Богорождённый

Теламонт кивнул, разверулся, зашагал перед кубом.

— Избранными и богами. Кусочки двигаются. Признаю, что мне ещё не всё ясно. Но да, Избранные каким–то образом в это вовлечены. Мне нужно их найти.

— А потом? Ты схватишь их? Убьёшь?

Используя свою прорицательную магию, Бреннус уже нашёл дюжину Избранных для его всевышества, но это была очень тяжёлая и трудозатратная работа. А ещё — довольно неожиданная. Он не подозревал, что в мире столько Избранных. Казалось, боги породили целое поколение в подготовке к чему–то, чего ни он, ни его всевышество пока не видели.

Бреннус уже сообщил имена, описание и местонахождение тех, кого он обнаружил, и понятия не имел, что после этого произошло. На самом деле, единственный Избранный, который его интересовал, Эревис Кейл — был уже мёртв.

Его всевышество посмотрел в лицо Бреннуса.

— Просто найди их, Бреннус.

Бреннус кивнул.

— Я услышал ваши слова, ваше всевышество. Это всё?

Его всевышество подошёл к сыну, и выражение его лица смягчилось.

— Неужели так должно быть всегда, Бреннус? Мы почти не видимся. Мы никогда не были… так близки, как ты был с матерью, но не всегда были так далеки. Ты больше не посещаешь конклавы. Твои братья спрашивают о тебе. Идер занимается войной в Долинах, но, подозреваю, ты даже не знаешь об этом. Наши сембийские войска недавно захватили Аркен. Ты знал?

Бреннус ничего об этом не знал. Одержимость Риваленом заставила его жить в изоляции.

— Меня не интересуют передвижения наших армий. Это работа Идера. Мне хватает своей.

На лицо Теламонта снова вернулось его суровое выражение.

— Вся твоя работа — это одержимость твоим братом, матерью, местью.

Это уже было слишком. Бреннус не сдержался и закричал:

— Это должно быть и твоей одержимостью! Он убил твою жену! Ты должен хотеть мести! Ты! Ты боишься его, не так ли?

Губы его всевышества сжались в тонкую линию.

— Ты переоцениваешь его силу и недооцениваешь мою. А сейчас ты подошёл слишком близко к переоценке моей снисходительности.

Бреннус сглотнул и ничего не ответил, зная, что извинение прозвучит глупо. Гомункулы в его плаще затряслись от страха.

— Ты сделаешь, как я велел, — сказал его всевышество. — Это понятно?

Бреннус посмотрел в лицо отцу, склонил голову и сказал:

— Ваше всевышество.

— Ты понял меня, Бреннус?

— Ваши слова ясны.

Его всевышество вгляделся в лицо сына, казалось, удовлетворённый ответом. Его выражение снова смягчилось.

— Если это поможет, я думаю, Ривалена уже наказали, Бреннус. Он сошёл с ума. Он думает, что собирается уничтожить мир.

Бреннус моргнул.

— А вы считаете, что он не сможет?

— Конечно, не сможет, — фыркнул его всевышество, и тени вокруг него взметнулись. — Он целыми днями смотрит в дыру в реальности. Его мысли мечутся в клетке, которую создала для него его богиня. Он мечтает только о мраке и об окончании всего, и страдает.

— Он должен страдать.

— Я говорю это не для него, а для тебя. Живи своей жизнью, Бреннус. У нас ещё осталась работа на Фаэруне.

— Хорошо, отец.

Его всевышество долго смотрел в лицо Бреннуса, прежде чем кивнуть. Он стянул к себе тени, скрылся в них и исчез.

Бреннус сглотнул, чтобы смягчить пересохшее горло, вздохнул. Гомункулы высунули свои серые головы из его одежды, огляделись, подёргивая острыми ушами.

— Отец уже ушёл?

— Да, — ответил Бреннус.

— Сделаешь, как он просил? — спросили они вдвоём.

— Рано или поздно.

Бреннус подошёл к своему прорицательному кубу и снова попытался вернуть картину убийства его матери.

Глава седьмая

Остановившись в дверях маленького, тёплого дома Аны и Корла, Элли поплотнее натянула капюшон. Суровый мрак позднего дня снаружи остро контрастировал с тёплым светом дома внутри.

— Ещё раз спасибо за яйца, Элли, — сказала позади неё Ана.

— Пожалуйста, — ответила Элли, завязывая шнурок под подбородком. — Ты бы тоже поделилась, если бы твои курицы неслись.

— Всё равно спасибо.

— Сегодня выходной, — полуобернувшись, сказала Элли. — Так что оставайтесь дома, в тепле и сухости.

Ана занималась котлом у очага. Её муж, Корл, сидел перед огнём в грубом кресле, затачивая мотыгу.

— Да, — отозвался Корл. — По такой погоде всё равно нечего делать. И спасибо тебе, Элли. Ты святая.

Искренность Корла тронула её.

— Иди покорми чем–нибудь этого ребёнка, — сказала Ана, улыбнувшись ей и кивнув на живот Элли.

— Хорошо, — отозвалась та. Она закрыла за собой дверь и ступила на грязную фургонную дорогу. Окружающие деревню вязы трещали и шуршали на ветру. Дождь пах разложением. Дерьмовый дождь, как назвал бы его Герак, и она бы нахмурилась из–за его ругательств. Она волновалась о посевах. Отравленный дождь повредит и без того небольшому урожаю. Пострадают и другие соседи, кроме Аны и Корла.

Прогремело тёмное небо. Снизу облака казались подгоревшими, как будто мир загорелся и обжёг их дочерна. Но она знала, как читать небо, мелкие изменения среди серости и черноты, и решила, что низкие, клубящиеся облака обещают, что в ближайшее время дождь прекратится.

Странно, подумала она, к каким вещам может привыкнуть человек. Она выросла в сембийском мраке и знала его так же хорошо, как знала эту землю. Но Элли никогда не видела открытого солнца и подозревала, что растеряется, если увидит. Но надеялась однажды узнать это наверняка.

Эта мысль вызвала у неё улыбку. Странным образом она почувстовала надежду. Завтра утром вернётся Герак, может быть, со свежим мясом, а она носит в чреве его ребёнка, неожиданную жизнь. Она провела ладонью по выпирающему животу, и глаза увлажнились. Изменения в теле, причиной который стала беременность, заставляли её плакать по любому поводу. Она чувствовала себя странно, но всё равно улыбнулась.

Элли вытерла глаза, шагая по скользкой дороге, размышляя о ребёнке, едва обращая внимание на грязь, заляпавшую сапоги и нижнюю часть плаща. Она вспомнила о времени, когда зелёные жрецы Чонтеи всё ещё блуждали по Сембии, используя свою магию, чтобы помогать крестьянам с урожаем. Она вспомнила пожилого жреца, тонкого, как тросник, который молился, чтобы там, где росла жизнь, всегда оставалась надежда. Тогда Элли закатила глаза, услышав эти слова. Но сейчас, с ребёнком в утробе, она понимала, что имел в виду жрец.

Ребёнок в её животе был надеждой.

В глазах снова появились слёзы. Снова она улыбнулась, смущённая собственной сентиментальностью.

— Надежда, — сказала она, пробуя слово на вкус. Оно хорошо звучало, правильно. Она провела ладонью по животу. — Если ты девочка, мы назовём тебя Надеждой.

В небе зарокотал гром. Элли отказалась сгонять улыбку с лица. Она взмахнула рукой в небо.

— Давай, покажи, на что способно, — бросила она вызов небесам.

Она прошла через деревню, направляясь к своему дому. Дойная корова Ринсов жевала траву, опустив голову. Тощий амбарный кот скользнул через кусты, наверное, гоняясь за полевой мышью. Погода держала всех, даже детей, под крышей. На краю пузырящегося под дождём пруда качались две рыбацкие лодки, привязанные к столбам.