Боги минувших времен: стихотворения

«Заходящее солнце июльского дня…»

Заходящее солнце июльского дня. Синеватого моря безбрежная гладь. Резво пляшут дельфины, маня и дразня Но не могут тоски разогнать. Тихий вечер, но в небе не видит мой взор Афродиты. Она далеко от меня. В шуме волн я читаю себе приговор: «Заходящее солнце июльского дня». 25 июля 1906. (Черное море)

«Захромал мой усталый Пегас…»

Захромал мой усталый Пегас, Он, как прежде, не ржет и не весел, Утомленные крылья повесил, Грустен взор его трепетных глаз. Словно просится он: отпусти, О поэт, меня в теплые страны, Мне вредны холода и туманы… — Ты волён, мой товарищ, лети!.. Конь мой верный, меня ты носил К олимпийцам в подзвездные сферы. Помнишь ярость внезапную Геры И наш бешеный лёт что есть сил? Помнишь, как мы дразнили с тобой Дочь Зевесову Тритогенею? Конь, ты ржал, пролетая над нею, Хвост свой белый подъемля трубой. Мы кричали Палладе: «Гефест!», И грозила бессмертная дева Нам копьем, и летела окрест Брань богини, исполненной гнева. Разрезая на мощных крылах Тихой ночи покров темносиний, Нежный шепот Киприды богини Мы услышали как-то впотьмах. Презирая границы времен, Мимо гордых дворцов Атлантиды В те сады, где поют Геспериды, Ты меня увлекал, словно сон. Мы не ведали слова «наем», Не возили ничьей колесницы, Но свободны, как вольные птицы, По эфиру парили вдвоем. Никогда ты мне не был слугой И носил ты меня добровольно… О поверь, что и грустно и больно Навсегда расставаться с тобой. Возвращаться — не стоит труда, Знаю: сам не вернешься ко мне ты, Знаю: многие жаждут поэты Сжать руками твои повода… Порожденье Медузы, лети! Ты свободен, тебя не держу я, Свои крылья простри, торжествуя… Конь мой милый, крылатый… прости!

Парис на костре

Ярко светит факел погребальный В трепетной руке царя Приама, Хор звучит медлительно-печальный, Вьются к небу струйки фимиама. И натертый розовым елеем, Пеленою чистою обвитый, Будто грезой сладкою лелеем, Неподвижен Приамид убитый. Пусть врагу колчан обвила Никэ Лавром победителя зеленым, Нет следов страдания на лике, Миртами Киприды обрамленном. Грусти не о том, что отлетело В пламени безжалостном и жгучем, Черным пеплом станет скоро тело, Бывшее прекрасным и могучим. Беспощадны стрелы Филоктета С берегов истоптанных Скамандра, К берегам твоим унылым, Лета, Скоро снидет призрак Александра. Он сойдет без страха в тень Аида, На земле оставив скорбь и злобу. Пусть на ложе мягком Тиндарида Отдается пылко Деифобу, Пусть забудет даже про Париса, Нового любовника лаская… Разгорайтесь, ветви кипариса, Лейся в хорах, жалоба людская! Бог Лемносский в пламени стожалом, Низойди на кедры склонов Иды И окутай алым покрывалом Труп любимца ветреной Киприды. Заклятие камеи с головой греческой дамы Ты в безвестную даль отлетела, Но твой облик на камне живет, Пусть исчезло прекрасное тело, – Что смеялось, плясало и пело, Твою тень из-за Стиксовых вод Заклинанье мое призовет. Пусть за тайной запретною гранью, Где царит закоцитная тишь, Без сознанья и воли ты спишь — Моему повинуясь желанью, Серебристой одетая тканью, Ты мне лик свой из мрака явишь. Ведь и Тартар не чужд Цитереи. Так приди же из бездн темноты, С ожерельем вкруг царственной шеи, В волосах поправляя цветы… На поверхности древней камеи Улыбнулась загадочно ты. 8. XII.1913. Имп Эрм.

Елена Спартанская

Деифоб и Гелен пред тобою скрестили мечи: Застучали клинки и упал Деифоб бездыханный. И к Киприде своей ты воззвала: «Богиня, умчи Меня прочь из Троады, всегда мне враждебной и странной! Ах, умчи меня прочь от долины, где Ксанф и Скамамдр Непрестанно уносят все новые трупы героев, От кургана, где рядом с Эноною спит Александр, И от этих унылых, постылых мне брачных покоев! Не хочу ни мужей, ни любовников больше иметь! Дай забыть навсегда мне среди незнакомого края, Как вонзается в тело мне близкое острая медь, И темнеет горячая кровь, за меня пролитая! Я довольно игрушкой твоею была. Пощади! Многим милым тебе как подарок давалась Елена. Ах, имей состраданье и дай мне не знать впереди Ни Атридовой ревности мук, ни безумных желаний Гелена! Пусть меня не берет то один, то другой Приамид! Не хочу называться я больше ничьею женою!..» И, услышав твой вопль, Афродита в страну пирамид Унесла тебя тайно, скользя над морскою волною. 22. IV. 1914

«Побледнели краски золотые…»

Побледнели краски золотые Отблесков угасшего заката. Тень ложится на поля пустые, Тишиной душа моя объята. Облаков вечерних очертанья Расплылися в небе сероватом, В воздухе, дремотою объятом, Слышно Ночи легкое дыханье. 27. VII. 1911

«Серебрится зеленый овес…»

Серебрится зеленый овес, Тихо зыблется жита стена, И от розовой гречи полос Аромата струится волна Мак алеет во ржи золотой, Скромно прячутся в ней васильки, И белея над нивой густой, Припадают к цветам мотыльки. Изнемогши от знойных лучей, Над дорогою явор поник. И летит все звончей и звончей Перепелки немолкнущий крик. 1. VII. 1911. Волынь

«Молодая зелень винограда…»

Молодая зелень винограда Обвивает старую беседку, Я туда вошел, как птица в клетку, И душа излиться в песне рада. Здесь я узник. Сладки узы лени… Пчел мохнатых томное жужжанье, Вырезных сквозящих листьев тени, Птиц незримых свист и щебетанье, Ветра шум в черешневых вершинах, Бабочки залетной крыльев трепет, Блеск жуков зеленых на жасминах И листвы над ухом сладкий лепет. Света, красок, звука сочетанья, Запах облетающей сирени Мне сковали мысли и желанья. Здесь я узник. Сладки узы лени. с. Дорогобуж, Волынской губ. 22. V. 1915

«Посмотри: зазеленели горы…»

посв. Елене Павловне Кондратьевой (жене поэта)

Посмотри: зазеленели горы, Солнце светит с синей высоты, Разоделись в яркие уборы В честь весны деревья и цветы. Белым снегом облетают сливы, Блещет свежий тополевый лист, Детский смех доносится счастливый, И не молкнет птиц весенний свист. От жасминов струи аромата Пробуждают сонные мечты. Но, тоской неясною объята, Средь цветов не радуешься ты…

«Свинцовым отблеском и сталью отливая…»

Свинцовым отблеском и сталью отливая, На небе скучилась громада черных туч. Молчит и копится их сила грозовая. Все замерло кругом, томясь и ожидая, Что скоро грянет гром, ужасен я могуч. Какая духота! В тревожном ожиданье И страхе трепетном все прячется кругом. Зловещих облаков грозней все очертанья. Спирается в груди стесненное дыханье. Все ждет грозы… Так грянь же, Божий гром!

«Лазурь небес над моей головою…»

Лазурь небес над моей головою; Налево горы, покрытые лесом; Прибоя ропот доносится справа Сквозь шум и шелест развесистых дубов… Люблю твой голос, о Матерь-Природа; Твоё дыханье ловлю всею грудью, Любуюсь блеском серебряным моря, К тебе припавшего в страсти бессонной. Я счастлив славить Тебя, о богиня, Твои златисто-зелёные ризы, Твоих цикад несмолкаемый скрежет, Жужжанье пчёл и кузнечиков взлёты… К чему мне рифмы! Твоё обаянье Должно быть славимо речью свободной. Мои хвалы, может быть, и не стройны, Но с птичьим свистом и лепетом листьев, С гуденьем пчёл и шумящим прибоем Они сольются в ритмическом гимне Тебе, палимая ласками Солнца, Тебе, объятая вспененным морем, Дыханье пьющая ветров влюблённых Матерь-Кибела [1] . 16. IX.1918, Массандра. 17. IV. 1919, Дорогобуж.

1

Кибела – богиня плодородия, культ которой возник в Малой Азии и был перенесен в Грецию.

«Я молил Тебя: встань из гробницы Твоей…»

Вы, мирно спящие в серебряных гробницах

Я молил Тебя: встань из гробницы Твоей И победное черное знамя развей С ликом Спаса, расшитым шелками. Я мечтал, что словами молитв пробужден, Ты стряхнешь с себя вечности тягостный сон И незримо пойдешь пред полками. О, я верил: под звонкие возгласы сеч Высоко Ты поднимешь свой княжеский меч, Ужас шведов и гордых тевтонов. Но напрасными были мечтанья мои, Лились алой, родной Тебе крови струи, В небе слышались отзвуки стонов; Саранчою монгольские рати ползли; Их зловещие грозные духи вели, Потрясая мечами кривыми. От немолчной пальбы содрогалась земля, И далекой холодной чужбины поля Устилались телами немыми. Княже, гибли то нашей отчизны сыны. И вкушал той порою Ты райские сны Под бряцанье кадил благовонных. Был загробный покой Твой и тих и глубок; В испытания час Ты своим не помог Против натиска орд разъяренных. Ароматных клубов окружен синевой Ты не вспомнил, о князь, как над спящей Невой Ты сидел с беспокойством во взоре. Боя ждал Ты. Ярл Биргер отчизне грозил; Гордо знамя со свейским он львом водрузил, Стан разбил свой на топкой Ижоре. Ты молился и звал. И с ночной высоты Двое витязей наземь явились. И Ты Сам сияние видел их ликов. И наутро, когда, как стена со стеной, Сшиблись грозно дружины, бок о бок с Тобой Кто рубился средь ржанья и криков?! Ты не слышишь?! Забыл! Или ждешь Ты, о князь, Чтобы русская кровь, все лиясь и лиясь, Дотекла до гробницы чеканной?! Чтобы пение смолкло молитв над Тобой, Заглушенное звуками труб и пальбой И командой, увы, чужестранной?! Знай, что близится время. Вблизи и вдали Снова родину тучи и кругом облегли, Скоро молнии вспыхнут с заката. Скоро грянет раскатами грозными гром И, Тобой позабыты, мы скорбно умрем Под тяжелой пятой супостата. Январь 1911 г.