Бог сумерек

“Площадкой” в городском обиходе именовалось место, когда-то действительно бывшее площадью, а потом застроившееся, изменившееся и нынче представляющее собой аппендикс небольшой улицы, утыкающейся в глухой забор воинской части. Место очень укромное, густо заросшее деревьями, липами и рябинами, почти сквер.

Скромная темно-синяя “восьмерка” уже стояла под липой. Богачев подогнал “тойоту” в упор к заднему бамперу “Жигулей”.

Он вышел из машины с деланно скучающим видом, как бы он здесь и ни при чем. Но водительская дверца “восьмерки” распахнулась, и оттуда выбрался рослый плечистый парень со светлыми, словно выгоревшими на июньском солнце волосами. Он равнодушно глянул на подходящего Богачева, откинул спинку к рулю и посторонился, пропуская того в салон.

Богачев ловко нырнул на заднее сиденье, водитель сел на свое. Теперь в машине оказались трое: на переднем пассажирском сиденье был коренастый коротко стриженный шатен в темных очках.

Трое не поздоровались. Вполне логично: никто из них не желал никому другому здравствовать — хотя думать об этом они не думали.

— Все в норме? — спросил Богачев.

— Пока да, — после небольшой паузы вяло ответил шатен.

— Ладно, — сказал Богачев так, точно подводил черту под чем-то неприятным, но оставшимся в прошлом. — Продолжаем работать.

Теперь сделал паузу он, но двое впереди не выказали ни малейшего любопытства. И Богачев лишний раз убедился, что у тех нервы крепкие.

— Объект меняется, — объявил он и вновь не вызвал никаких эмоций. — Запоминайте: Огарков Лев Евгеньевич. Работает в институте психологии. Домашний адрес, телефон узнаете сами. Срок — двое суток. Встречаемся в то же время, в двенадцать ноль-ноль. Но не здесь. У дома: Садовая, двадцать два. Там такой карман небольшой, вот там… Вопросы?

— Оплата? — последовал вопрос со стороны шатена.

— Как всегда, — был ответ. — Минус штраф за последнее.

В голосе Богачева зазвучал некоторый металл, но напрасно. Двое были профи, они и сами знали, что в последний раз обгадились, как лохи, потому и претензий не имели.

— Ясно, — сказал блондин.

— Тогда все, — сказал Богачев.

Блондин вновь вылез из-за руля, следом выбрался вице-командор “Гекаты”, сел в “тойоту” и уехал. Двое остались.

Богачев не знал, как их зовут, и знать этого не хотел. И они не звали друг друга по имени, хотя они-то знали. У них были клички. Блондин за рулем — Бош, второй — Перец.

Они подождали, пока “тойота” скроется. Тогда Перец полуспросил:

— Покурим? — Бош кивнул, и Перец достал сигареты. “Винстон”.

Курили, молчали. Затем Перец поинтересовался лениво:

— Где этот институт находится, знаешь?

Тот кивнул:

— Знаю.

И опять замолчал. Дым выплывал в открытое окно. Бош докурил первым, щелкнул окурком в кусты.

— Сгоняем туда?

— Ага. — Теперь кивнул Перец. — Далеко?

— Да. Через проспект, за парком. Выкинул свой бычок и Перец.

— Поехали.

Поехали. Молчали. Потом Бош промолвил:

— Там, наверное, пропускная система, в институте этом…

— Разберемся как-нибудь, — ответил Перец. — Узнаем. Первый раз, что ли?..

— Да нет… — проговорил нехотя Бош. — Но все-таки… Фотки нет, на контакт выходить надо. Срисуют, найдется кто-нибудь глазастый.

— Туфта, — отмахнулся напарник. — Первый раз, что ли?.. Ксивой своей ты еще не пользовался.

— Так-то оно так… — Бош покривил рот, однако дальше говорить на эту тему не стал.

Они остановились на светофоре. Бош нетерпеливо газовал, и только вспыхнул желтый, как он сорвался, вспугнув запоздалых ротозеев-пешеходов.

“Восьмерка”, с виду самая обычная, не новая, имела форсированный двигатель, летела вперед, как ракета, а Бош был водитель резкий, нервный даже, хотя в жизни был за/мкнут и холоден — видимо, все его насильственно подавляемое страшное напряжение жизни киллера выплескивалось в этой бешеной езде.

— А тех что, — вдруг сказал он, — не надо больше? Отбой?

— Ну а я знаю? — вопросом на вопрос ответил Перец. — Надо бы, наверное, да руки коротки. Слиняли! Теперь ищи-свищи…

Бош качнул головой.

— Н-да… Скажи мне кто, что какой-то лох Стингера с одной пули завалит… разве поверил бы?

— Ну, он не лох, — с глубоким убеждением возразил Перец и снял очки. Глаза у него были поразительно светлые, почти белые, рыбьи какие-то. — Не лох… Два жмурика в секунду — это тебе не палец обоссать… А Максу он видал, как влепил? Какой монокль вместо глаза сделал?.. То-то.

— Да уж. — Боша аж передернуло от воспоминаний. — Выходное у Макса в башке как вспомню… Никогда такого не видал. Все мозги вынесло.

— Вот и я о том же, — сказал Перец угрюмо и замолчал.

— Легко мы отделались, — буркнул Бош.

— Реакция. — Перец шумно зевнул во весь рот. — Тренировка…

— Да я не о том. — Бош поморщился. — Вообще легко. Как мы оттуда сорвались, не помнишь, что ли? Два трупа… машина вся в кровище… и выкрутились, шито-крыто.

— Ну, не говори гоп, пока не перепрыгнул. — И Перец опять зевнул. — Что за хрен, раззевался?.. Не говори. А нам с тобой еще прыгать и прыгать. Что впереди ждет?..

Задав себе такой философический вопрос, Перец значительно приподнял брови и полез за сигаретой. Бош, конечно, тоже отвечать не стал. Перец дал сигарету и ему, он взял, прикурил. Глубоко затянулся, выпустил ноздрями дым. И спросил неожиданно:

— Слушай… А Макса как звали?

— Зачем тебе? — Перец нахмурился.

— Да так… Не знаю даже. Он нормальный пацан был.

— Тебе-то что от того?

— Да ничего, говорю! Просто…

— Ну а раз просто, то и знать не надо.

Бош пожал плечами, хмыкнул. Какое-то время мчались молча. Потом Перец кашлянул и поинтересовался:

— А почему ты про Макса только спросил? А про Стингера — нет.

Бош зло скривил рот:

— Ну, Стингер-то вообще не человек был. Так… живность.

Перец бросил налево мгновенный, но внимательный взгляд. Ничего не сказал, затянулся сигаретой. Затем сказал:

— Ясно, — сказал ровно, бесцветно.

Бош не заметил этого взгляда напарника. Он гнал машину, обходя всех то справа, то слева, подрезая и нарушая. Перец покосился вправо, на густую стену леса. Это был лесопарк, служащий как бы естественной границей между северной и южной частями города. Перец выдохнул дым в окно.