Боги, пиво и дурак. Том 9

— Моя паутина!!! Я не могу создать паутину, что за дела?!

— Арахна?.. — удивился я.

— Где мы вообще?.. — изумленно проговорила богиня, увеличиваясь до размеров кулака.

— Добро пожаловать в Тартар, — со стоном проговорил Оракул, пытаясь совладать с подземными толчками и подняться.

— Что?! — взвизгнула паучиха. — Какой еще к Тартару Тартар?! Мы так не договаривались! У меня были другие планы!..

— Спать надо меньше, — пробурчал Оракул. Который, срань, конечно же все знал о ее местонахождении с самого начала.

— Прячься обратно, — велел я. — Тебе печать не поставили, так что разрешения быть здесь у тебя нет!

— А то, что, меня в наказание отправят в Тартар? — злобно съехидничала паучиха.

— Нет. В местный крематорий, — сообщил я.

Арахна пискнула, вцепилась лапами в штанину Оракула и опять уменьшилась до размера спичечной головки.

Тем временем размытие картинки прекратилось, как и подрагивание тверди под ногами.

Мы оказались на темной узенькой улочке, пестревшей неоновыми вывесками. Над дорогой черными флагами раздувалось белье, висевшее на протянутых от крыши к крыше веревках.

Справа от нас гудели две железные хрени, напоминавшие бочки на колесиках с двумя парами рук микки-мауса — они разбирали кучу мусора, собравшуюся за дверью под вывеской «Пельмени как у мамы». Поднимали все эти коробочки, пластиковые лоточки и бумагу и закидывали внутрь своих бочонков, где с гудением и потрескиванием кипела какая-то густая черно-синяя субстанция. Слева от нас двое подвыпивших парней в простых брюках и футболках хором справляли нужду.

— Мне кажется, любезный Сергей Александрович, — расслабленным голосом вещал один из них другому. — Вы не до конца понимаете глубину этого хода. Если весь юг континента ляжет под темные силы, это будет означать пре… Перам… Перманентную политическую опасность для соседей. И тогда…

— Ирод Опарович, а мне думается, вы мочитесь себе на ботинки, — отозвался второй.

— О! Благодарю. Только я не Опарович, я Антипар… Антипатрович.

— Так сами же не выговариваете опосля самогона. Чего хотите от простого рязанского парня?..

Я жестом показал всем, что надо бы поскорее сматывать удочки. Хорошего человека Опаровичем не назовут. Тем более, Иродом. Рыжий махнул рукой, пытаясь на ходу призвать иллюзию и прикрыть нас всех, чтобы остаться незаметными в этом не самом безопасном на вид местечке. Но вместо конструкта получился только пшик — легкое полупрозрачное облачко свечения, которое тут же растаяло.

— Как так-то?.. — огорченно пробормотал Рыжий, глядя на свою руку.

— А ты не понял? — усмехнулся я. — У Арахны нет паутины, у тебя — энергии. Добро пожаловать в мой мир!

— Вот уж точно, — покосился на меня Оракул. — Дане здесь не привыкать, он в принципе так живет.

— В смысле без энергии? — спросила Ника.

— В смысле в жопе, — пояснил я за нашего всезнайку.

Наш разговор, хоть и не сразу, но все же привлек внимание застегивающих ширинки участников политической дискуссии.

Но прежде, чем они успели среагировать (опосля самогону-то) мы уже достаточно далеко от них ушли.

А вывески, хоть и мигали жизнерадостно и бойко, при внимательном изучении оказались не такими уж жизнерадостными. «Костедробилка», «Перетрах по скидке», «Горлопаника», «Клуб зеленого змия», «Некромантика»…

— Лёху-то чего не взяли? — с опозданием вспомнил я про некроманта.

— Животным нельзя в Тартар, — ответил Эрик. — А ему жалко стало оставлять Родионовну.

— А, по-моему, он просто испугался, что его назад не выпустят, — усмехнулся Рыжий. — Послужной список-то у него, небось, нам и не снилось. Шутка ли — придворный некромант…

Я почесал затылок.

Который раз я забываю про Лёху? И в который раз он остается просто грузом? То в мешке, то в руках старушонки-кенгуру.

Что-то задолбался я со своими проблемами, о других почти не думаю. Например, про Арахну. Почему промолчал Оракул, я мог понять — он изо всех сил старался сохранить нейтралитет. Но почему я не спросил? Потому что медленно ломаюсь где-то глубоко внутри, или просто потому, что хреновый друг из меня?

Я вдруг понял, что до сих пор обнимаю одновременно и Нику, и Демку. Хотя Деметре явно неприятно, что поставил ее на одну ступень с кошкой. Да и Нике, наверное, тоже как-то не очень. И, черт возьми, я должен был это увидеть и понять!

Но не увидел. И не понял.

Я отпустил их обеих и покачал головой своим мыслям.

Простите все.

Мне и правда, как будто понималку отрубили. Я стал деревянным. Толстокожим и тугодумным.

Вон какая фея идет рядом. Глазищи сияют в пол-лица, тело самое что ни на есть богическое…

Я пропустил Демку вперед, окинув ее взглядом со спины. Эх, такие ноги рядом ходят, да еще прикрепленные к такой божественной заднице — а я о чем думаю? О хухлике, мать его. Чтоб он сдох, этот хухлик! О Кроносе. Сототе и Азатоте. И еще немножко — об Альбе, как бы не подставить новоиспеченного короля перед лицом общественности в связи с проваленной миссией.

Алё, мужик! Больше подумать не о чем? С тобой богиня второй раз в пекло отправилась, а ты ей хоть полслова ласкового сказал? Нет, все в делах казенных, государевых. Воспринимаешь, как должное то, чего вообще-то быть не должно, но у тебя, неблагодарного везунчика, имеется!

И друзья. И женщина. И приключений целый воз с тележкой — можно до самой пенсии пересказывать. Я молод, удачлив, и у меня впереди ровно столько же времени, как и всегда — число икс, которое никогда не вычислить. Так чего я дергаюсь, как заполошный сурикат?

Радоваться жизни — вот мой главный лозунг, и нехрен ему изменять! А то эдак можно разучиться лазить любимым женщинам в окна, потерять вкус хорошей драки и начать беречь целостность лица, как Альба пытается сохранить целостность государства.

Без радости количество дней уже не имеет значения — ты ведь уже как бы умер. Не живешь, а доживаешь в максимально комфортном гробу на максимально тихом погосте.

— Ну нахрен… — то ли вслух, то ли про себя умозаключил я.

И странное дело — мне вдруг стало легче!

В самом деле, раз уж мы в Тартаре, и падать ниже некуда, чего переживать-то? Надо успеть кайфануть от путешествия, а то, когда еще случай выпадет сюда визу выправить…

И в этот момент невидимый ремень, стягивающий мне грудь много дней, вдруг перенапрягся и лопнул.

Хрясь.

Я даже вздрогнул от того, насколько осязаемым и реальным было это ощущение.

— Обалдеть, — проговорил я.

И в это самое мгновение Оракул вдруг тоже вздрогнул всем телом и поднял на меня изумленные глаза.