Боги, дороги и рыжие неприятности

Устроившись поудобнее, я развернула карту, быстро проверила путь и удовлетворенно хмыкнула. В Пристанище мы должны были попасть задолго до полудня.

Дом, конечно, было жаль, да и в Забредни лучше не соваться ближайшую сотню лет, но в остальном все складывалось удачно. Тогда у меня впервые появилась надежда выбраться из этого приключения живой. Глупо, конечно, но все равно приятно. И вообще, живет же как-то Избранная с полной головой всякой ерунды.

Чем я хуже?

Глава 5

После того, что мы устроили в Забреднях, о караванных путях можно было забыть до самых предгорий. Ничего, есть и другие дороги. Не такие безопасные, зато быстрые и, если повезет, можно день-другой выгадать.

С Избранной, между тем, творилось что-то неладное: она вдруг перестала ныть, жаловаться и лезть с дурацкими вопросами.

В подарки судьбы я не верила, поэтому спросила:

– Кто умер?

– А?
– вскинулась будущая спасительница мира.

Вид у нее был такой, будто ее оторвали от чего-то очень важного.

– Спрашиваю, умер кто?
– пришлось повторить, а то в первый раз меня явно не услышали, - Молчишь давно, будто тихую дань отдаешь. Мне даже не по себе стало.

– А... нет. Сорри, я тут...
– она помялась немного и выпалила: - Слушай, а эти лошади по случаю не говорящие?

Интересно, все Избранные с головой не дружат, или это мне так повезло?

– Эти? Вроде нет.

– Ужас какой, - замогильным голосом простонала моя подопечная.
– Значит, у меня появился внутренний голос! Ехидный...

– Очень интересно, - я придержала свою кобылку и повернулась так, чтобы заглянуть рыжей в глаза. Вид у нее был вполне обычный, но это не особенно успокаивало. Может, у Избранных сумасшествие на лице и не сказывается, откуда мне знать?

На всякий случай, переспросила:

– Значит, голос внутри завелся? И что же он такое говорит?

– Я не очень хорошо его понимаю, - смущенно пролепетала последняя надежда всего живого и неживого.
– Сейчас вот что-то о том, как ужасно я сижу в седле, прямо мешок с... с чепухой, что ли?

– С требухой, должно быть.
– подсказала я.

Пора бы мне запомнить, что в другом мире и порядки другие и то, что у нас знает любой младенец, для Избранной может быть новым и непонятным.

Снова пустив лошадку шагом, я посоветовала:

– Отвлечься постарайся. Вон, камни считай на обочине, ну или облака в небе. Даже не заметишь, как перестанешь слышать всякую ерунду.

– Угу, не думай о белой обезьяне. Легко сказать, - проворчала рыжая и сосредоточенно засопела.

Вот чудная, кто ж так отвлекается?

Надолго ее, понятное дело, не хватило.

– Не получается!
– простонала она, бросив поводья и закрыв лицо руками, - Я все равно его слышу! Теперь он говорит, что я дышу как больная овца, и у него от меня уже в ушах свербит.

– Ну, так стукни кулаком промеж этих ушей, и сразу весь свербеж пройдет!
– с готовностью предложила я.
– Или великая любовь к лошадкам мешает? Так давай я стукну, мне не трудно.

– Стоп, так это лошадь?
– возопила Избранная в абсолютно непередаваемой манере. Такое я прежде слышала лишь однажды, когда тетушка нашла на дне котла с похлебкой останки двухголовой жабы, - Ты же сказала, что она не говорящая!

– Ну так она и не разговаривает, просто думает слишком громко. Это у них что-то вроде... слушай, а давай я тебе лучше с начала расскажу, заодно и от всяких голосов отвлечешься. Только сначала дай мне этот твой пояс.

Пока я спешивалась, отбирала у рыжей уздечку и накрепко привязывала ее же поясом к задней луке своего седла, моя подопечная проявляла чудеса терпения и с лишними вопросами не приставала.

Забираясь обратно в седло, я пояснила:

– Это чтобы ты не потерялась, если вдруг отвлечешься. Только за гриву не хватайся и старайся поменьше ерзать в седле. Скоро под нами плохой кусок будет на третьем слое, это почти не опасно, но не будем впустую удачу испытывать.

Рыжая только фыркнула в ответ и выжидательно на меня уставилась.

Вспомнив, что обещала ей историю, я пустила лошадей шагом, чуть поерзала, устраиваясь поудобнее и заговорила:

– Старые люди говорят, что бродил некогда по земле лошадиный бог. Огромен он был, как гора, и видом страшен: из глаз пламя зеленое полыхает, из ноздрей туман липкий валит, а под копытами болото черное расползается. Где бы он появлялся лошадиный бог - там на полях кости прорастали и вода в колодцах кровью обращалась. Кто его видел, тот рассудка лишался сразу. И не было смертного, чтобы мог с ним справиться. Тогда собрались люди всем миром, да и пошли к своим богам на поклон. Семь дней и семь ночей по всей земле мольба стояла, пока не прокатилась весть, что сгинул Лошадиный бог, как и не было его. Много лет прошло с той поры, да тут новая напасть случилась: стали жеребята странные рождаться - черные, красноглазые и злющие, будто псы цепные. Жрут они что попало, а что сожрать не могут, то непременно изжуют, истопчут да испоганят. Сначала больше на севере случалось, теперь вот и до наших краев добралась эта зараза. И ведь что странно, соображают-то эти лошадки получше обычных, но умишко у них, вроде как, один на всех. По одиночке вообще ничего не могут, не шевелятся даже, так и стоят, пока не подохнут. Двое уже что-то мыслить начинают, а как трое или больше, то совсем беда. Многие верят, что это вот Лошадиный Бог и есть. Вроде как возродиться пытается, а сил пока не хватает. Может так оно и есть, а может и враки все от начала до конца. Во что верить ты уж сама решай, а как по мне, то разницы никакой. Бог они или не бог, а других лошадей нам один пес купить не на что, так что придется уж как-то с этими управляться. Ты, рыжая, вот что запомни: сзади не подходи, за пастью следи все время и чуть что - сразу бей промеж глаз. Да, и не слушай что она там думает, ничего хорошего все равно не услышишь. Просто представь, что это не слова, а ветер воет, или, скажем, ручей журчит. Скоро привыкнешь, и будет само собой получаться.

– А что будет, если их толпой собрать?
– полюбопытствовала рыжая.
– Ну там сотню сразу, или тысячу?

– Ничего хорошего, уж поверь, - я невольно поежилась, очень живо представив тысячу зубастых черных тварей, а потом провыла страшным голосом: - Восстанет из праха Лошадиный Бог и небо содрогнется под его копытами, и закричит земля разверстыми ртами могил, и мертвецы будут следовать за ним, и настанет Великая Ночь, преисполненная ужаса и скорбей, и будет она длиться вечно...

– Да ну тебя!
– отмахнулась Избранная, - Я же серьезно спросила!

– Вообще, их обычно сразу закалывают, - ответила я уже нормальным голосом.
– Толку о них в хозяйстве никакого, а жрет такая тварь как целый скотный двор. Даже не спрашивай, зачем их дядюшка держал, все равно не знаю.

На самом деле, были у меня на этот счет кое-какие мысли, но делиться ими со своей подопечной я не собиралась.

К счастью, Избранную, похоже, лошадки волновали больше, чем темные делишки почтенного Эгиля.

– И никогда такого не было, чтоб много и сразу собралось?
– протянула она недоверчиво.
– Прямо никогда-никогда? Да ладно, так я и поверила!

Я наморщила лоб, честно пытаясь припомнить что-то подобное. И, как ни странно, вспомнила:

– Не знаю, можно ли верить этим россказням, но слышала я как-то, что на юге один богатей вообразил, будто если этих тварей собрать побольше, то обретут они мудрость неимоверную и тут же выдумают нечто важное и для всех полезное. Подсчитал даже, что надо их для такого дела триста тридцать три. Так вот, стал он их собирать, где только мог, и на подворье свое свозить. Много собрал, сотни две точно, да только странное дело произошло. Возвращается он как-то с очередной парой, а вместо угодий его богатых пустырь вытоптанный, а к горизонту полоса тянется, копытами в земле выбитая. Тут лошадки, что он с собой привел, из рук поводья вырвали и по полосе этой в даль ускакали. Делать нечего, пришлось ему следом отправиться. День идет, два идет - все конца-края не видно. Долго шел, аж сапоги до дыр стоптал хоть и новые почти были. И вот приходит он на берег моря. Видит - обрыв высокий и след от копыт до самого края обрыва тянется. Ближе подошел, вниз с обрыва глянул - нет никого, только волны шумят. Понял он тогда, что от большого ума только разруха одна, а проку никакого. Заплакал он горько и хотел уже следом за мечтой своей в море прыгать, да только слышит - как будто зовет его кто-то. Оборачивается, а на камне...