Боги Гринвича

– Рынки – не проблема, – покачал головой Кьюсак. – Я нашел одно отличие моего офиса от ада.

– Какое? – спросила она.

– У нас висят терминалы «Блумберга».

– Подожди секундочку. У меня для тебя кое-что есть.

Эми исчезла в гостевой спальне, которая по совместительству являлась кабинетом. Он слышал, как жена шуршит бумагами, но всего пару секунд. Она вернулась с одним листом, черной и зернистой распечаткой.

– Это то, что я думаю? – спросил Кьюсак.

– Положи Яза у себя в кабинете, – подтвердила она, вручая ему УЗИ. – Он поможет тебе пережить эти дни, как помогает мне.

– Он?

Кьюсак забыл о «ЛиУэлл». Эми всегда объявляла ребенка девочкой.

– Я заглянула туда во время обследования.

Джимми посмотрел на выпирающий живот Эми. На Яза. На ласковое лицо жены. Он нежно потерся щекой о ее руку и крепко поцеловал в губы.

– Это значит, что мы по-прежнему любим друг друга? – спросила Эми с легким кокетством. – А то знаешь, я уже толще моржа.

– Ты прекрасна.

– Тогда сделай одолжение.

– Что угодно.

– В следующий раз, когда я попрошу, подлизывайся к моему папе на Бермудах.

Кьюсак слушал ровное дыхание спящей жены. Он смотрел, как с каждым вздохом поднимается и опускается Яз. Думал о том, была бы такой всепрощающей жена, если бы знала глубину их финансовых проблем. Первый выстрел – расплатиться с долгом в три миллиона за квартиру, которая при нынешних рынках стоит не больше двух с половиной. Второй выстрел – в это же время поддержать мать и братьев. А что будет потом, уже неважно.

Глава 38

18 сентября, четверг

«Бентвинг» по $31,33

К 18.45 атриум МСИ гудел от странной смеси празднества и недобрых предчувствий. Группа из пятнадцати музыкантов сотрясала все восемь этажей музея, бодрая музыка проникала в каждый уголок, каждую щель. Толпа уже была готова качаться и трясти волосами. Готова пить и нести финансовую чушь на фоне Моне и прочих великих. Публика собралась на чествование Сая Лизера за большой вклад в мир искусства. Но эти же люди могли в любую секунду взорваться, потому что твердо знали одно: беды не за горами.

– Гарри Уинстона сейчас считают безвкусицей? – спрашивала своего приятеля стройная женщина.

Она сверкала черными блестками и винтажным ожерельем с тридцатью пятью изумрудами, тридцатью девятью бриллиантами, круглыми или маркизами, и платиновыми вставками.

– У нас барбекю-риск, – замечал молодой финансовый менеджер в другом конце зала.

– И что эта хрень значит? – переспросил его приятель.

У божественного жаргона есть свои проблемы. Ораторам требуется все время следить за своими метафорами.

– Кто-нибудь всегда жарит гриль лучше. С инвестиционными показателями та же ерунда. Кто-нибудь всегда получает большую прибыль.

– А по-моему, – замечал третий бог, – хедж-фонды находятся под угрозой исчезновения.

– Эй, повелители Вселенной, – заорал лидер группы, сто сорок килограмм, стиснутых черным смокингом.

Он заигрывал с толпой, заставляя людей сверкать глазами размером с серебряный доллар.

– Плохие рынки, говорите вы. Трудные времена, говорите вы. Что ж, вот немного помощи от Джексона, Джефферсона и, может, даже Бена Франклина.

Его смех разнесся по всему просторному атриуму, и группа заиграла «Dead Presidents» Уилли Диксона.

Бьянка, стоя в дамской комнате, изучала свое отражение в зеркале. Неплохо для сорока восьми, решила она. Она поправила несколько темных волосков, отхлебнула мартини и поклялась никогда не краситься в блондинку, как бы ни настаивал Сай. Опустив взгляд, осмотрела слабый намек на кружева и улыбнулась классическому высказыванию Дороти Паркер: «Лаконичность – душа женского белья».

Организация этого вечера заняла целую вечность. Бьянку поглощали сотни дел: список гостей, еда, подарочные пакеты, приглашения, цветочные композиции, аудиосистемы, кто будет говорить, кто будет вести, что надеть ей, что надеть Саю, кто придет и сколько они заплатят – не меньше тысячи долларов с человека. И неважно, сколько потребуется добрых бразильских пинков, чтобы вытрясти из людей пожертвования при таких жестких рынках. Все должно быть безупречно. Ей казалось, апрель, когда она начала подготовку, миновал только вчера.

Бьянка понятия не имела, заметил ли что-нибудь Сай. Он выказал нулевой интерес к ее черному платью без плеч от «Хайди Вайзель». Сай не обратил внимания на ее длинные волосы, уложенные к вечеру в МСИ у «Бергдорфа Гудмана». Она вполне могла бы обойтись без всех этих приготовлений, «междусобойчиков» и золоченых – а может и холощеных – сборищ филантропов.

Это вечер Сая, а не ее. Ему нужно всеобщее признание. Бьянка предпочитала хорошую книгу, удобную пижаму и попкорн в постели. Она ненавидела тушь для ресниц и считала остальной макияж пустой тратой времени. Она в любой момент променяла бы «Хайди Вайзель» на свободные капри. Если бы только Сай обратил внимание. Если бы он согласился на несколько консультаций.

Мечтания Бьянки прервал стремительный сгусток энергии: из кабинки вырвалась леди Дана из Дирфул Драйв. Она не принадлежала к аристократии в британском смысле слова «леди». Это был охотничий титул, преподнесенный ей элитой Гринвича. Кто-то во время утренней пробежки заметил ее сидящей на дереве с арбалетом и полным колчаном болтов. В полном охотничьем костюме, увенчанном шапочкой из оленьей кожи, она дожидалась возвращения оленей, сожравших в ее поместье зелени на семьдесят пять тысяч долларов.

– Черт возьми, Бьянка, ты прекрасно выглядишь, – восхитилась леди Дана, поправляя платье от «Версаче».

Женщины вышли из комнаты и вернулись к вечеринке. К Бьянке, царящей среди мужчин и женщин в черном. К высокой моде Нью-Йорка, Гринвича и Лондона. К собранию настолько элитному, настолько несравненному, что «Шестая страница» «Нью-Йорк пост» отправила освещать это событие трех репортеров, каждый из которых тащил за собой фотографа. Вокруг Бьянки кружили хищники – но не лесные волки, а светские львицы.

– То, что вы с Саем сделали для МСИ – просто великолепно, – поздравляла одна.

– У тебя сказочная прическа, – говорила другая.

– Милая, какое очаровательное платье.

На другом конце зала Бьянка заметила мужа. Сай занимался толпой, ослепительный и лощеный, на вид ничуть не беспокоясь о состоянии рынков. Никки держалась рядом. Сегодня у нее в носу был рубиновый гвоздик, маленький камушек идеально подходил к мерцающему черному платью.

Держа бокал с мартини, Бьянка следила за Саем и думала, что же случилось с их браком.