Бог во плоти. Святоотеческое учение о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа
Шрифт:
Для точного понимания этого фрагмента[172] необходимо учесть контекст всего апостольского повествования и традицию святоотеческого толкования, которую наилучшим образом в обобщенном виде выразил святитель Феофан Затворник, прекрасно знавший как филологические тонкости данного текста, так и святоотеческую экзегезу: «То правда, что если взять эти слова — „поелику все согрешили“ вне связи, — то они могут не давать той мысли, что все согрешили „в нем“ [в Адаме]; но если брать в связи и с предыдущим и с последующим, то и при этом переводе („поелику все согрешили“) необходимо дополнять словом „в нем“, чтобы выдержать вполне мысль апостола. Он говорит: „Грех чрез одного вошел в мир и грехом — смерть, и таким образом смерть во всех вошла“. Грех отворяет врата смерти. Если она вошла во всех, то во всех предшествовал ей грех. Но во всех грех предшествовать смерти не мог иначе, как тем, что все согрешили в том, чрез кого грех вошел, т. е. в первом человеке — Адаме. Таким образом, читая: „Смерть вошла во всех людей, потому что все согрешили“, — не можем иначе понимать сие последнее, как — „согрешили в нем“»[173]. В связи с этими разъяснениями святителя Феофана становится ясным синодальный русский перевод данного фрагмента — «потому
Последующие два стиха[174] и дальнейшие рассуждения апостола Павла наглядно подтверждают мысль о том, что смертное состояние человеческого рода обусловлено не личными грехами потомков Адама и не страхом перед смертью, но наследуемым грехом прародителей — (поэтому смерть могла царствовать и до закона). Незыблемой истиной остается утверждение, что смерть неотрывна от греха, и если она господствует над всем человечеством, то это неуклонно приводит к мысли, что «все согрешили», т. е. восприняли греховное состояние праотца Адама и в этом смысле «в нем согрешили», ибо находились «в чреслах отца», подобно тому как сам Левий, принимающий десятины, в лице Авраама дал десятину, ибо он был еще в чреслах отца, когда Мелхиседек встретил его[175]. Природное единство с первозданным Адамом стало онтологической основой для распространения первородного греха в человеческом роде, поэтому апостол и говорит прямо: «Непослушанием одного человека сделались многие грешными»[176], так же как и преступлением одного подверглись смерти многие[177].
Исходя из суждений апостола Павла о наследственной греховности человеческого рода, . Н. Глубоковский сделал важный обобщающий вывод (относительно сущности первородного греха — и его воздействия на человека), который, несмотря на его пространность, мы приведем, ибо он заслуживает особого внимания. Н.Н. Глубоковский пишет, что, согласно учению апостола Павла, является «демоническим началом в человеческой природе, развращающим ее при помощи плотяной бренности. Поэтому-то чада гнева, живущие по плотским похотям и исполняющие желания плоти, становятся вассалами „князя власти воздушной“, а он — дух, действующий в сынах противления[178]. Понятно теперь, если грех рисуется как живая энергия, входящая в мир и утверждающая в нем свое господство с царственными притязаниями[179] и чарующей обольстительностью[180]. Он [первородный грех] демоничен и потому несокрушим для человека, расторгнувшего свой союз с Господом. Греховность развивает среди падших людей крайнюю интенсивность, раз за ней скрывается сатанинская мощь, получившая доступ и право через свободное согласие человеческой воли. Но она не в состоянии прямо покорить себе человеческий дух в каждом, для чего нужно убить его совершенно и заменить собой. Естественно, что грех пользуется подходящим орудием в индифферентной и бренной плоти и делает ее своим органом настолько, что — по слабости падшего — духовность почти совсем исчезает в ней. Она бывает всецело греховною, потому что демонически захвачена грехом. 'a [плоть] служит средством для организующего принципа в греховности.
Последняя [т. е. греховность] фактически бывает плотною, ибо не имеет иной точки опоры для оппозиции со „внутренним человеком“; однако сама по себе она духовна и представляет могучую демоническую силу. Поэтому освобождение от нее возможно лишь при том условии, что личность парализует греховный натиск через подчинение другому, более властному началу и — под его защитой — становится неуязвимою. Бог осудил грех во плоти через Сына Своего[181] — и, соединяясь таинственно со Христом, верующие бывают уже не во плоти, если и них потом живет Дух Божий[182]. Таким путем каждый выходит из греховной сферы и за ее границами пользуется совершенною неприкосновенностью для греховных приражений»[183].
Подводя итог, можно сказать, что новозаветное понимание первородного греха органично связано с ветхозаветным, но имеет и свои существенные особенности. Это, прежде всего, ясное осознание и раскрытие:
1) глубины повреждения человеческой природы, охватывающей не только естество человека и окружающий мир, но и личностную сферу, прежде всего отношения человека с Богом, а также межличностные отношения с ближними;
2) сущности греховного состояния человека, попавшего в зависимость от диавола;
3) той мысли, что порабощенность людей греху, диаволу и смерти и необходимость спасения человечества стали причиной воплощения Сына Божия[184].
При этом в посланиях апостола Павла сделаны особые акценты на том, что греховное состояние всех людей является врожденным и всеобщим[185], воспринято от согрешивших прародителей[186] и обусловлено порабощенностью рода человеческого диаволу, так что смерть, тление, «греховный закон» в нашем естестве есть лишь орудия осуществления этого рабства[187].
3.4. Святоотеческое учение о первородном грехе
Вопросы о врожденной греховности, разобщенности с Богом, поврежденности душевных и телесных сил человека волновали всех святых отцов, что нашло ясное отражение в их сочинениях. Досадным недоразумением является распространенное (особенно в XVIII–XIX вв.) мнение, будто этой темой по преимуществу занимались западные отцы Церкви[188]. Никакого убедительного основания для такой точки зрения нет. В первой части нашей работы, в разделе 3.1. «Первородный грех. Происхождение понятия и термина», мы показали, насколько распространенным было учение о первородном грехе не только на Западе, но и на Востоке. Ни в коей мере не умаляя значения богословского наследия святителя
Амвросия Медиоланского, блаженного Августина Иппонского, святителя Льва Великого и других авторитетнейших западных отцов Церкви, мы, учитывая, что западная форма изложения учения о первородном грехе хорошо известна и широко обсуждается уже в течение более ста лет[189], не стали заниматься ее подробным пересказом в весьма ограниченных рамках данной работы и в большей степени обратили свои усилия на восполнение «восточного» пробела, и то лишь в той степени, насколько это может способствовать раскрытию православного вероучения о человеческой природе Господа нашего Иисуса Христа.Даже поверхностное чтение творений восточных отцов Церкви поражает глубиной и силой духовных прозрений, незаслуженно забытых или незамеченных. Естественно, что святые отцы, жившие в разные времена, в разных странах, в различных условиях, рассматривали эти вопросы, опираясь на свой личный духовный опыт. Поэтому в способе изложения и в круге затрагиваемых ими вопросов есть некоторые индивидуальные особенности, которые мы не в состоянии охватить. Внимание святых отцов привлекали разные аспекты, но мы, исходя из темы и целей нашей работы, рассмотрим лишь два важных положения святоотеческого учения о последствиях грехопадения: 1) существование первородного греха в человеке (формы его проявления) и 2) сущность первородного греха (бытийные основания его существования).
3.4.1. Существование первородного греха в человеке
При чтении святых отцов постоянно встречаются суждения о том, что после грехопадения над человеком стала владычествовать смерть и тление. Эта мысль естественным образом связана, с одной стороны, с тем Божественным определением, которое прозвучало для наших прародителей еще в раю и осуществилось после их грехопадения: «От древа познания добра и зла, не ешь от него; ибо в день, в который ты вкусишь от него, смертью умрешь»[190], и, с другой стороны, с той ужасающей реальностью смертного бытия для человека и окружающего его мира. Смерть и тление очевидны для всех, их нельзя предотвратить человеческими силами. Какова их причина и сущность, что означает их господство над миром — вопросы, которые волновали человечество во все века, но ответ на них был дан только христианством.
Слово «смерть» имеет несколько смыслов в зависимости от употребления. Обычно когда говорят о смерти человека, то имеют в виду разлучение его души с телом, но с христианской точки зрения такое понимание смерти является ущербным. У святых отцов под словом «смерть» имеется в виду прежде всего духовная смерть человека, его удаленность от Бога — источника истинной жизни. Смерть духовная есть по сути истинная смерть. Эта смерть и постигла прародителей сразу после грехопадения. От этой смерти прежде всего и избавил нас Господь наш Иисус Христос. Когда Православная Церковь в своих песнопениях и святые отцы в своих творениях свидетельствуют, что Христос Своею смертью уничтожил нашу смерть и даровал всем нам воскресение и жизнь вечную, то речь здесь идет прежде всего об уничтожении смерти духовной — нашего отпадения от Бога. Церковь с полным правом воспевает это событие в прошедшем времени, как уже свершившееся, ибо непреодолимое средостение греха между Богом и человеком уже уничтожено искупительными страданиями Сына Божия. Каждый, приобщившийся смерти и воскресения Христа, возрожденный в таинстве крещения — духовно бессмертен. Смерть телесную (которая, по сути, есть лишь временное разлучение души с телом до всеобщего воскресения) на фоне этого бессмертия в Боге правильней назвать не смертью, но успением, или сном. «Истинная смерть, — поучает преподобный Макарий Великий, — сокрывается внутри, в сердце; и человек умерщвлен внутренне. Посему, если кто в тайне прешел от смерти в живот[191], то истинно вовеки он живет и не умирает. Даже если тела таковых и разрушаются на некоторое время, то, поелику они освящены, восстанут со славою. Почему успение святых и называем сном»[192].
В отличие от духовной смерти телесная смерть имеет в естестве человека некоторые внутренние основания для своей актуализации, что и было явлено после грехопадения прародителей. Прот. Георгий Флоровский писал: «Первый Адам своим непослушанием раскрыл и реализовал врожденную способность к смерти»[193]. Физическая смерть, будучи разрушением природной целостности, как уже указывалось[194], не является чем-то невозможным для тварного естества, более того, она возможна для всего тварного мира в богоотчужденном состоянии именно потому, что мир не имеет онтологического бессмертия. Бессмертен по природе только Бог. Все иноприродное Богу может быть лишь приобщено Божественному бессмертию по Божественному дарованию. Бессмертие по естеству — исключительный атрибут Божественного бытия, поэтому для всякого творения Божия оно является возможным лишь по мере обожения. Даже в отношении бессмертия высших тварных созданий — душ человеческих и бесплотных ангелов — богословские рассуждения святых отцов носят условный характер. Например, как у святителя Игнатия (Брянчанинова): «Душе, равно и ангелам, даровано бессмертие Богом: оно не есть их собственность, не их естественная принадлежность. Тело для поддержания жизни своей нуждается в питании воздухом и произведениями земли; душа, чтоб поддержать и сохранить бессмертие свое, нуждается в таинственном действии на себя Божественной десницы»[195]. Отвержение христианством учения о вечности мира, по сути, есть и отвержение всякого утверждения об онтологическом бессмертии естества тварей, в том числе и человека. В естественной смертности тварных существ и возможности преодоления этого только через обожение видится премудрый промысл Божий, пожелавший, чтобы это ведение о тварной ограниченности, о том, что мы по своему происхождению есть земля, прах и пепел, всегда было «уздой», повергающей в смирение человеческий ум не только после грехопадения, но и изначально с момента создания[196]. От начала не только тело человеческое, но даже и душа, несмотря на то что она духовна по своей природе и имеет многие Божественные дарования, несравнима со своим Создателем, ибо «Он Бог, а она — не Бог; Он Господь, а она — раба; Он Творец, а она — тварь; Он Создатель, а она — создание; ничего нет общего в Его и ее естестве»[197]. Возможность умереть для человека могла никогда не реализоваться. Божественное Откровение и святые отцы единогласны в том, что смерть стала реальностью только после грехопадения и виновен в ней только человек.