Бог ненавидит нас всех

Нейт стремительным галопом несется по коридору, как в жопу ужаленный единорог. Притормаживает он около номера 411.

— Дженис Джоплин, — сообщает он мне.

— Не понял.

— В этом люксе жила Дженис.

Затем он распахивает дверь, и терзавшие меня страхи и подозрения мгновенно рассеиваются.

Ощущение такое, что я попал в гримерку на рок-концерте, — по крайней мере, таким рисует это место воспаленное воображение подростка: банки с пивом, недопитые бутылки «Джека Дэниэлса», полураздетые фанатки-нимфетки. Из бумбокса, стоящего на углу кухонного стола, орут «Ганз-эн-Роузес». Блондинка топлесс покачивается в такт музыке, сидя верхом на парне, которого пригвоздила к дивану, загипнотизировав своими шикарными (просто нереально шикарными) сиськами. Какой-то чувак — воплощение стиля евротрэш — с гвоздичной сигаретой и в коричневом кожаном пиджаке, который запросто мог быть сшит из шкурок новорожденных оленят, задорными хлопками подбадривает двух брюнеток в обтягивающих мини-юбках и с такими шикарными скульптурными задницами, что место им только в музее. Девочки же отплясывают танец, по сравнению с которым ламбада покажется строгой и чопорной виргинской кадрилью. Та часть моего мозга, которая еще способна не просто глазеть на все происходящее, но и чему-то удивляться, немедленно задается вопросом, почему под столь плотно обтягивающей ягодицы тканью не видно контура трусиков.

— Это ты? — доносится до меня голос из примыкающей к гостиной спальне.

Я оборачиваюсь и вижу в дверном проеме идеальный женский силуэт — именно такие фигуры наклеивают на кабины и брызговики своих машин водилы-дальнобойщики. Этот брызговик, похоже, сошел с картинки и живет теперь своей жизнью. Незнакомка делает шаг вперед, и я забываю обо всем, даже о дальнобойщиках с их голыми бабами на брызговиках. Веки девушки приоткрыты, быть может, чуть больше, чем следовало бы, зато я имею возможность любоваться ее прекрасными глазами, горящими каким-то невероятным радиоактивным синим огнем, живыми и явно неглупыми. Острые скулы смягчаются полными пухлыми губами и роскошными каштановыми с рыжинкой волосами, которые, похоже, достают девушке до талии. Это тело, эти длинные ноги, эти потрясающие изгибы могли бы стать свидетельством гениальности какого-нибудь пластического хирурга, не будь они абсолютно естественными. На незнакомке длинная полупрозрачная футболка с рукавами в три четверти, белые трусики и — больше ничего. Она с недоумением смотрит на меня и произносит:

— А, так ты не Нейт.

Нейт задержался в другом углу комнаты и втирает что-то евротрэшевому чуваку, который, похоже, уже потянулся к бумажнику.

— Нет, — отвечаю я, судорожно соображая, как бы поэффектнее завязать разговор с этой красавицей.

Она опережает меня.

— Так закрой на хрен дверь, — говорит она.

Пока я оборачиваюсь, закрываю за собой дверь и вновь поворачиваюсь к девушке, Нейт успевает подбежать к ней и поцеловать в знак приветствия.

— А вот и мой ангел, — говорит он, хватая ее за руку и закручивая, как в танце. — Я вот ходил добывал твою любимую отраву.

С этими словами он подтягивает девушку к себе, засовывает ей свернутую стодолларовую купюру за резинку трусиков и, вновь закрутив в пируэте, толкает в мою сторону. До нее и до меня одновременно доходит, что я должен вытащить причитающиеся мне деньги из ее белья. Нам обоим в равной степени неловко, и мы проделываем эту манипуляцию, стараясь не встречаться взглядами.

— Отрава не отрава, зато никакой химии, все естественное, — говорит она.

Я тем временем достаю из кармана пакетик с травкой и протягиваю ей.

— Знаешь, дорогая, — говорит Нейт, выразительно косясь на диван, где блондинка по-прежнему колдует над парнем, — кое-что искусственное тоже обладает своим шармом. Согласен, Клем?

Парень, лежащий на диване, похоже, абсолютно согласен с Нейтом. Только разобрать его ответ невозможно — бесподобные буфера блондинки заглушают.

— Свинья ты, — говорит девушка-силуэт, направляясь к дверям в свое заветное логово с зажатым в ладони пакетиком марихуаны.

Нейт сально ухмыляется и идет за нею, задержавшись лишь на мгновение для того, чтобы уже приятельски хлопнуть меня по плечу:

— Братан, ты настоящий мужик. Оставайся у нас. Отдохнешь, развлечешься… Уверен, что Кристоф не пожадничает и поделится с тобой кое-чем вкусненьким.

В противоположном углу комнаты добыча Кристофа — две брюнетки в мини-юбках — сплелась языками в страстном поцелуе. Я бросаю взгляд на пейджер. Еще нет даже одиннадцати.

— Мне на работу нужно.

— Ну и ладно, возвращайся, когда отработаешь свое, — говорит Нейт, закрывая за собой дверь в спальню. — Эта пьянка никогда не кончается.

Через шесть часов, бросив пиджак где-то на ближайшей пожарной лестнице, я вновь захожу в холл гостиницы «Челси». Парень в как бы кашемировом свитере сидит за стойкой портье, где явно выглядит на своем месте. Он — хозяин и повелитель этого маленького мирка. Благодаря некой оптической иллюзии или еще чему, даже свет в помещении будто притягивается к тому месту, где он окопался.

Я дежурно улыбаюсь, машу ему рукой, как махал Нейт, и с той же интонацией произношу:

— Привет, Герман!

И направляюсь к лестнице.

— Что-то я не припомню, чтобы нас знакомили, — доносится до меня голос Германа. Говорит он с так называемым аутентичным нью-йоркским прононсом — чуть в нос и нарочито низко. Этот голос властно раскатывается по всем закоулкам фойе. — Но ты вроде бы приходил сюда вместе с Нейтом.

— Как раз к нему я опять и направляюсь, — сообщаю в ответ.

Против моей воли ноги отказываются нести меня дальше, и более того — еще одна оптическая иллюзия, — кажется, будто лестница отодвигается от меня все дальше и дальше.

— А вот и ошибаешься, — сообщает мне парень в свитере. — Никуда ты не пойдешь, пока я тебя не пропущу.

— Вот уж не думал, что в этой хате такие строгие правила, — пытаюсь я отшутиться, понимая, что водевильная хохма прозвучала весьма жалко. Наверное, стоит попробовать передразнить акцент этого парня. — Что я тебе должен показать — пригласительный билет?

Он фыркает — презрительно и недовольно.

— Думаешь, я не догоняю, что ты им дурь принес?

Ни хрена себе! Я судорожно пытаюсь придумать подходящий ответ. Пауза затягивается. Вдруг раздался негромкий звонок — приехал лифт. Мы оба непроизвольно поворачиваем голову в сторону открывающихся дверей, и я вижу чуть изменившийся, но безошибочно узнаваемый силуэт той самой девушки.

Она выходит в холл. Ее волнистые волосы зачесаны назад и, похоже, еще до конца не высохли после душа. На ней мини-юбка ученицы какой-нибудь католической школы, ботинки «Док Мартене» на высокой шнуровке и кожаный пиджак, который явно велик ей. Скорее всего, одолжила его у Нейта.

— Привет! — говорю я, пожалуй, с чрезмерным энтузиазмом.

— Привет, — отвечает она, вежливо пытаясь скрыть, что не узнает меня. Ее недавно сверкавшие голубым пламенем глаза успели опухнуть и покраснеть.

— Я тут к вам заходил сегодня с утра. Нейт сказал, что можно будет ближе к вечеру опять заглянуть — повеселиться…

— Все веселье закончилось несколько часов назад.

Услышав эти слова, Герман опускает взгляд. Новость его явно огорчает.

— Наверное, я просто идиот, — высказываю я столь смелое предположение.

Она оглядывает меня с ног до головы. Я начинаю жалеть, что на мне только шерстяные брюки и рубашка. В этой ситуации я бы лучше чувствовал себя с пиджаком на плечах.