Бои без правил
Шрифт:
– Так не спасайте, – хмыкнул Хижняк.
– Эва! Теперь уже нельзя так оставить. За ним тут гоняешься, нервы на него тратишь…
– Престиж зарабатываешь.
– А чего – и это тоже! Служба, которая поймает такого, как Хантер, однозначно работает на престиж страны, на благо которой служит, не слыхал такого никогда? Короче, комбинируешь со страшной силой, а оказывается – магазин: плати деньги и получай живого Хантера. Зиндан – не домик в Одинцово, из ямы просто так не выскочишь, Кавказ – дело для таких, как Хантер, очень тонкое. Потому он и надеется вывернуться таким вот макаром.
– Он что, думает, что его реально примут за капитана Ямщикова?
– Не-а. Он, как по мне, сейчас, в яме, вообще ни о чем не думает. Условия выдвинули чечены, они же с фото подсуетились.
– Ага.
– Вот и я говорю. Так что в мирное время захват заложника с целью выкупа подпадает под статью Уголовного кодекса. Выкуп можно заплатить, допустим, мечеными купюрами, спасти человеку жизнь, вернуть ему свободу, а потом – ловить бандитов. Проводя наши с тобой любимые оперативно-следственные мероприятия. Отсюда – во-вторых: капитан Ямщиков, российский милиционер, исчез, затем появилось некое лицо с документами капитана Ямщикова. Значит, этого человека просто необходимо допросить, иначе чечены его растерзают. Кстати, это вполне укладывается в план розыскных мероприятий по делу об исчезновении сотрудника милиции. Хантер этого не знает, ждет смерти, думает, как бы вывернуться еще и от чечен. И тут ему сообщают: за тебя, Ямщиков, мент поганый, русская свинья, выкуп заплатят. Что у него в голове, по-твоему?
– Переворот, – признал Хижняк, по приобретенной недавно привычке коснувшись языком осколка зуба. – Насколько я успел узнать Хантера, мозги у него бурлят. Сейчас комбинирует, получил отсрочку…
– Вот! – Логинов потер руки. – Значит, остается встретиться с чеченами в условленном месте, передать деньги, меченые, кстати, забрать Хантера и закончить операцию. Мы можем уже сделать это и без твоей неоценимой помощи. Но если есть желание…
Конечно, желание у Хижняка было.
После всего, что пришлось пройти во время этой охоты, Виктор просто обязан был лично завершить операцию. Да, ему не дадут за это орден, звание, даже денег не обломится. Только для него взглянуть в лицо Антону Хантеру и спросить, почему тот не выстрелил в него тогда, в Косово, теперь намного важнее. Пусть даже о его участии в этом деле никто не узнает – он сам будет знать, что довел его до конца.
И все-таки, все-таки, все-таки…
Кто перехватил Хантера в московском аэропорту и где его держат, помог вычислить майор Олег Нечваль, киевский опер. Затем, уже в Одинцово, после бойни, сам Хижняк просчитал, как можно выйти на Посредника – московскую связь Хантера. Так стало ясно, что киллер переместился в Варшаву. После этого, опять же, проверяя предположения Виктора, польский хакер нашел переписку Хантера – и охота переместилась на Балканы.
Получается, в каждом случае Хижняк видел результат приложенных усилий, своих и чужих.
Здесь же его поставили перед фактами, которые он сам, лично, проверить не мог.
С другой стороны, к чему начинать операцию по выкупу и привлекать к ней его, если информация уже проверена? Получается, ему не о чем волноваться, нечем забивать себе голову.
С этой мыслью Хижняк и уснул на нижней полке пустого вагона под монотонный стук колес. Рана во рту уже не болела. Виктор, конечно, хотел найти время и сходить к стоматологу, пусть вынет острый кусочек из десны. Но, подумав, что придется ставить об этом в известность Логинова, решил: ну его, вернется – потом, уже в Киеве. Невелика потеря – выбитый зуб, знакомая история…
Когда на вокзале в Грозном его встретил Юрий Повар, странный, непропорционально сложенный, абсолютно безликий и даже без точно определяемого возраста человек с бегающими глазами, вопросы возникли снова.
И задавать их Повару
не хотелось.2
Они беседовали в машине, выехав на окраину Грозного, как раз туда, откуда путь вел в соседний, Шатойский район. Видимо, чувствуя желание Хижняка узнать больше, чем он уже знает сейчас, Повар сразу же, вместо предисловия, пояснил:
– Смотри, я, вообще-то, подключаюсь, если это операция федералов. Другим ничем я не заморачиваюсь, ну, короче, тебе оно не надо. Я в Чечне давно, кое-кого знаю, посредничал еще во вторую кампанию [10] , много наших удалось вытащить. Ну, не всех подряд наших, сам соображай, тут ведь тоже люди работали…
– Понял я тебя, понял, – поморщившись, ответил Хижняк.
Ему никогда не нравилось – и никогда не понравится, – что жизнь и судьба любого человека, попавшего в беду, прямо зависит от того, насколько и сам человек, и его жизнь важны для государства и отвечают его интересам. За годы работы в органах он этого нахлебался: мифические державные интересы очень часто приходилось ставить выше интересов хороших людей, даже выше спасения и сохранения их жизней. Неприязнь к Повару, который договаривался о чем-то с бандитами, ища общую выгоду для них и спецслужб, от понимания его целей и задач только возросла. Но Хижняк в который раз сдержался: за исключением убитого на его глазах Ульбера Микича все связи, которыми приходилось пользоваться, давала контора через Логинова, и пора бы привыкнуть к тому, что нормальных – в его личном понимании, конечно, – людей там не прикармливают.
10
Речь идет о Второй чеченской войне (1999 – 2009), официальное название которой – контртеррористическая операция. Началась после фактической денонсации мирного договора в Хасавюрте (1996), причина – борьба с незаконными вооруженными формированиями, связанными с международными террористическими организациями. Активная фаза войны продолжалась до 2000 года, после – в форме партизанской войны с вооруженными группами, засевшими в горных районах.
Однако и Повар тоже, видимо, успел насмотреться всякого.
– Не нравлюсь я тебе, – как бы между прочим, словно справляясь о здоровье, констатировал он. – Только мне плевать. Я вот даже не знаю, кого там федералы собираются выкупать. Тем более за смешные деньги – всего-то пятьдесят косарей.
Хижняку не удалось скрыть смущения. Он ведь только сейчас услышал сумму выкупа, до этого момента денежная сторона вопроса его как-то не интересовала.
– Баксов? – уточнил он.
– Тут уже зеленью не напугаешь никого. Бери чуть выше – евры.
– Пятьдесят тысяч евро?
– Ага, не густо, – согласился Повар. – Только российский мент больше не стоит. И между нами, девочками, те, кто его держит, тоже не из самых крутых. Они лучше меньше возьмут, зато чаще, с гарантией, усекаешь?
– Кто такие хоть?
– А, – Повар отмахнулся, – есть тут… Вроде Чапаева местного.
– Почему сразу Чапаева?
– Ну, я его так для себя обозначил. Зовут его Муса Чекаев, был полевым командиром, только тут каждый сам себе полевой командир. Не столько воевали, сколько шакалили.
– Мародеры? – догадался Хижняк.
– Что-то вроде. Из-за таких, между прочим, только в Шатойском с десяток селений пустует. Война закончится, Чекаев останется – так люди говорят.
– Сколько у него бойцов?
– Было десятка два. Так в горах проще отсидеться, да и мобильнее. Опять же, командовать легче, Чекаев не абы какой стратег. Но, как видишь, кое-какие дела освоил успешно. Ладно, давай ближе к птичкам.
Чуть отодвинувшись к двери, Повар критически осмотрел Хижняка. На том, как и подобает случаю, были армейские штаны с множеством карманов, новенькие берцы, тот же старенький свитер, но поверх него – куртка защитного цвета, практически новая. Голову Виктор уже в машине повязал на пиратский манер черным платком.