Боги Гринвича
Шрифт:
– Он – нет, но деньги – да, – возразил арт-дилер.
Он снова был на сцене, снова сдержанный и уверенный, непревзойденный актер.
– Я удивлен, что вы упускаете такую возможность.
– Не мой профиль, – снова сказал Лизер.
Сейчас все, исходящее из Исландии, казалось ему отравленным.
– Возможна существенная скидка. Это вынужденная продажа.
– Не мое.
– Что-то не так? Ведь вас интересовали мои предложения.
– Не мое, – повторил Лизер.
– Вы даже не видели картину.
– Может, это и к лучшему, – заметил Сай, его голос стал холодным и отстраненным. –
Сигги знал, что ответить:
– Как хотите. Я больше не буду предлагать вам такие возможности.
– А у вас есть что-то еще? – с оттенком сожаления спросил Сай.
– До свидания.
Сигги повесил трубку. Все произошло слишком резко. Он посмотрел на троюродного брата. Занавес упал. Мягкий арт-дилер уже не стоял на сцене. Он несколько раз моргнул.
– Мне тошно.
Олавюр ободряюще похлопал брата по плечу.
– Я знаю, что тебе сейчас нужно. Как называется вино, которое прислал Лизер?
– Ты имеешь в виду «Sine Qua Non the 17th Nail in My Cranium» 2005 года? Оно приехало в деревянном ящике с гвоздем в середине крышки.
– Оно самое. Почему бы тебе не откупорить пару бутылок? Мы должны отпраздновать.
– Олавюр, что нам праздновать? Я не в том настроении.
– Пару бокалов, брат, и ты будешь в порядке.
– Ты как-то слишком весел.
– Конечно, – ответил банкир. – Я собираюсь забить семнадцатый гвоздь из этого ящика прямо в череп Сая Лизера [40] .
– Ты говоришь какие-то гадости. Действительно гадости.
– Успокойся, Сигги, мне пора поправить давление. И ты же знаешь, что сказал фон Клаузевиц.
– Военная история – твое увлечение, а не мое.
– «Кровь – цена победы».
Глава 33
40
Часть названия марки вина – 17th Nail in My Cranium – переводится как «17-й гвоздь в мой череп».
Лето ушло, как настоящий неудачник, который только что поручился за кого-то. Утром после Дня труда весь Хеджистан вернулся из своих домов в Хэмптонсе или на Мартас-Винъярд. Загорелые и целеустремленные менеджеры, оживленные соленым океанским ветром, рвались в бой. Свежие головы, поджарые тела. Они были готовы бороться с проблемными рынками, упавшими с января на тринадцать процентов.
Однако пляжи не могли освежить сотрудников «ЛиУэлл Кэпитал». За пять мрачных торговых сессий – всего одна жуткая неделя – «Бентвинг» упал на шестнадцать процентов. И акции продолжали падать каждые торги. Сотрудники храбрились. Но 2008 год уже выходил на финишную прямую, и каждый из них втайне испытывал страх. Выражать опасения публично – дурной тон.
Никто не знал, что будет с премиями. Или чего ожидать от ведущего трейдера. Виктор Ли, специалист в области компаний с малой капитализацией, переживал изменчивость рынков хуже всех. И никто не изливал на других сотрудников больше змеиного яда. Никто.
Виктор
прошел мимо Аманды, которая уже суетилась у стойки ресепшена.– Доброе утро, – рискнула она, опасаясь, не слетит ли он с катушек без всякого повода.
– Симпатичная блузка, – пробурчал Виктор. – Тебе идет.
– Спасибо, – ответила она, удивившись его на редкость мирному комментарию.
Как и весь «ЛиУэлл Кэпитал», она знала, что «Бентвинг» идет вниз. Опять.
Ли стряхнул крошки со стула у себя в кабинете. В нем уже плескались два больших кофе из «Старбакс», сейчас он пил третий и не горел желанием присесть. Однако все равно плюхнулся на стул и проверил свой флакончик «Премарина». Там оставалась примерно треть таблеток по 1,25 мг. Флакончик лежал рядом с молотком, под тридцатитрехдюймовым ЖК-монитором, нависающим над столом, как зеленая защитная стенка на домашнем стадионе «Ред сокс».
– Эстроген полезен для бизнеса, – вслух сказал Виктор.
Обычно его команда – трое парней-трейдеров – не обращала внимания на такие реплики. Они давно привыкли к вечному бормотанию босса. Но сегодня Виктор их озадачил.
Ли достал калькулятор и ввел цифры, выученные наизусть. Он умножил 800 миллионов на 0,93 процента – годовое снижение издержек, по данным британских и шведских ученых, у женщин-трейдеров, которые держат позиции дольше и платят меньше комиссионных. Еще несколько нажатий клавиш, и Виктор обнаружил, что при правильном подборе сотрудников «ЛиУэлл Кэпитал» мог бы за пять лет сэкономить на издержках 37,2 миллиона долларов.
Виктор нахмурил брови, как бывало всякий раз в последние дни, когда он просматривал эти числа. Хотя он уже не работает с портфелем в 800 миллионов. При таком падении «Бентвинга» экономия составит всего 28,1 миллиона. Не такие уж большие деньги, но все равно угнетает. Сейчас портфель состоял из активов на 605 миллионов. Ли схватил молоток и позвонил Придурку, трейдеру, который работал в команде Эдди в «Мерриле». Все это время он смотрел на флакон с таблетками, сделанными из мочи беременных кобыл.
С того дня, как Кьюсак стал работать на «ЛиУэлл», «Нью-Джерси Шит Метал» был единственной удачей. План Б – пересмотр соглашения – с каждым днем все определеннее казался последней надеждой Кьюсака на грядущий февраль. Однако если он не притащит «Нью-Джерси» и других клиентов, Сай не станет обсуждать его ипотеку. Кьюсак взял телефон, собираясь звонить Бадди из пенсионного фонда «Нью-Джерси», и в этот момент пришло письмо от Сая. Тема письма гласила: «Калеб Фелпс». В письме Сай спрашивал: «Можем ли мы встретиться с ним пораньше? Я бы хотел начать».
Странная просьба. И не только формулировкой. У Лизера есть чем заняться, помимо трепа с Калебом Фелпсом.
– Вроде хеджирования нашего чертового портфеля, – пробурчал себе под нос Кьюсак.
Он никак не мог просить тестя об одолжении. Никак.
Джимми отправил в ответ: «Работаю над этим». Потом начал звонить Грэму Даркину, просто напомнить о себе. Но все время Кьюсака беспокоил один вопрос.
«Что «начать»?»