Богач, бедняк. Нищий, вор.

— Ерунда, — коротко сказал Рудольф и нажал на газ.

В больницу они пришли в начале десятого.

У входа Рудольфа остановила медсестра и что-то ему зашептала.

— Спасибо, — сказал ей Рудольф каким-то, странным, чужим голосом, потом подошел к Томасу; — Мама умерла час назад.

— Последние ее слова, — рассказывала Гретхен, — были: «Передай отцу, где бы он ни был, что я его простила». Потом она впала в состояние комы и больше уже не приходила в себя.

— У нее был сдвиг на эту тему, — сказал Томас. — Она просила меня поискать отца в Европе.

Был уже поздний вечер, они втроем сидели в гостиной дома, в котором Рудольф жил с матерью последние несколько лет. Билли спал в комнате наверху, а Марта сидела на кухне и плакала, скорбя о смерти женщины, которая тиранила и мучила ее изо дня в день. Билли упросил мать разрешить ему тоже поехать в Уитби, чтобы в последний раз взглянуть на бабушку, и Гретхен, решив, что знакомство со смертью поучительно, взяла его с собой. Незадолго перед тем, как Мэри положили в последний раз в кислородную палатку, она простила дочь.

Рудольф уже отдал все необходимые распоряжения насчет похорон. Он поговорил с отцом Макдоннеллом и согласился устроить «весь этот дурацкий фарс», как он потом сказал Джин, позвонив ей в Нью-Йорк. Надгробное слово, заупокойная месса — в общем, все как полагается. Но закрывать в доме все окна и опускать занавески — увольте. Он не собирался баловать мать чрезмерно. Джин мрачно сказала, что, если он хочет, она приедет, но он сказал, что это ни к чему.

Телеграмма, заставшая их в Риме, вывела ее из равновесия. «Родня! — повторяла она. — Всегда эта чертова родня!» В тот вечер и потом, в самолете, она много пила. Если бы он не поддержал ее, она наверняка свалилась бы с трапа. Когда он уезжал из Нью-Йорка, она лежала в постели — хрупкая и обессиленная. Сейчас, сидя с братом и сестрой в замершем доме, где он столько лет жил с покойной, Рудольф был рад, что его жена не с ним.

— После всего, что было, — горько сказал Томас, — у тебя умирает мать, а ты в это время сдаешь мочу на анализ полицейскому! — Томас один из всех пил, но не пьянел.

В больнице Гретхен поцеловала его и обняла; в своем горе она была сердечной, любящей, близкой и уже не казалась той важной и высокомерной дамой, какой он ее помнил. Томас чувствовал: наступит время, когда они забудут прошлое и наконец помирятся. У него и без родственников хватало в этом мире врагов.

— Извините, я сейчас. — Он вышел из гостиной и поднялся в комнату, отведенную ему и Билли.

— Он, пожалуй, изменился, да? — сказала Гретхен, когда они с Рудольфом остались наедине.

— Да.

— Как-то присмирел. Словно его побили.

— Во всяком случае, это только к лучшему, — заметил Рудольф.

Услышав на лестнице шаги брата, они замолчали. Томас вошел в гостиную, держа в руке что-то мягкое, завернутое в папиросную бумагу.

— Это тебе, — сказал он, протягивая сверток Гретхен.

Она развернула подарок — шарф со старинной картой Средиземного моря. В три цвета.

— Спасибо, — сказала она. — Какая прелесть! — Встала и поцеловала его. Этот поцелуй почему-то странно на него подействовал. Он почувствовал, что может сейчас выкинуть какую-нибудь глупость: разреветься, что-нибудь сломать или пойти наверх, схватить пистолет и начать палить из окна в луну.

— Я купил его в Канне, для мамы.

— В Канне? — переспросил Рудольфа — Когда ты был в Канне?

Томас сказал, и они, прикинув, выяснили, что были там примерно в одно время.

— До чего все это нелепо, — заметил Рудольф. — Родные братья проходят мимо друг друга как чужие. Впредь мы не должны терять друг друга из виду, Том.

— Ага, — ответил Томас. Ему действительно хотелось видеться с Гретхен, но Рудольф… это совсем другое дело. Из-за Рудольфа ему пришлось слишком много страдать.

— Конечно, — сказал он. — Я велю своей секретарше посылать тебе перечень моих планов и маршрутов. — Он встал. — Ну ладно, я пошел спать. Сегодня я с раннего утра на ногах.

Он поднялся на второй этаж. Нет, он вовсе не так уж и устал. Просто ему не хотелось быть в одной комнате с Рудольфом. Если б он знал, где установлен гроб с телом матери, то сбежал бы сейчас отсюда и всю ночь просидел бы возле покойницы. Он не помнил, чтобы хоть раз в жизни обнял мать.

На похороны пришел Тедди Бойлан. Вообще пришло много народу. Газеты Уитби и Порт-Филипа сочли смерть матери такого выдающегося человека, как Рудольф Джордах, важным событием и поместили некролог на видном месте. О Мэри Джордах писать было почти нечего, но газеты компенсировали это перечислением достижений и титулов ее сына. Председатель правления корпорации «Д.К. Энтерпрайсиз», сопредседатель торговой палаты Уитби, выпускник «cum laude» [7] университета Уитби, член совета попечителей университета, член комиссии по благоустройству Уитби и Порт-Филипа, энергичный и многообещающий коммерсант и бизнесмен.

7

С отличием (лат.)

Бедная мама, подумал Рудольф, оглядывая переполненную церковь, она была бы на верху блаженства, если бы видела, сколько людей пришло почтить ее память.

На кладбище в ветвях деревьев щебетали птицы, радуясь натиску лета. Когда гроб под всхлипывания партнерш Мэри по бриджу опускали в могилу, Рудольф, Томас и Гретхен стояли рядом. Гретхен держала за руку Билли.

Бойлан нагнал их, когда они уже подходили к выстроившимся в ряд черным лимузинам.

— Извините за назойливость, — сказал он, — но мне просто хочется выразить вам свое сочувствие. Совсем еще молодая женщина…

Рудольф на минуту растерялся. Ему мать казалась древней старухой, да она и была древней. Она была старухой уже в тридцать, а умирать начала и того раньше. Сейчас впервые до него дошло, что ей было всего пятьдесят шесть лет, почти столько же, сколько Бойлану. Неудивительно, что он сказал «совсем еще молодая».

— Спасибо, Тедди, — поблагодарил он и пожал Бойлану руку. Судя по виду, Бойлан пока не собирался умирать. Волосы его были того же цвета, что и всегда, лицо загорелое, без морщин, держался он все так же прямо, туфли по обыкновению начищены до блеска.

— Как дела, Гретхен? — спросил он.

— Очень хорошо, Тедди, спасибо, — ответила она.

— Насколько я понимаю, это твой сын. — Бойлан улыбнулся насупившемуся Билли.

— Билли, это мистер Бойлан, — сказала Гретхен, — наш старый приятель.

— Рад с тобой познакомиться, Билли. — Бойлан пожал мальчику руку. — Надеюсь, в следующий раз мы с тобой встретимся при более радостных обстоятельствах.

Билли ничего не ответил. Томас, прищурившись, рассматривал Бойлана. Как показалось Рудольфу, он прятал под полуопущенными веками желание расхохотаться. Может, он вспомнил тот вечер, когда видел, как Бойлан расхаживал голым по дому на холме и наливал в стакан виски, чтобы отнести его Гретхен, лежавшей в постели наверху. О чем только не думают люди на кладбище.