Бог огня

В этом медвежьем углу художник жил в летнее время, там же, в нелепом доме, он был и найден повесившимся — то ли в сорок седьмом, то ли в сорок восьмом году. Ильза осталась одна, потихоньку превращаясь в типичную старую деву, скромно, молчаливо и практически незаметно для окружающих жившую в мрачном одноэтажном коттедже на краю города. Летнюю резиденцию брата она содержала в порядке — неизвестно зачем: охотников поселиться в этом отдаленном и пугающем своим безлюдьем месте даже в разгар курортного сезона находилось мало.

Узнав все, что нужно, светловолосый скользнул взглядом по полкам с напитками, опять посмотрел на противень, дышавший жаром, — бармен не сумел точно истолковать это невнятное пожелание и с легким раздражением в голосе осведомился:

— Кофе? Водка? Коньяк? — Он деликатно кашлянул в кулак. — Извините, портвейна нет.

— При чем тут портвейн?

— Вы же русский. Все русские пьют портвейн.

— Не все. — Посетитель слабо улыбнулся уголками губ и сделал странный заказ.

Таких заказов хозяин заведения не получал бог его знает сколько лет.

Он заказал пунш. Не просто пунш, а жженку, настоящую, огнедышащую, — благо у хозяина имелось несколько бутылок рома в закромах и даже имелся анис, — а потом сидел и долго, не мигая, глядел в глиняную кружку, в которой стелилось едва заметное голубоватое пламя. Очнувшись, он начал медленно пить жидкий огонь, прикрывая после каждого глотка глаза, точно прислушивался к себе, испепеляемому изнутри.

Затем, одарив хозяина потеплевшим доброжелательным взглядом, молча положил на стойку деньги. Этот странный русский вышел, а хозяин, испытывая непонятное беспокойство, выключил зачем-то горелку и рассеянно пробежал пальцами по пуговицам черной, с ослепительным белым воротничком рубашки, словно успокаивая руку, в которой пробудилась мелкая дрожь.

* * *

Покинув бар, он зашел в спортивный магазин, купил вместительную теннисную сумку, рибоковский спортивный костюм, несколько маек с заниженным плечом и широким рукавом, шорты, пять пар высоких махровых носков, плавки, двухслойную куртку с водоотталкивающим верхом и флисовой подстежкой, джинсы, две пары кроссовок, пляжные тапочки и еще какую-то курортную мелочовку.

Сложив покупки в сумку, он удалился.

В таком вот виде — черный дорогой костюм, белая сорочка (воротничковый угол прочно заперт экзотическим галстуком-шнурком, в котором узел был заменен массивной бляхой, инкрустированной холодным желтоватым перламутром) плюс вместительный кейс из матового черного пластика плюс плохо ладящая с этим ансамблем пестрая, разлинованная косыми полосами сумка — он и предстал перед Ильзой. Они быстро договорились. Он будет жить на косе, раз в неделю хозяйка станет наведываться, приносить продукты, прибираться.

— Скажите, — произнесла Ильза и замялась, — а почему ...

— Почему я выбрал ваш дом? — пришел ей на помощь светловолосый. — Там безлюдно.

— Разве это плюс?

— Еще какой! — Он помолчал и добавил: — Я не люблю людей.

Погрузив ключи от дома в карман, он откланялся и двинулся в путь энергичной походкой, четкий ритм которой нисколько не изменился к тому моменту, когда он, отмахав пятнадцать километров, трижды провернул большой допотопный, с причудливой, в форме трилистника, головкой ключ в замке, тугом, но исправном, без ржавых повизгиваний, и толкнул от себя тяжелую дубовую дверь дома, надзиравшего с высоты за дюнами.

* * *

Дом состоял из обширной гостиной с просторными окнами, служившей прежнему хозяину чем-то вроде рабочего ателье, тесной кухни с газовой плитой, питавшейся от большого красного баллона, столь же тесной спальни, узкое пространство которой было практически полностью поглощено кроватью с массивными дубовыми спинками.

Электричества в доме не было — на этот счет он был уведомлен хозяйкой, — поэтому по дороге завернул в спортивный магазин, где покупал одежду, и приобрел большой фонарь с криптоновым отражателем.

Фонарь так и остался в прозрачной пластиковой упаковке.

В бывшей мастерской, обстановку которой составляли массивный платяной шкаф, кованый сундук невероятных размеров, пара неудобных, с высокими прямыми спинками кресел возле закопченного камина с низкой чугунной решеткой, длинный, во всю стену, деревянный стол, несколько грубо сработанных, зато уж вечных деревенских стульев, на стеллаже, полки которого ритмично линовали глухую стену над камином, среди множества глиняных горшков, плошек и еще каких-то посудных предметов он обнаружил две длинноносые керосиновые лампы.

Керосин маслено поблескивал в пятилитровой медицинской бутыли под столам.

— Нет проблем, — сказал светловолосый, насаживая стеклянный чехол на круглую рабочую площадку лампы. Вспыхнули два длинных плоских фитиля; он подвернул настроечное колесико, принуждая пламя не коптить.

Затем он разобрал вещи, аккуратно сложил их на полки шкафа, разделся, притушил лампу и лег спать.

Проснувшись в шесть утра, он облачился в шорты, натянул кроссовки, тщательно и туго их зашнуровал, взял кейс, который всю ночь стоял у него в ногах, и прошел в мастерскую.

Он поставил чемодан на стол, придвинул стул и с минуту о чем-то размышлял, уложив подбородок на крышку кейса, потом покрутил колесики цифрового набора, открыл замок и откинул крышку.

Дно чемодана устилал ровный слой банковских упаковок, перетянутых крест-накрест бумажными лентами.

Он вынул деньги, сложил их в несколько штабелей на столе, закрыл чемоданчик, приподнял его и тут же поставил на место.

Его явно что-то насторожило.

Он откинул крышку, тщательно ощупал обтянутое пурпурным бархатом дно чемодана.

Охотничьим ножом, купленным в спортивном магазине, вскрыл дно чемоданчика.

Под ним лежал "люгер". Тут же находилась и запасная обойма. Он вынул пистолет, взвесил его на руке, понюхал дуло.

— Грязный... — задумчиво протянул он, посмотрел на стопки денег, на раскуроченный чемоданчик и совершенно безынтонационно добавил: — Сволочи.

Он вынул магазин, ссыпал патроны в ладонь, сжал кулак и так сидел некоторое время, потом поднес кулак к щеке и, точно впав в забытье и вытягивая щекой тепло из сжимавшей патроны руки, произнес странную фразу:

— М-да, нас жалуют свинцом и порохом, как мы того желали.

Пистолет и обойму он положил в белый полиэтиленовый пакет, завернул его и тщательно перевязал бечевкой. Выйдя из дома, светловолосый направился к краю мыса, остановился метрах в десяти от обрыва, качнулся вперед-назад, как прыгун в длину перед стартом, совершил короткий разбег и метнул сверток в море.

— Сволочи, — равнодушно повторил он, следя за падением свертка в воду. — Интересно, где бы я был теперь, если б не соскочил с поезда?.. Горел бы синим пламенем.