Богиня

– Прошу прощения, – вежливо сказал Паулос, стараясь не выказать разочарования. – Надеюсь, как-нибудь в другой раз. Доброй ночи, Валентина.

Дверь за ним закрылась, и свинцовая усталость навалилась вдруг на женщину. Тот сердцеед, с которым она собралась провести вечер, конечно, попытается затащить ее в постель и раскапризничается, словно избалованный ребенок, как только поймет, что она вовсе не желает становиться его игрушкой на час. Было бы куда приятнее провести время с Паулосом. Но он больше не пригласит ее. Вряд ли те, с кем она отныне собирается показываться на людях, окажутся такими же благородными, воспитанными и нетребовательными. Господи, на что она обрекает себя?!

Валентина вздохнула и с тяжелым сердцем начала накладывать косметику.

Глава 16

Видал ушел с площадки и не остался на студии даже для того, чтобы просмотреть отснятый материал. Он отпустил шофера, сел за руль и погнал «роллс-ройс» в голливудские холмы, едва не теряя рассудок от ярости и безысходности. Последние два дня превратились в сплошной кошмар, от которого невозможно было очнуться. Поведение Валентины ошеломляло, ставило в тупик. Они любили друг друга. Он верил ей как себе и был готов поклясться жизнью, что она его не предаст, однако внезапно она начала открыто встречаться с другим. Показываться с ним на публике. Проводить ночи.

Желчь подступила к самому горлу. «Роллс-ройс» едва не слетел с дороги, но в последний миг Видал успел вывернуть руль и нажать на тормоза, подняв облако пыли. Он долго сидел не двигаясь, тупо глядя на расстилающийся внизу Лос-Анджелес. Всего за одну ночь Валентина превратилась в чужого человека. Незнакомую женщину, абсолютно равнодушную к нему. Она больше не любила его.

Видал с силой стиснул рулевое колесо. Если он потеряет Валентину, что останется? Жизнь его будет навеки погублена, лишится смысла и значения.

Видалу вдруг показалось, словно ему в живот с размаху воткнули кинжал. Он уже потерял ее. Когда она говорила об этом греке, ее глаза были холодными и безразличными.

Будущее напоминало бесконечно унылую пустыню, сухую и бесплодную.

Солнце зашло, но Видал по-прежнему оставался недвижим, глядя вдаль с отрешенностью человека, познавшего ужасы ада. Только когда на город спустилась тьма и вдали завыли койоты, он заставил себя включить зажигание, выехать на дорогу и направиться непонятно куда.

Валентина смеялась и танцевала, флиртовала и позировала репортерам, и никто из ее воздыхателей даже представить себе не мог, как она ненавидит каждую минуту этого отвратительного вечера. Лекс Дейл оказался полной противоположностью Паулосу Хайретису. Он постоянно дотрагивался до нее, и его шуточки и намеки не оставляли ни малейших сомнений в том, что сегодняшний вечер он ожидал закончить в постели и уже представлял ее извивающейся под ним в порыве страсти. Они ужинали в «Ла Мейз», а потом отправились в «Трокадеро» выпить и потанцевать. Валентина постаралась, чтобы как можно больше людей увидели ее в обществе Лекса.

– Мы хотели бы сфотографироваться на память, – широко улыбаясь, предложил он фотографам, последовавшим за ними из ресторана в ночной клуб.

Рука, обнимавшая ее плечи, была слишком потной, горячей и по-хозяйски властной.

– Мы, можно сказать, очень добрые друзья, – сообщил он с плотоядной ухмылкой ведущему светской хроники «Голливуд рипортер».

– Как насчет более теплого снимка, Лекс? – крикнул, фотограф «Дейли верайети».

– Почему нет? – пожал плечами Лекс Дейл. Больше всего на свете он любил известность, а лучшей рекламы и придумать нельзя. Лицо Валентины появлялось исключительно на первых страницах газет и журналов. Она – самая яркая звезда в этом городе. Недаром ее окружала аура таинственности! Кроме того, до сих пор она почти не показывалась на людях и редко появлялась где бы то ни было без Видала Ракоши. Он станет первым, чье имя будет связано с именем Валентины, и приложит все силы, чтобы завоевать почетный титул ее любовника.

Валентина зазывно улыбалась. Белый норковый палантин оттенял темные волосы, в ушах сверкал водопад бриллиантов.

– Ну же, крошка, дадим этим парням то, чего они хотят, – объявил Лекс, притягивая ее к себе и целуя в губы.

От него разило ромом. Губы были неприятно мокрыми, а язык настойчиво пытался проникнуть в ее рот. Она выносила все это, сколько могла, а потом, упершись руками в его плечи, кокетливо оттолкнула.

– Когда же настанет счастливый день? – осведомился газетчик из «Голливуд рипортер».

– Мы просто хорошие друзья, – повторил Лекс и подмигнул.

Паулос Хайретис стоял у дальней стены. Он увидел Валентину в тот момент, как появился в клубе, и уже приготовился незаметно уйти, но остановился, с болезненным любопытством наблюдая, как Лекс Дейл картинно целует ее перед камерами репортеров. Он готов был прозакладывать голову, что она не способна вести себя подобным образом. Паулос испытал глубокое разочарование, а вместе с ним странное чувство, будто его предали. Но тут он заметил выражение глаз Валентины, когда Лекс Дейл поднял голову и, по-прежнему обнимая ее за плечи, продолжал пикироваться с представителями прессы.

Разочарование Паулоса мгновенно испарилось. Он решительно двинулся к Валентине. Несмотря на все ее улыбки, жесты и деланную веселость, во взгляде женщины стыло отчаяние. Такие глаза бывают у загнанного зверя, в которого целится охотник.

– Простите меня, – с властным спокойствием твердил он, проталкиваясь сквозь толпу, окружившую их столик.

– Эй… какого черта! – негодующе завопил разъяренный фотограф, которого вежливо отодвинул Паулос.

Лекс Дейл недоуменно заморгал при виде незнакомца.

– Пойдем, – велел Паулос, протягивая руку Валентине. Она немного поколебалась, а затем с невероятным облегчением стиснула его пальцы и величественно поднялась.

– Эй, минуту, приятель… – запротестовал Леке, сжимая кулаки.

– Поезд моего кузена отходит через несколько часов, – мягко объяснила Валентина. – Пожалуйста, извините нас, Лекс. Увидимся позже.

Сей экспромт был, конечно, откровенной ложью. Больше она в жизни его не увидит.

Лекс посмотрел на беззастенчиво глазеющих фотографов. В клубе трещали камеры, раздавалось шипение фотовспышек. Он стиснул зубы и выдавил из себя улыбку.

– Конечно, детка, – процедил он и даже великодушно махнул рукой в сторону Паулоса: – Желаю счастливого путешествия.

Паулос широко улыбнулся. Чем дольше он жил в Голливуде, тем смехотворнее казались ему претензии здешнего общества.

Они вышли из клуба, и Паулос повел ее к элегантному «испано-сюиза».

Валентина, благодарно вздохнув, уселась в машину. Паулос хранил молчание. От его стройной фигуры так и веяло спокойствием. Женщина закрыла глаза, а когда очнулась, машина медленно плыла по широкому, залитому неоновым светом бульвару.