Боги поневоле. Наследие Зевса

Марк вновь растерянно покосился на свое запястье. Ответа он не знал.

– Да я… я-то откуда знаю? Руки у меня были связаны за спиной, я вообще без понятия, когда и кто меня… – память услужливо подсунула нужный момент, и парень нахмурился сам, – Хотя, кажется, руку мне оцарапало или когда выкидывало из корабля, или уже в воде. Так что да, наверное, была. Почему ты спросил?

– Размышляю, готовить ли плаху для приведших тебя слуг, – безмятежно отозвался султан и, бросив взгляд на вещи, повторил, – Переодевайся.

– Прямо здесь?! – журналист негодующе всплеснул руками, – У тебя на глазах?! Нет уж, знаешь, я лучше подожду, когда ты выйдешь – не хочу, чтобы ты все-таки решил записать меня к себе в гарем!

Пол быстро улыбнулся, изображая вполне приветливое удивление.

– Только появился здесь и хочешь занять при мне столь высокое положение?

Марк примолк. Да, похоже, этому человеку палец в рот не клади – язвительности ему не занимать. Что ж, при таком раскладе дел вариантов может быть только два – или они станут злейшими врагами или закадычными друзьями. И, судя по всему, султан нацелен скорее на второе.

– К слову, в зале стягивать платье ты не стеснялся, – очень вежливо напомнил венценосный властитель, – Заба-авно. Там ванная, – он вытянул руку, указывая на проем в стене слева от входа, потом указал другой рукой на второй проем, – А там спальня. Можешь переодеться, где душе угодно, я подожду. Все покои в твоем распоряжении.

Марк легко передернул плечами, глядя, как султан хладнокровно подходит к большому креслу и обстоятельно усаживается в него.

– «Покои», – беззлобно передразнил он и, подняв глаза к потолку, воздел и руки, – О, великие боги Олимпа, благодарю вас за такую потрясную милость! Какую же жертву обязан я, смиренный, принести вам, чтобы громко проорать свое большое «спасибо»?

– В моем дворце жертвоприношения не приветствуются, – султан чуть дернул уголком губ, – Я не люблю пачкать пол кровью.

На этот раз Марк не нашелся, что ответить и ограничившись красноречивым фырканьем, схватил вещи, чеканным шагом направляясь переодеваться в ванную.

Теперь к роскоши он был готов, поэтому ни мраморная облицовка, ни небольшой круглый бассейн, над которым на четырех мраморных же столбах-колоннах покоилась крыша, ни даже вмонтированная в крышу пластина с многочисленными в ней дырочками – своеобразная душевая лейка – не смогли его удивить. Единственным, что искренне шокировало парня, оказался самый обыкновенный выключатель – классика современной электрификации – как-то совсем неожиданный здесь. Журналист вежливо кашлянул и, мельком оглянувшись на хладнокровно-самодовольного султана, уверенно хлопнул по выключателю рукой. Показывать изумление ему не хотелось.

Уже переодеваясь, положив вещи на небольшую лавочку рядом с мини-бассейном или макси-ванной, парень задумался о странном сочетании прогресса и диких нравов в этом месте. Даже сам султан этот, уж на что говорить по-человечески умеет, а и тот… А, кстати.

– Господин султан! – парень с неохотой натянул штаны-шаровары и выпрямился, беря в руки рубашку, – А скажите…

– Мне казалось, что я называл тебе свое имя, – отвечающий голос звучал, как показалось Марку, откуда-то от входной двери, – Буду признателен, если ты будешь использовать его.

– Щепетильности хоть отбавляй, – журналист передернул плечами и, бросив рубашку, принялся завязывать матерчатый пояс непривычных и неудобных штанов, – Господи, как они только в этом ходят… Ладно. Пол. Соблаговолишь ты ответить несчастному узнику?

Из комнаты донесся негромкий смешок, потом быстрые шаги.

– Вот как раз узникам с султаном беседовать не полагается, – спокойно известил венценосный, и тут же прибавил, – Однако, ты – гость здесь. Что ты хочешь узнать?

Марк, серьезнея, опять взялся за рубашку и, сунув руки в широкие рукава, начал застегивать безумное количество оригинальных пуговиц.

– Ты действительно убил бы тех людей, поцарапай они мне руку? – голос его прозвучал тихо. Ответ был важен.

Пол хмыкнул.

– О, ну, конечно же, нет, – говорил он почти с издевкой, и слушателю стало не по себе, – Я вообще никого и никогда не убиваю, Марк. Зачем султану пачкать руки? Для этого есть палачи.

– За жалкую царапину! – Марк в негодовании оторвал одну из бесчисленных пуговиц, – Это жестоко! А меня бы ты тоже убил, если бы я тебе чем-то не потрафил?!

Ответивший ему голос прозвучал одновременно безмятежно, хладнокровно и почему-то грустно.

– Меня многие полагают жестоким, хотя причины этого для меня загадка. Особенно в этом случае – что плохого в том, чтобы наказать слугу, причинившего вред гостю? Или там, откуда ты родом, слугам дозволено все?

– Начнем с того, что слуг у нас нет, – мрачно огрызнулся парень и, бросив застегивать пуговицы, оставив рубашку наполовину расстегнутой, покинул ванную комнату. Он остановился и, уперев одну руку в бок, предпочел сменить тему.

– Так понимаю, обувь у вас тут – лишние детали?

Султан безмолвно указал глазами куда-то на пол, чуть левее ног собеседника. Марк недоверчиво опустил взгляд… и, присев на корточки, поднял за ремешок одну из сандалий, прибывших сюда, похоже, прямиком из Древней Греции.

– Пол… – голос гостя зазвучал несчастно, – Ну, ты что, хочешь сказать, здесь все носят вот это?

Султан закинул ногу на ногу и слегка покачал изящной туфлей, похоже, свистнутой под шумок у старика Хоттабыча.

– Ну, быть может, не все… – в голосе его звучала искренняя задумчивость, – Но к тем вещам, что я принес, эта обувь подходит как нельзя более кстати. Между прочим, ты забыл надеть жилетку.

– Здесь, во-первых, жарко, а во-вторых, я не хочу смахивать на Синдбада-морехода, – огрызнулся журналист и, подхватив сандалии, без особого желания направился к креслам у столика. На последнем по-прежнему благоухала еда, и парень едва не застонал.

– Ты слишком не любишь море, чтобы быть мореходом, – отметил султан и, поднявшись из одного кресла, пересел в другое, как раз напротив гостя. Лицо его неожиданно вытянулось; глаза широко распахнулись.

– Вот это да… – и, не дожидаясь реакции недоумевающего юноши, мужчина воскликнул, – С тебя же можно картины писать!

Нельзя сказать, чтобы Пол хоть сколько-нибудь преувеличивал. Журналист, оказавшийся здесь столь странным образом, были и в самом деле красив, а худощавость придавала ему изысканности. Ко всему прочему он был высок, лишь немногим не дотягивая до полных двух метров; довольно бледен, что, в целом, было типично для представителей его нации; имел черные, как смоль, волосы, которые, ниспадая на высокий чистый лоб античного мыслителя, лишь подчеркивали белизну кожи, и светло-серые, но бесконечно глубокие глаза, сверкавшие звездами на тонком лице. Черты последнего были аккуратны, красивы и особенно четки, словно бы их долго и старательно вырезал из мрамора искусный скульптор. Черные, как и волосы, густые, но не широкие, изящно расположенные над глазами брови довершали портрет – лицо Марка и в самом деле буквально просилось на холст, и Пол, получивший в свое время прекрасное эстетическое воспитание и начисто лишенный современных предрассудков, просто не мог не заметить этого. До сей поры полноценно рассмотреть гостя ему не удавалось, он видел его все только сбоку или снизу, или еще под каким-нибудь неправильным углом, а теперь… Теперь султану почудилось, что к его порогу волны прибили какое-то неведомое божество, ибо от людей такой красоты ждать не приходилось.