Богдан Хмельницкий
Шрифт:
Из летописи Самоила Величко:«По прошествии тогда дней трех, то есть мая 11 в пятый день шестой недели по пасхе, устроившись со всем как надлежало, Хмельницкий двинулся спешно от Воды Желтой со всем войском, к самым гетманам коронным; того же дня из Чигирина, Крылова и других городов и сел две тысячи прибыло воинских охотников к Хмельницкому».
15 мая под Корсунем появились передовые силы повстанцев. Они расположились к югу от поляков на берегу реки Рось, охватив стан противника, расположившегося на правом берегу и занявшего позицию фронтом на юг.
Польские войска стояли на хорошо укрепленной позиции и имели многочисленную артиллерию. Осведомители доносили, что, несмотря на разногласия между Потоцким и Калиновским, поляки решили обороняться.
Беспокоясь за исход боя, Хмельницкий сам решил осмотреть вражескую позицию. Польский лагерь стоял на небольшой возвышенности. С трех сторон его окружали высокие земляные валы, которые по настоянию Калиновского успели насыпать жолнеры, а также глубокие шанцы. С четвертой стороны лагерь защищала река Рось. Хмельницкий знал от лазутчиков, что на валах были поставлены пушки, а подступы к лагерю охранялись хорошо вооруженной пехотой и драгунами.
— Да, выбить поляков из этого лагеря — дело нелегкое, — обратился Хмельницкий к стоящему рядом Кривоносу, который тоже осматривал польские укрепления. — Здесь нужно что-то придумать. И такое, чтобы ляхов застать врасплох. Иначе много казацкой крови прольется.
Татарский чамбук переправился через реку и подошел к шанцам польского лагеря. Слаженный огонь польской артиллерии словно смел его с лица земли. Остальные отступили и уже не осмеливались подъезжать к лагерю. Необходимо было во что бы то ни стало перехитрить врага и вынудить его покинуть выгодную позицию.
Из летописи Григория Грабянки:«И вот во вторник подоспев татаре и казаки с поля до ляхов и крикнувши великим воплем, битися начата, а поскольку ляхи стояху в окопе, не могли татаре и казаки ляхов одолети (понеже не было казаков и татар больше над тысяч пятнадесят), а став на горе, на единоборство ляхов вызывали. В то время некоего казака ляхове взяли и приведше пред гетманов вопросили о силе татарской и казацкой. Пленник оный, хитер будучи и премудр (вероятно, Хмельницким научен), — сказал, — пятьдесят тысяч татар с Тугай-беем и хан вскоре со всею силою будет, а казаков без счета. Это услышав, ляхи поверили, и страх на них тяжкий напал, так что все впали в уныние, и руки их ослабели, и разум отступил от них, ибо боялись не только силы казацкой, но и голода и осады, и решили отступать напролом обозом».
Уловка Хмельницкого и Кривоноса с засылкой в польский лагерь казака, который передал противнику преувеличенные сведения о казацко-крестьянском войске, удалась.
Напуганный рассказом об огромных силах противника, Потоцкий решил не принимать боя, а отойти и соединиться с хоругвями Иеремии Вишневецкого, от которого прибыл гонец. Он сообщил, что шеститысячный отряд Вишневецкого, состоящий из шляхты, идет навстречу Потоцкому.
В ночь на 16 мая разведка донесла Хмельницкому о подготовке ляхов к отступлению. Богдан лишь усмехнулся в усы и про себя проговорил услышанную недавно от казаков пословицу: «Скачи, ляше, як Хмель скаже». Пока не подошел Вишневецкий, армия Потоцкого должна быть разбита.
Той же ночью Хмельницкий получил от своего казака Самойла Зарудного, служившего при Потоцком, сведения о том, что поляки решили, бросив тяжелые возы, всем войском, построенным походным табором, идти через Богуслав и Белую Церковь на Паволочь. Зарудный сообщил, что вызвался провести коронное войско кратчайшим путем к Богуславу. На пути шляхетского войска за десять верст от города Корсуня будет узкая лесная долина — балка Гороховая Дубрава. Дорога здесь спускалась в узкий болотистый овраг и проходила между двумя кручами, склоны которых поросли густым высоким дубняком. Пересеченная лесистая местность лишала поляков возможности использовать преимущества своей кавалерии. Учитывая это, Хмельницкий решил дать бой Потоцкому именно здесь.
Расположив свои силы у Корсуня на противоположном берегу Роси, Хмельницкий отправил в обход польского войска шесть тысяч пеших казаков с артиллерией по главе с Максимом Кривоносом. В урочище Гороховая Дубрава, или, как ее еще называли, Крутая Балка, они устроили засаду —
прокопали через дорогу несколько рвов, заложили засеки, по обочинам ее устроили завалы из срубленных деревьев, в густом кустарнике спрятали пушки, засели при выходе дороги из леса в густом дубняке и специально вырытых шанцах.На рассвете 16 мая громоздкая колонна шляхетского войска начала отход из своих укреплений. В авангарде и арьергарде ее находилась кавалерия, в центре — обоз, груженный боеприпасами и разным имуществом, и артиллерия в восемь рядов, а по бокам располагалась пехота.
Стояла предрассветная тишина. Казалось, никто не замечал, как поднялось и начало свое движение войско. В казацком и татарском таборах словно все заснуло глубоким сном. И ничто не предвещало беды. Скорым маршем с величайшими предосторожностями дошли до Гороховой Дубравы и стали спускаться но крутому откосу к болотистому леску. Здесь шляхетскому войску, ничего не ведавшему о засаде, пришлось менять свой походный порядок. И внезапно по ним из кустарника ударили казацкие пушки. Узкая дорога и густой лес, в который втянулось польское войско, мешали ему обороняться. Этим воспользовались казаки и начали с двух сторон громить жолнеров и шляхту. И пока те пробивались через лес, казаки расстреливали их из пушек, мушкетов, самопалов. Авангард врага бросился пробиваться вперед, остальные повернули назад, ища выхода из яра, но всюду натыкались на глубокие шанцы и завалы из деревьев. Пушки увязли в трясине и ничем не помогли полякам.
Из реляции королю из-под Корсуня 16 мая 1648 года:«…Далее мы отошли с табором за полчаса до полудня мили за полторы в несчастную дубраву под Гороховом. При входе в болотистую рощу много возов погрузло и перевернулось; к ним подбежали татары и казаки. Наши отстреливались из заряженных дробью пушек и мушкетов; они враги, с двух сторон на нас обрушили тяжелый удар. Табор вошел в эту дубраву (Гороховую Дубраву. — В. З.), как в мешок, дальше продвигаться он не мог, потому что дороги были перекопаны и перегорожены. Сзади на табор жали всей тяжестью татары, спереди и с боков казаки наносили большой урон, пользуясь устроенными шанцами. Наши мужественно сражались… но, попав в западню, не могли побороть превосходящие вражеские силы».
Когда в бой вступили основные силы казацко-крестьянского войска во главе с Хмельницким, а также татары Тугай-бея, старый Потоцкий, видя, что его армия гибнет, делает последнее усилие. Он приказывает конным хоругвям спешиться и взяться за мушкеты. Но не приученные к пешему бою польские кавалеристы не успели даже построиться в боевой порядок. Казаки ударили по ним, смели и образовавшейся «улицей» прошли через весь табор. Татары ворвались в лагерь с другой стороны. Началось смятение. Этим воспользовалась челядь, пахолки [59] , которым спешившиеся паны отдали своих лошадей. Вскочив на лошадей, они бросились вскачь. Некоторое время, упорно обороняясь, держался только центр. Но вскоре рухнул и он. После этого началась всеобщая паника. Жолнеры разбегались, «кто как мог, и татары их топтали конями, других живьем взяли». Лишь князь Корецкий сумел пробиться сквозь ряды окружения, оставив на поле боя половину своего двухтысячного отряда.
59
Пахолки— слуги.
Казакам и татарам досталась богатая добыча. В плен попали оба польских гетмана и несколько десятков других магнатов. Все они тотчас были отправлены в Крым.
Молча наблюдал Богдан, как вязали татары пленников, и вспомнилось ему, сколько народной крови пролили они на Украине, сколько горя и страданий принесли ей. Вспомнилось, как по приказу Потоцкого четвертовали, сажали на кол тех, кто сражался в 1637 году под Кумейками под руководством его друга Павлюка, как в январе 1638 года в Киеве на его глазах сажали на кол его товарища повстанческого вожака Кизима и его сына Кизименка, как отсекли голову повстанцу Кушу, как издевались над женами и детьми восставших, и не было к ним ни малейшей жалости.