Бои без правил

– Это я выяснил. – Самодовольно щелкнув языком, Рафал ткнул себя пальцем в грудь. – Полицейская информация.

– Теперь дальше гляди. – Хижняк чувствовал, что заводится, и старался сдерживаться, понимая, что в пылу азарта и увлеченности может что-то для себя пропустить. – Значит, так… Мы с тобой и полиция видели с самого начала только беззвучное черно-белое видео с камер. Сташевский этот в отеле «Мария» даже не жил, его паспортные данные там всем до лампочки. Посидел в баре, поболтал с приятелем, потом они разошлись, он выпил, снял телку и укатил. Где написано, что он – Антон Сташевский, которого надо искать в отеле «Арамис» на вашем этом Мокотове? Усекаешь? Как полиция получила такую инфу?

Рафал наморщил лоб. Наконец-то в его глазах мелькнула хоть искорка интереса.

– Он сидел за столиком с тем типом, с которым встречался. А тип живет в отеле…

– Вряд ли. – Теперь Хижняк в подражание собеседнику сам щелкнул языком. – Они ж заодно. Тот бы скорее объяснил, что собеседник случайный, мало ли кто в баре крутится. А потом маякнул бы бегом Сташевскому: атас, старик, тебя менты зачем-то ищут. Кстати, в одном ты прав – того типа должны были дернуть… Можешь оперативно выяснить, кто навел полицию на отель «Атос»?

Немного подумав, Рафал кивнул, тут же легко встал из-за стола, вышел из кафе, доставая на ходу телефон, а Хижняк заказал себе еще кофе.

Он выпил три чашки с интервалом в десять минут, прежде чем консультант вернулся.

– Ты бы не давал больше таких поручений, – буркнул он. – Теперь я этим контактом какое-то время пользоваться не смогу даже лично для себя. Это пенёнзы, между прочим. Ты отвалишь, мне тут жить…

– Все к Логинову. Не тяни кота за яйца.

– Значит, так… – Рафал придвинулся ближе к собеседнику. – В тот вечер за стойкой работал бармен Коперник, Михал Коперник. С него в первую очередь спросили. Он, как мог, описал полиции мужчину, который снял проститутку Кэти. И потом сказал, что вроде слышал краем уха, как тот человек и девица говорили про отель «Атос». Дальше просто, у легавых ведь была его фотография…

Хижняк щелкнул пальцами.

– Оп-па! Ситуация резко меняется. Как думаешь, там, в полиции, задержанному Сташевскому могли все это предъявить? Показания бармена, допустим, видео опять же…

– Могли. Даже наверняка так сделали. Прижимали доказательствами. Даже если тот и не отрицал, что повез девушку к себе в отель.

– Раз такое дело, тогда я начинаю бояться за бармена. Как его… За Коперника начинаю опасаться серьезно. Возможно, все чуть по-другому: наш Антон захочет поквитаться не так с маньяком, как с тем, кто упек его в цугундер. Выходит, надо бармена вычислять. Этот Михал необязательно может быть маньяком, но именно он нашему Антону насолил.

– Ты серьезно? Бармен ведь отвечал на вопросы, он не специально…

– Я как никогда серьезен, Рафал. Надо знать того, кого я уже очень сильно хочу поймать. За ним такое водится: маньяк, не маньяк, но раз создал его величеству неудобства – туши свет.

– Тогда он сам того. – Консультант постучал себя по лбу согнутым указательным пальцем.

– Мого быть, мого быть, – произнеся эту фразу с интонациями, только отдаленно похожими на райкинские [6] , Хижняк в задумчивости прикусил нижнюю губу. – Пробить, где сейчас искомый Михал Коперник, сможешь? Если на работе – совсем хорошо, если дома – волоки мне адресок. Это проблема?

6

Имеется в виду известный сатирик Аркадий Райкин (1911 – 1987), персонажи которого в исполнении артиста наделялись оригинальными речевыми характеристиками. Самые удачные фразы стали цитатами, которые употребляются до сих пор, часто без ссылки на первоисточник.

– Меньше, чем та, которой ты только что меня озадачил.

– Тогда шевели поршнями, пан консультант. – И когда Рафал снова поднялся, добавил, кое-что вспомнив: – Узнай, есть ли у него колеса. Наверняка ездит. Дай пока свой ноут, поиграюсь.

Пожав плечами, Рафал вынул из сумки ноутбук, положил на стол перед Хижняком и решил для себя: с завтрашнего дня, если у него сегодня ничего не выйдет, он сделает все, чтобы оказаться и от Виктора, и от этой истории как можно дальше.

Прошло еще время.

Пили еще кофе.

Став за последнее время – не без активного участия Марины – немножко разбираться в премудростях Интернета, Хижняк находил нужные сайты, на них – нужные изображения, увеличивал их, что-то зарисовывал и записывал в забытый Рафалом блокнот. Вернувшись, тот выдал, что бармена Коперника на работе нет, он ездит на «пежо», в Варшаве – девяносто семь Коперников, из них восемнадцать – Михалов, но «пежо» зарегистрирован на пана Михала Коперника, пятидесяти двух лет, живущего в Жабках, это сразу за Варшавой.

– Где? – коротко спросил Виктор, поворачивая к Рафалу ноутбук, на монитор которого он вывел и увеличил подробную карту города.

– Ну вот. – Немного подвигав картинку, показал консультант.

Хижняк сдержался.

Ему в последний момент расхотелось делиться с Рафалом Незваном своими неожиданными даже для самого себя успехами.

Он уже успел обозначить примерные места обнаружения всех шести женских трупов. И как раз этого элемента не хватало: хотя тела выбрасывались в разных районах, расстояние от каждого из них до указанного пригорода, как он только что прикинул, оказалось примерно одинаковым.

Для человека за рулем машины это вообще не расстояние.

Даже если маньяк путает следы, вывозя трупы на окраины, в каждом таком случае он выбирает место, откуда проще всего кратчайшим путем можно сбежать под крышу дома своего.

Что-то подсказывало Хижняку: бармен Михал Коперник – не такой уж простой свидетель.

На часах – семь вечера. Время польское.

За окном собирался дождик. 

6

Когда сознание вернулось, Хантер услышал свист.

Что-то удержало Антона, и он не сразу разлепил глаза – не нужно показывать, что уже пришел в себя. Сначала следует прокачать ситуацию и оценить создавшееся положение. А уже потом решать, как действовать дальше. Хотя положение, в котором Хантер обнаружил себя, вынырнув из мрака, в слишком долгой и тщательной оценке не нуждалось.

Антон почувствовал, что рот его плотно заклеен, а сам он лежит на чем-то не слишком мягком, из подсознания всплыло совсем неуместное определение – диван с ортопедическим наполнением. Ноги у щиколоток и запястья рук стянуты чем-то крепким, не веревкой, вероятнее всего, плотной строительной клейкой лентой, какой обездвиживают друг друга гангстеры в его любимых третьеразрядных американских боевиках. Правда, руки не за спиной, лежат спереди на животе. Слегка болит шея – то место, куда что-то воткнулось за секунду до того, как он вырубился.

И свист.

Знакомый фальшивый звук.

Где-то рядом с Хантером насвистывали полонез Огиньского: пам-папапапа-пам-папам, папам-папам-папапапам… Эта мелодия исполнялась негромко, но каждая фальшивая нота вонзалась Хантеру в ухо, словно зуд надоедливого ночного комара, и он не выдержал – невольно тряхнул головой, будто пытаясь прогнать источник звука от себя.

Этим привлек к себе внимание. Свист прервался, послышался голос – тоже негромкий, достаточно мягкий, даже приятный: