякой агентуры, бандитов, лазутчиков. А вы для них весьма интересная мишень.

– Всегда сам был стрелком, а на старости лет сам мишенью стал.