Богдан Хмельницкий

Хмельницкий встретился с русским послом в Чигирине 22 ноября 1649 года. Он принял его приветливо с надлежащим дипломатическим церемониалом. При гетмане были приближенные к нему люди, сыновья Тимофей и Юрий. Неронов торжественно вручил гетману царскую грамоту, в которой за «службу и радение» русское правительство «похваляло» Хмельницкого и передавало ему «государево жалование». Грамота оканчивалась обращением к Хмельницкому, чтобы он «и все Войско Запорожское и впредь великому государю служили и крымских татар от всякого дурна отговаривали и великому государю про их умышление ведомо чинили».

Поблагодарив посла, Хмельницкий просил заверить царя, что Войско Запорожское готово служить ему, коли на то «его царского величества воля будет». В дальнейших разговорах и на прощальном приеме 26 ноября гетман говорил послу о своей готовности отвести от России нападение татар и поляков и снова просил, «чтоб великий государь был над ними государем».

Неронов уходил от Хмельницкого успокоенный и уверенный, что Украина никогда не будет врагом России. Неприятный осадок оставил лишь один эпизод, о котором пришлось упомянуть при составлении статейного списка в Посольский приказ о своем пребывании у гетмана.

Когда, попрощавшись с Хмельницким, он вышел на крыльцо, здесь его ожидала гетманша. Лицо ее было гневным, так что от красоты не осталось и следа, глаза горели злым огнем. Она стремительно подошла к Неронову, и ее резкий голос словно ударил посла.

— Почему пан посол столь неучтив к женщине? Не пришлось бы пожалеть! Почему детям гетмановым дано государево жалование по паре соболей, а мне нет? Я жена гетмана, и мне, как и им, положено государево жалование.

Неронов хотел было ответить, что никакой услуги царю она не оказала, наоборот, как раз вчера говорили его люди при гетмановом дворе, что она более преданна шляхте, чем Хмельницкому, но передумал. Не нужно озлоблять против себя эту женщину, может, и пригодится когда, приказал подьячему Богданову дать ей пару соболей. Та не отказалась, взяла их и с видом оскорбленного достоинства, не поблагодарив, пошла в светлицу.

Чтобы получить еще больше сведений о политическом положении Польши, об украинско-польских отношениях, русское правительство послало срочно своего гонца Кулакова в Варшаву, где открывался вольный сейм для утверждения Зборовского договора. Хотя официально миссия Кулакова заключалась в том, чтобы сообщить польскому правительству, что Москва направляет в Польшу великих царских послов — боярина и наместника новгородского Григория Гавриловича Пушкина и его брата окольничего и наместника алатырского Степана Гавриловича Пушкина.

Кунаков прибыл в Варшаву 23 ноября 1649 года, на второй день после открытия сейма. Столица бурлила. Все говорили о больших спорах, возникших в первый же день на заседаниях, о том, что сейм отказывается утвердить статьи Зборовского договора.

За несколько дней пребывания в Варшаве Кунаков стал свидетелем многих событий. Польское правительство не хотело, чтобы о них было известно в Москве, и потому поспешило уже в начале декабря отправить его назад.

Перед самым отъездом из Варшавы Кунаков, выискивая нужные ему сведения, зашел на рынок. И здесь у одного купца он увидел несколько польских книг. Просмотрев их, сообразительный русский посланник сразу же приметил, что они содержат оскорбительные, по его разумению, выпады в адрес царя. Кунаков тут же купил книги, подумав, что для русских послов, едущих в Варшаву, это будет хороший повод для обвинения польского правительства в неуважении к государю, а если возникнет необходимость, то и для разрыва отношений с Польшей.

То, что удалось Кунакову разведать и увидеть своими глазами, сказало царю и боярам о многом, и они решительно повели дело на разрыв с Польшей.

Для Хмельницкого такая позиция русского правительства была огромной поддержкой не только в борьбе с Польшей, но и в его действиях на Украине, где все больше росло недовольство народа, который и слышать не хотел о возвращении под власть ненавистных панов. Во многих местностях вспыхивали восстания крестьян и казаков. И не только против польских панов, но и против самого Хмельницкого и казацкой старшины. Хмельницкий жестоко расправлялся с ними, но возмущение не утихало, а, наоборот, поднималось еще больше.

Из записки русского гонца Г. Кунакова, ноябрь 1649 г.:«А ныне-де у Богдана Хмельницкого с поляками война будет впрямь по такой причине: когда хлопы из Войска Запорожского по пактам (Зборовскому договору. — В. З.) учали было приходить в панские и шляхетские имения в дома свои, паны и шляхта их мучили и избивали и похвалялись: то-де и вашему Хмельницкому будет, дайте нам справиться. И к Богдану Хмельницкому приходили хлопы, собралось больше 50000 человек, и хотели его убить: для чего-де без нашего совета с королем помирился?»

Около Хмельницкого постоянно была его гвардия да татарский отряд. Они быстро справились с взбунтовавшимися крестьянами и казаками, не вошедшими в реестр. Разбитые, растерзанные, те разбрелись по Украине, проклиная гетмана и старшину.

Немало волнений принесло Хмельницкому вспыхнувшее против него восстание на Запорожье. Возглавил его казак Худолий, несогласный с действиями Хмельницкого и Зборовским договором. Он провозгласил себя вторым гетманом и собирал казаков, чтобы идти на Чигирин. Пришлось послать туда свою гвардию — Чигиринский полк. Восстание было жестоко подавлено. Худолий обезглавлен.

Много времени отнимало составление реестра. Хмельницкий просматривал списки казаков, вошедших в него, и неприятное чувство то ли злости на себя, то ли обиды на кого-то переполняло его. Конечно, это был наибольший реестр за всю историю, но и он, как показали последние события, не устраивал казачество.

Основную массу реестровцев записали в семь полков — Чигиринский, Черкасский, Каневский, Корсунский, Белоцерковский, Кропивянский, Переяславский, Они находились на юге Киевского воеводства, традиционной казацкой территории, и Хмельницкий придавал им Особое значение. Остальных распределили в девять полков — Уманский, Брацлавский, Кальницкий, Киевский, Миргородский, Полтавский, Прилукский, Нежинский и Черниговский.

Составленные в полках списки посылались в гетманскую резиденцию в Чигирин, где в войсковой канцелярии их сводили в один. Здесь были собраны особо грамотные писари, которым было поручено оформление реестра. На каждом листе бумаги одного формата делалась черная рамка, разделенная линией на две половины. Каждая половина в столбик заполнялась именами и фамилиями казаков. В первую очередь записывали тех, кто «служит старо», «лучших людей», а потом остальных. Поскольку желающих попасть в реестр было много, старшина сама отбирала тех, кого считала нужным, не гнушаясь при этом и взятками: «Кто больше мог дать, того и в реестр писали».

Гетманское правительство стремилось окончить составление реестра в короткое время. Но дело затягивалось. Тогда Хмельницкий решил направить в Варшаву послов, чтобы сообщить сейму, что он проводит «как можно быстро войсковую перепись, которую надеется завершить до окончания сейма». Главной же целью посольства было добиться, чтобы Зборовский договор был внесен в польскую конституцию со всеми статьями, которые были приняты в Зборове, и прежде всего статьями о ликвидации унии и амнистии участникам народно-освободительной войны.