Боконист
Шрифт:
– Какой же? – спросил Виктор.
– Сейчас я занимаюсь фразой "отсюда – в вечность". К моему ужасу, выяснилось, что я совсем не понимаю: это художественный образ или основополагающий закон Вселенной? И что такое вечность? Моего ума не хватает, вечность в него не помещается. Решил обратиться к тебе за помощью, ты должен знать, иначе как бы ты занимался своей нуль-транспортировкой!
– Правильно сделал, что позвонил. Кое-что я могу рассказать. Побывал сегодня на писательской тусовке, а там один умный человек стал утверждать, что времени нет. Привел убедительные доводы. Если мы согласимся с его утверждением, выясняется, что тогда нет и скорости перемещения, а следовательно и самого пространства. Потому что лишив перемещение качества скорости и продолжительности, мы добиваемся
– Но нуль-транспортировка…
– Да. Приходится признать, что это и есть приобщение к вечности.
– Я понял! Я многое понял! – обрадовался Фимка. – Теперь я смогу разделаться с этой загвоздкой и продвигаться дальше! Спасибо! Разреши и впредь обращаться к тебе за помощью?
Виктор засмеялся.
– Не могу ничего обещать. Может так случиться, что мы больше не увидимся.
– Подожди, – удивился Фимка. – Ты уезжаешь на пмж в Америку или намекаешь, что вот-вот реализуешь свою нуль-транспортировку? Но это же только слова! Ты решил посмеяться надо мной, да? Не хочешь ли ты сказать, что наша забавная игра в афоризмы имеет какое-то отношение к реальности? Наши рассуждения и притчи прекрасны, но стоит ли относиться к ним серьезней, чем они того заслуживают? Для меня они – законченные произведения искусства, своего рода разновидность поэзии. Слова подогнаны друг к другу, акценты расставлены, перестановки недопустимы. Для меня это музыка, ритм, экспрессия – к чему приплетать смысл? Я считаю, что законченные строки должны быть продекламированы для публики в филармонии в сопровождении камерного ансамбля. Я выступаю как первооткрыватель нового направления в современном искусстве. Твоя же попытка приписать нашим рассуждениям некий смысл – есть попытка осквернить произведения искусства, лишить их изящества. Ты, Виктор, цивилизованный варвар!
– Не понял.
– Само по себе предположение, что работа над законченными рассуждениями может быть продолжена, опускает их до ранга черновиков. В урну их! В урну! Это ужасно. Стал бы ты дописывать стихотворения Пушкина? Кощунственная мысль!
Виктор почесал затылок. Принять Фимкину логику он не мог.
– Я убедил тебя? – продолжал Фимка. – Теории мы с тобой выдвигали богатырские, это так, но не вздумай принимать их слишком близко к сердцу – поверить, что несмотря на все их очарование в них содержится что-то большее, чем просто красивые слова, просто невозможно.
– Я вовсе не хотел тебя обидеть, Фимка. Мне захотелось попрощаться с тобой. На всякий случай.
Фимка замолчал, а потом радостно вскричал:
– Я понял! Ты так шутишь! Прости, у меня всегда были проблемы с чувством юмора – мне надо говорить, когда можно смеяться. Не хочу тебя поучать, но твой юмор иногда становится совершенно невозможным. Во всем должна быть мера. До свидания, понял, до свидания. И ни слова о прощании!
Виктор был сражен наповал. Дело оказалось даже хуже, чем можно было предположить. Он подозревал, что его стремления и жизненные принципы непонятны и чужды окружающим, но от Фимки такого цинизма не ожидал. Фимка отрицал возможность познания мира, для него жажда познания была всего лишь барской прихотью, развлечением праздного, нетрудового ума. Нет, еще хуже – актом мифотворчества. Элементом дизайна удобной и сытой жизни, что-то вроде правильно, по науке, развешенных на стенах картинок. Красиво, создает настроение, но не более того… Не исключено, что он и прав. Только для Виктора такая жизнь была хуже смерти. Зачем тогда жить?
Бессмысленная трепотня и прежде задевала Виктора сильнее, чем того заслуживала. Но Фимка, походя, не обращая внимания на реакцию друга, попытался зачеркнуть жизни тысяч и тысяч людей, для которых исследования Мира были смыслом существования. Так уж у нас повелось – ради красного словца не пожалеют ни мать, ни отца, мели Емеля, твоя неделя. Виктору это не понравилось. Фимка перешел невидимую черту, где следовало бы остановиться… Теперь он, даже если останется в Главной реальности, болтать с
Фимкой, как раньше, уже не сможет.Опять зазвонил телефон.
– Алло, – ответил Виктор, его голос был излишне суров (а как еще может отвечать человек, только что потеряв верного друга?), но это была ошибка, потому что звонила Ксения.
– Ты дома. Почему злой? Тебе не хочется со мной разговаривать?
– Нет, нет, я рад, что ты позвонила.
– По твоему голосу это не скажешь…
– Да, я не слишком приветливо произнес это слово – алло. Но я еще не слышал твоего голоса, а следовательно, не знал, что звонишь именно ты. Я думал о неприятных вещах и потому был огорчен. Все очень просто… А теперь, когда ситуация прояснилась – моя озабоченность улетучилась, и я снова в норме, правда?
Ксения не обратила на его слова никакого внимания. Бессмысленные и глупые препирательства не могли ее остановить. Она решилась.
– Нам пора поговорить, – произнесла она решительно, тембр ее голоса показался Виктору странным и подозрительно чужим.
– Но мы уже говорим, – сказал он. – С каких это пор тебе нужно особое разрешение, чтобы обругать меня?
– Тебе хочется, чтобы я опять запуталась в толковании обычных слов? Этого не будет. Скажу прямо: нам пора расстаться. Вместе у нас не получается. Я дала тебе шанс, но ты им не воспользовался.
Стало ясно, что Ксения готовилась к этому разговору очень давно, может быть, начиная с первого дня их совместной жизни. Виктор понял, что от него больше ничего не зависит. Наверное, нашла себе нормального мужчину. Или ей стало невыносимо произносить это имя – Виктор? Кто знает?
Он не мог поверить, что эта напасть случилась именно с ним. Нужно будет запомнить, что Ксения теперь чужая женщина. Еще месяц тому назад такой исход был бы настоящей катастрофой, но сейчас его душил смех. Нет, правда, обстоятельства сложились фантастически забавно! Он сам собирался позвонить Ксении, чтобы попрощаться с нею! Можно только восхищаться ее способностью предчувствовать! Жаль, что он не сумел стать для нее единственным мужчиной. Это было бы так здорово! Наверное, встреча абсолютно подходящих друг другу людей большая редкость. И очень легко тестируется – если женщине хорошо, если она чувствует себя уверенной, красивой и любимой, если не отделяет свою судьбу от судьбы своего избранника, значит, выбор сделан верно. Как там говорится, в беде и в радости…
– Тебе смешно? – спросила Ксения.
– Я не могу вот так сразу, по команде, считать тебя чужой. Прости. Это глупо, не находишь?
– Мне надоело быть одной. Я тебе больше не верю. Наверное, я устала.
– Подожди, а моя повесть? Ты обещала, что вернешься, если я напишу повесть.
– Я говорила – посмотрим… К тому же, ты написал всего лишь рассказ.
– А что Макаров? Его оценка разочаровала тебя?
– Он такой же болтун и балбес, как и ты. Он хвалил тебя, но из его слов я поняла, что твое сочинение никогда не будет напечатано. По-моему, в твоем рассказе его привлекло именно это. Бывают такие люди, которые считают, что если рассказ им понравился, значит, он хороший, а если нет – плохой. Мнения других их не касается. Ну разве это не сумасшествие?
– Мне Макаров показался неплохим парнем.
Они надолго замолчали, мучительно подыскивая нейтральные, ни к чему не обязывающие слова.
– Я бы тебе и сам сегодня позвонил. Я должен с тобой попрощаться. Может так случиться, что мы больше не увидимся.
– Ты уезжаешь?
– Да. Отбываю. Вспоминай меня, хорошо? Но ради Бога, найти себе нормального мужика и будь счастлива. Ты это заслужила.
– Ты расстроился, что я тебя бросила? – это "я" Ксения выделила, наверное, чтобы у него не осталось сомнений.
– Я уважаю твой выбор.
– С сыном будешь говорить?
– Боюсь.
– А я ему уже сказала, что ты отправляешься в экспедицию исследовать что-то заумное.
Виктор закрыл глаза и сосчитал до десяти.
– Привет, папка! Я хорошо учусь! Мама сказала, что ты уезжаешь. Возвращайся скорее.
– Я не могу ничего обещать. Но ты жди меня и верь, что я тебя очень-очень люблю. Обещаешь?
– Ты мой папа, а потому никуда не денешься. Все равно мы будем вместе. Твои исследования нас не разлучат! Возвращайся скорее!