Боги минувших времен: стихотворения

Ретрский Радегаст [31]

На ложе пурпурном, в доспех золотых И шлеме блещущем с простершей крылья птицей, Сижу задумчиво с секирою в деснице. Синь пестрая знамен и вражьих и своих Колеблется вверху. Везут отвсюду их, Чтоб поместить в моей таинственной божнице… На славный ретрский холм у редарей в столице… Отсюда властвую, то яростен, то тих.. Щит с бычьей мордою и черной и рогатой Мне украшает грудь — победы давней знак. Из четырех голов лишь три унес мой враг… С тех пор к моим ногам, в мой храм девятивратый [32] , Влекутся пленные, мне в жертву, супостаты, И обезглавленным объемлет очи мрак.

31

Бог племени оботритов. Храм его в Ретре славился пророчествами и жертвоприношеними (Гельмонд).

32

32. По Адаму Бременскому – девять ворот; по Титмару Мерзебургскому – трое.

Святилище Святовита [33]

Повсюду славится Арконский Святовит. Его святилище знаменами одето. Владыка грозных битв и благостного света, В нем Дажбог и Перун одновременно слит. Из дуба крепкого изваян, бог стоит, Четверолик и строг. Десница ввысь воздета; Огромный турий рог рука сжимает эта; Мед сладкий раз в году туда бывает влит. Старинный скифский лук другая держит длань. Трепещут стрел его соперники Арконы И ежегодную к ногам слагают дань. Но если враг идет, — «Воспрянь, о бог, воспрянь!» – Взывают ругичи толпой воспламененной И Святовитовы выносят в бой знамена.

33

Главный бог ругичан. Описание взято у Саксона Грамматика.

Щетинский Триглав [34]

Святилище пышней едва ли видел взор. По клену резаны, и божества, и птицы, И звери, и цветы, вдоль стен моей божницы В пестро раскрашенный переплелись узор. Там в главной храмине стою я с давних пор, Предвечной ночи сын, таинственной царицы, Славянский древний бог, Триглав серебролицый… Главу четвертую Перунов снес топор… Ее весь день держу за длинные рога. Но только смеркнется, я храм мой покидаю. Конь черный ждет меня, и в поисках врага, С кривой секирою в руках, я объезжаю Всю землю Щетина от края и до краю, Вперяя в тучи взор и в моря берега…

34

Божество, лики которого соответствуют фазам луны. Черная масть коня указывает на ночной характер этого бога. Храм подробно описан Оттоном Бамбергским.

Ругевит [35]

От любопытных глаз в святилище укрыт Багряно-алою завесой, семиликий, Испачкан птицами, но грозный и великий, С мечом, подъятым ввысь, застыл я, Ругевит. Семь запасных мечей на поясе висит Вокруг дубовых чресл руянского владыки. Но мне уже давно не слышны браней клики. Страна вкушает мир, и бог войны забыт… Забыт, но все же бог! И вещей думы полной Как будто слышу там, где в берег плещут волны, Размерный весел шум… Я знаю: час пробьет, И полный викингов пристанет датский флот… Короткий, жаркий бой… И улыбнусь безмолвно Секире вражеской, что у колен блеснет…

35

Описан по Саксону Грамматику.

Огонь-Припекало [36]

Я — Припекало бог. Я красным петухом Являюсь на костре с таинственным шипеньем В купальном сумраке, и девы звонким пеньем Меня приветствуют, украшены венком, Лишь огненный мой лик для смертного знаком. Умерших я дарю блаженством и забвеньем. Я пепелю их прах. Меня с благоговеньем Горячей кровью жертв кропят и молоком… Но, ведомо жрецам: есть у меня иной – Незримый лик. Все то, что на груди земной Встает и тянется, горя желаньем темным Соединения, — все движимо лишь мной! Повсюду я разлит. Я и в цветочке скромном, И в парах, скрывшихся по уголкам укромным.

36

По свидетельству архиепископа Адельготта Магдебургского, божество Припекало (Pripegala) принимало человеческие жертвы, отличалось бесстыдным характером и именовалось победоносным.

Месяц

В серебряной ладье по темным небесам Над сонною землей плыву я одиноко. Задумчиво вокруг мое взирает око. Куда плывет мой челн — того не знаю сам. Пусть вкруг меня горят и близко и далеко Огни красавиц звезд. К зовущим их устам, К знакомым мне златым и пышным волосам, Ах, не влечет меня! Очей моих с востока Не в силах отвести. В запретном терему Там спит теперь Заря, царевна молодая. Лишь минет ночь, она, улыбкой разгоняя Туман, появится к восторгу моему. Но деву с розовым лицом не обниму. В ее сиянии я исчезаю, тая…

Морской Царь

Сквозь окна моего хрустального дворца И солнце видимо, и розовые зори, И с удивлением бессмысленным во взоре В них рыбы тычутся день целый без конца… Давно я не видал веселого лица И не плясал давно. И с дочерьми мне горе: От рук отбилися, и в небе на просторе Летают лебедьми, не слушая отца… Того и жди теперь, что та иль эта дочь, Не ведая о том, как люди вороваты, Соскучась по воде, сорочку скинет прочь И в первый пруд нырнет, но птичьей шкурки снятой, На сушу вылезши, уж не вернет без платы… И жди ее потом напрасно день и ночь!

Морская Царевна

Царя Морского дочь, люблю я в летний зной Покинуть празелень подводного чертога, Расплетши волосы, их посушить немного И с пеной шумною сравниться белизной. Прекраснее меня нет в море ни одной Из царских дочерей. Отец нас держит строго, Но жажда бросить взор на солнечного бога Толкает властно всплыть над теплою волной. Отца запрет забыт. Ликуя и смеясь, Я, запрокинув лик, качаюсь в сладкой неге И жду средь синих вод. Вот в неустанном беге Своих коней летит по небу светлый князь. Он надо мною!.. Плеск… Из золотой телеги, Обрызган, выглянул, краснея и стыдясь…

Месяц – Перуну

За белой Лебедью, царевною морской, Ты мчишься бешено. От твоего насилья Спасаясь, вниз летит она, сложивши крылья… Ты – вслед за ней, Орел. Но я мой лук тугой Уже напряг. Стрела рассталась с тетивой И, свистнув, понеслась. Сквозь водяную пыль я Заметил, как ты вдруг метнулся над волной… И без нырнувшей вглубь подруг ты в изобилье Имеешь на небе. Любовь их так пылка… К ним страсть излить лети! Но, раздирая тучи Одежд их царственных, не забывай, Могучий, Что не над всем, Перун, властна твоя рука. И Лебеди не тронь! Иначе снова жгучей Стрелы изведаешь полночного стрелка.

Полевые боги

Нас много есть в полях. Мы сторожим межи, В канавах прячемся, оберегаем нивы… Кто помнит имена богини Севы, Жнивы, Олены, Скирдницы, Овсяницы?.. Скажи, Ты видел ли когда зеленчуков [37] во ржи, По-человечески кричащих шаловливо? А Деда Житного, бредущего лениво?.. В полдневный летний зной выдь в поле и лежи: В кустах меж нивами, борясь с дремотой сонной, И ты увидишь, как тропинкой потаенной, Склонясь опасливо, колосьями шурша, Пройдет полудница, так дивно хороша, Что взор свой оторвать не сможешь ты влюбленный, И будет тосковать по ней твоя душа.

37

См. Гр. П. Данилевский «Четыре времени года украинской охоты».

Сева [38]

Ни пыли выбивать, ни прясть, ни мыть белья, Ни льна с пенькой чесать, ни вслед за бороною Ходить, ни пол мести не позволяю я В дни праздников моих, чтоб волосы, волною До пят бегущие по телу за спиною, Мне не пылили бы. Моих одежд края Цветами вышиты. В венце, над головою, Колосьев золото сплелось, блеск струя… Весною зерна я вокруг незримо сею, Внимаю дев мольбам. Их утешать умею. В руках моих цветы. Несу их в сладкий дар Людскому племени. Меня и млад и стар — Все чтут. Я все дарю улыбкою своею: И пашен борозды, и счастье юных пар.

38

По Гельмонду (XII в.), Сева (Seva) – полабских славян, приносящая благополучие.

По чешский «Mater Verborum» – dea frumenti.