Богорождённый
Шрифт:
Мечи рассвета кивнули, и вместе с Орсином принялись помогать паломникам перейти на другой берег. Детей и стариков переносили на себе. В самой глубокой точке вода доходила до груди. Ручей нёс мимо сломанные ветки и листья. Течение толкнуло Васена, когда он ступил в воду. Он шагал медленно, методично, стараясь удержать Нолла. Спустя какое–то время все перебрались на другой берег и поспешили в пещеру. Первое, что поразило Васена — относительная тишина. Снаружи дождь колотил по его капюшону, как в барабан.
Бирн положил посередине пещеры свой щит, помолился над ним, и розоватый свет отбросил на своды их тени — тёмные, искажённые образы настоящих людей.
Пещера
— Мне нужны дрова для костра, — сказал он, укладывая Нолла на землю. — И принесите мне что–нибудь сухое, чтобы укрыть его.
Лицо мальчика было бледным, как полная луна. Его глаза закатились. Тело источало жар. Элора села рядом с Ноллом, положила голову сына на колени, погладила его. Хрупкое тело мальчика содрогалось от кашля. На его губах выступила чёрная пена.
Несколько паломников достали из ранцев сухие одеяла, и Васен укрыл ими мальчика. Скоро вернулся Бирн с охапкой веток. Используя кинжал, он быстро отделил мокрую кору, обнажая сухое дерево. Элдрис положил свой щит на землю вогнутой стороной вверх, и Бирн сложил туда ветви. Орсин оторвал кусок своей рубахи, которую уберёг от дождя плащ, и разорвал его на лоскуты для растопки. Удар кремня по кинжалу высек искру, поджёг ткань, и вскоре на щите Элдриса заплясало пламя.
— Что в дождевой воде могло его заразить? — спросила Элора слабым голосом, когда Нолл застонал. — Что?
Васен покачал головой, сбросив плащ.
— Кто знает? Шадовар отравили землю и небо своей магией.
— Она проклята, — сказала Элора, из глаз текли слёзы. — Сембия проклята.
Васен не стал спорить. Он наполнил кружку из своего ранца водой из бурдюка и поставил её в костёр. Орсин кивнул ему, отошёл так, чтобы встать среди танцующих на стене теней.
Пока Васен ждал, чтобы вода нагрелась, он очистил свой разум, глядя в огонь, и тихонько начал молиться. Паломники смолкли, наблюдая за ним. Звук дождя снаружи стих. Скоро к нему присодинились Бирн, Элдрис и Нальд, встав вокруг костра. Их голоса слились воедино. К ним присоединились и пилигримы. В тёмной пещере, посреди чёрного шторма, паства Амонтора соединила свои голоса в ритуале веры.
Когда вода нагрелась и закипела, Васен, не прерывая молитвы, достал из кошеля гальку, взятую из реки в долине аббатства. Он бросил камешек в бурлящую воду. Он продолжал молиться вместе с остальными мечами рассвета и паломниками. Камешек засиял бледным розовым светом, преломляющимся в воде. Васен снял с шеи цепочку со своим священным символом и опустил розу в светящуюся воду, пока его молитва завершала ритуал. Свет усилился, вода засияла ярче пламени. На миг роза показалась красной и живой, а не сделанной из потемневшего серебра.
— Готово, — сказал он, и всё стихло, кроме шума дождя и раскатов далёкого грома. Он снова повесил розу себе на шею и поднял кружку. Она была холодной, несмотря на то, что стояла в костре. Он отнёс сияющую жидкость к Ноллу, помог мальчику сесть и поднёс кружку к его губам.
—
Ты должен это выпить, — сказал Васен.Мутные глаза Нолла попытались сфокусироваться, и его руки слабо обхватили кружку. Васен продолжал держать её, моргнув от того, какой горячей оказалась кожа мальчика, когда их ладони соприкоснулись. Нолл глотнул.
— Нужно выпить всё, — сказал Васен.
— Давай, сыночек, — попросила Элора.
Голова Нолла шевельнулась — может быть, он пытался кивнуть. Долгий приступ кашля помешал ему пить, но когда он прекратился, мальчик проглотил всё, что оставалось в кружке. Васен опустил его на землю, укрыл одеялами. Мальчик задрожал, снова закашлялся, с его губ по–прежнему не сходила чёрная пена.
Васен посмотрел на Элору. У женщины был испуганный.
— Теперь мы должны ждать.
Она посмотрела на сына, на Васена.
— Я верю, что Амонатор спасёт его. Верю.
Васен коснулся её плеча.
— Твоя вера поможет. Передохни. Больше ничего нельзя сделать.
Она потянулась к его руке, и не моргнула, когда тени потекли с его кожи, чтобы погладить её.
— Спасибо, меч рассвета. Прости за то… что раньше было.
Многие паломники повторили её слова или похлопали его по спине. После того, как он нёс Нолла, нёс на себе надежды пилигримов, Васена охватила усталость. Он покачнулся, и рядом сразу оказались Орсин и Бирн, чтобы поддержать его.
— Тебе нужно поесть, — сказал Орсин.
— И отдохнуть, — добавил Бирн.
— Сначала отдохну, — согласился Васен. — Следите за мальчиком.
— Конечно, — отозвался Бирн.
Дождь просочился в ранец Васена, намочил его постельную скатку. Ему было всё равно. Он даже не стал разворачивать её, просто сунул себе под голову у стены и лёг на спину, глядя на потемневший от теней и дыма свод, слушая дождь и тихий гул разговоров. Васен знал, что паломники говорили о нём.
Измождение взяло верх за считанные секунды. Последнее, что он слышал, прежде чем уснуть, был кашель Нолла. Впервые за долгое время ему не снился Эревис Кейл.
* * *
Элден сидел в своём любимом кресле в святилище аббатства. Он чувствовал себя королём на троне — таким, какие встречались в сказках. Другие отдали ему это кресло, поскольку он мог видеть то, чего не видели они. Элден сам не понимал, как такое может быть, но он действительно видел. Из–за этого все относились к нему, как к особенному человеку. И, может быть, он действительно был особенным, хотя не чувствовал себя таковым.
Он потянулся вниз и нащупал мягкую шерсть Брауни. Пёс счастливо заворчал, когда Элден почесал его уши. Чувство шерсти под пальцами успокаивало Элдена. Он улыбнулся, когда Брауни лизнул ему руку.
На стенах висели красивые ленты оранжевого, розового и фиолетового цветов. Элден знал, что это — любимые цвета Амонатора, бога аббатства, но Элдену нравились ленты, потому что они были красивыми и напоминали ему о лучах солнца.
Солнца он не видел уже давно. Элден скучал по нему, но давно смирился с тем, что жизнь его была служением свету, несмотря на то, что проходила во тьме. Он не совсем понимал, почему, но знал, что люди приходили отовсюду, чтобы встретиться с ним, потому что он мог видеть. В них было столько надежды, когда они встречались с ним, это был их собственный свет. Ему это нравилось. Он заставлял их чувствовать надежду. И надежда заставляла сиять как солнце людей.