Боги должны уйти

Сначала дорога вилась между высоких деревьев, оплетенных лианами. С гладких стволов лохмотьями сползала душистая кора, оголяя белую кость стволов, иссосанную глотками прекрасных орхидей. Роскошные цветы на наших глазах умирали, не успевая вскарабкаться вверх. Они осыпались, став спасительной тенью для выползших из почвы корней, которые потеряв надежду найти влагу на глубине, жадно всасывались в туман, пополнив молитву природы о дожде.

Сухие ветви царапали тело, а связанные руки не защищали от налета озлобленных мух. Лица подруг опухли, да и мое выглядело не лучше: озверевшая от голода летучая мышь налету укусила в губу, и половина моего лица одеревенела.

Я не смотрела по сторонам, но часто оглядывалась. Сердце обжигал вопросительный взгляд Болтливой Попугаихи. Пока тайна близнецов не раскрыта, Маленький Вождь, как сын простолюдинки был в безопасности. Но что ожидало впереди?

– Куда нас ведут?
– ворчала сзади Серая Мышь.

– Куда бы ни привели - радуйся, что не убили, - ответила Сладкая Пчелка.

– Девочки, мы рабыни?

– Нет, мы любимые жены.

– Для чего мы им нужны?

– Для конкурса красоты.

– И впрямь на конкурс ведут: зубы проверили, мышцы пощипали, даже в уши заглянули.

– А бьют так, что и зубы, и ребра ломают.

Полоса тенистых лесов осталась позади. Прощай, Солнечная Долина! Прощайте салки и лазанье по шоколадным деревьям! Прощайте, лес и тайные тропки, и пчелиные коряги, полные тягучего меда, и высокая туя, усиженная стайкой бранчливых лори, и колибри, щекочущие крыльями лицо.

Эти колибри... Они в наших краях стали символом верности и любви. Если склонить лицо над охапкой сорванных орхидей, заметишь, что крохотные пичуги не спешат расстаться с мертвыми цветами, но, как души долины, долго витают над букетом, даже если он затоптан в прах.

А если бросить букет в огонь - колибри полетят вслед за ним.

Воины, шедшие во главе процессии, изредка сбрасывали под ноги пленниц сочные стебли трав. Тем и питались.

Двое погонщиков грозно крутили палки над головой и вопили что-то друг другу на своем языке. Иногда появлялся Саблезуб. Он хлестал длинной веткой по своим бронзовым наколенникам, отгоняя саранчу, и окидывал надменным взглядом шеренгу рабынь.

Чалая Лога, самая старшая из нас, крикнула:

– Эй, предводитель! Женщинам и детям не хватает воды. Мы умираем от жажды.

– Ты слышишь?
– спросила я, поравнявшись с Саблезубом.

– Просишь? Для тебя всегда найдется глоток в моих сосудах. Я не привык делиться им в загаженных придорожных кустах, но если тебе не терпится...

Кровь ударила в лицо.

– Попросила не для себя.

– Ты слишком горда, дочь вождя.

Он распорядился громко сначала на своем, а потом на моем языке:

– Пусть женщины, прикованные к жерди, высохнут от жажды и проклянут гордое сердце принцессы.

Подруги в страхе заголосили. И лишь Болтливая Попка засмеялась:

– Правильно! Все умрем! Дети грызут пустые сосцы, в них не осталось ни капли. Но разве это заметят подруги, и тем более боги? А дорога в горы тяжела, как смерть.

Впереди выросли красные скалы. Плоские вершины взметнулись и накатились друг на друга, истоптанные безумной пляской подземных богов. Но до скал было не менее трех дней пути, если бежать без передышки, ни на мгновенье не рухнув на отдых в шелковую траву.

Под ногами распростерся ярко - зеленый ковер. Барбарис и смородина, щедро рассыпанные вдоль тропы слегка утолили голод. Пленницы на ходу горстями выгребали ягоды из душистых кустов. Целебная мякоть болотных трав, и сочные стебли спасали от жажды.

Бесшумный танец ширококрылых бабочек взвился из-под ног. Маленькая Лилия, забыв о сбитых ступнях, звонким смехом встретила желто-малиновую радугу. Вереница бабочек рисовала в небе круги и овалы. Малышка видела в них приветливые рожицы, которые улыбались с неба.

Саблезуб оглянулся, услышав звонкий смех девочки, и наткнулся на мой настороженный взгляд.

Вечер проглотил молитвы о дожде. Подруги, привязанные к жерди, повалились на пыльную тропу, вытянув ноги и закрыв глаза. Кто-то горестно бормотал, кто- то шептался или, вперив очи в небо, страстно молился о перемене судьбы.

Мои соседки со стоном разминали затекшие ноги и переговаривались друг с другом:

– Неужели стражники не дадут нам ни капли воды?

– Нет жалости в проклятых сердцах.

– Слушай, слушай, мы говорим о твоем сердце, Синевласая Лань.

– Уступи предводителю!

– Посмотри на младенцев. Скоро их нечем будет кормить, и Болтливая Попка упадет от изнеможения на тропу. Стражники ее прикончат ударом дубинки, а головы младенцев растопчут ногами. Ты слышишь?

– Слышу.

– А Саблезуб? Чем не жених? Взгляни: красив и силен. Смел и богат -обзавидуешься. Уверена: его сундуки заполнены ониксом и бирюзой, он храбрейший из воинов, он достойнейший из мужчин.

– Если все дело в словах, скажи об этом ему.

– Его глаза не замечают нас. Они не могут насытиться лишь тобой. А мы для него черная кость.

– Улыбнись Саблезубу, - сказала Сладкая Пчелка.
– Это легко. Женская улыбка растопит каменное сердце.

– Синевласая Лань! - вдруг завопила Болтливая Попка.
– У меня пропало молоко! Дети жуют пустые соски!

Жестокие подруги, заткнитесь...

Мои пальцы потянулись к амазному ожерелью. Волшебные искры заиграли на лицах подруг, споры прекратились.

Бесценное сокровище подарил отец. Каждая бусинка в нем была вплетена в платиновую сеточку, пронизанную алмазными каплями. Украшение светилось радугой даже в темноте. Достаточно лучика далекой звезды, чтобы грани заиграли, рассеяв темноту.

– Эй, Попугаиха, слышишь? Возьми ожерелье, разорви его на бусины и поделись с теми, кто накормит тебя.

С этими словами я кинула пылающие каменья в ладонь изумленной подруги, она подняла сокровище к заходящему солнцу, любуясь радугой на гранях. Девушки вытянули шеи.

– Сумасшедшая!- прошептала Серая Мышь.

Я на ходу сорвала с куста горсть кислых ягод:

– Садкая Пчелка, передай это кормилице. Рвите ягоды, девчонки, и сочные стебли адорры. От них прибывает материнское молоко.

В воздухе запахло сладкой травой и лимонником. Болтливая Попугаиха с жадностью заглатывала их сочную плоть.

– Давно бы так, - ворчала она, прикадывая маденев к груди.

– Синевласая Лань, что дашь за десяток свежих яиц?
– крикнула Чалая Лога, отправляя по рукам тяжелое гнездо, выуженное из придорожного куста. На дне млечно светились восемь крапчатых туканьих яиц.