Боль милосердия
Шрифт:
Спала я не важно.
Наутро у супермаркета опять сидел тот бомж, которому я давала мелочь. Покусывая губы, я присела рядом с ним и начала расспрашивать о том, как он живет. Удивительно, но это именно тот случай, что описал городской: мужчина работал на одной из низших должностей в местной администрации, но по причине коррумпированности чиновников и их "грязных делишек", оказался на улице. Во временном жилище у него сидели двое детей.
— А можно мне туда? — спросила.
— Куда?
— К вам во временный дом.
Бомж
— Иди уже, идиотка, — плюнул. — Полчаса тебе мозги обрабатываю, уже сам забыл, бля, половину…
Подавившись слюной, я встала и побежала на работу.
В половину второго Игорь передал мне новый конверт, в котором лежала фотография утреннего диалога. Городской снова обвел голову бомжа красным маркером. Заварив чай, я уже вообразила себя закусывающей баунти, но к огромному удивлению, к этому конверту сладость не прилагалась.
"Предупреждения не действуют?".
Вечером мы с Чарой устроили пир. Я сварила нам несколько килограммов мяса, отварила рис. Постелив клеёнку посередине зала, я поставила туда наши тарелки, села на пол и включила телевизор. Следовало отойти от стресса и идиотская комедия на СТС подходила как нельзя кстати.
Неожиданно Чара бросила еду и побежала в коридор.
— Ты куда?
Собака залаяла.
Вытерев руки салфеткой, я поднялась с клеенки и вышла в коридор. Догша "заорала" на дверь с удвоенной силой. Странно, потому что раньше она вообще не реагировала на активность в коридоре. А сейчас не звонил даже звонок.
— Чёрт.
Зазвонил. Два коротких раза.
Я открыла первую дверь и посмотрела в глазок. На лестничной площадки стоял силуэт человека, предположительно мужчины. Лампочку у нас давно выбили, поэтому рассмотреть больше не удалось. Подгоняемая собачей мордой сзади, я громко спросила:
— Кто там?
— Я.
В фильмах и книгах так отвечали часто. Но мне, приезжей из области, всю жизнь прожившей в одиночестве, "я" не говорило ровным счетом ничего. Жулики что ли?
— Кто?
— Дима.
От очередного толчка Чары, я больно ударилась коленкой.
— Какой Дима? Вы к кому?
— К Кире Геннадьевне Рождественской. Открывай, сердоболья.
Вот чёрт. Я дёрнула засов и два замка. На пороге в чёрной кофте и джинсах, поправляя кепку, стоял городской. Личность гостя я определила по дорогостоящим ковбойским ботинкам и висящему на шее кокосу. Давно не виделись!
— Ты что тут забыл? Половина двенадцатого, — я была слишком ошарашена, чтобы выражать ненависть.
— Так родина приказала, — он хотел было шагнуть внутрь, но я загородила дорогу, — Привет, Никитышна! Не померла тут с голоду?
Догша пролезла у меня между ног и бросилась на гостя. Мужик схватил её за бок одной рукой:
— Тише, Никитышна, опять ты…
Собака повозила у него на груди лапами и спрыгнула обратно, виляя хвостом.
— Никитышна? — растерялась. —
Впрочем, мне все равно. Уходи. Чара, Домой.Догша сделала круг вокруг мужика и побежала в зал. Городской остался стоять в полуметре от двери, тем самым не давая мне её закрыть.
— Глухой? Вали отсюда.
— Кира…
— Что тебе надо? — подняла брови. — Ну, что, скажи? Твои записки у меня уже когнитивный диссонанс вызывают, не говоря уже о передозе сахара в организме. Надеюсь, сегодня была последняя? Не знаю, что ты здесь забыл, но иди обратно. Я сделаю вид, что ничего…
— Кира, — перебил, протягивая руку. — Впусти.
Я уставилась на него как на сумасшедшего и начала закрывать дверь, надеясь, что он отойдет сам, но в критический момент городскому удалось просунуть руку:
— Кира. Я всю ночь буду здесь.
— Ну и будь.
Закрыв дверь, я пошла на кухню, делать мятный чай. Какого чёрта ему понадобилось здесь ночью? Со всеми этими записками и наркоманками, я уже не знала, как воспринимать этого зажиточного шута. И какая Никитышна?
Проходя обратно через коридор, я заметила странное пятно на косяке внутренней двери. Какая-то тёмная краска. Удивительно, вроде ремонт я проводить не собиралась.
Вернувшись с тряпкой, я неожиданно удивилась собственной тупости.
— Ёклм и тридцать индейцев! — открывая дверь, я сильно ударила, успевшего расположиться городского, по спине. — Тебе что опять морду набили?!
Мужик уставился на меня снизу вверх, прижимая одну руку к груди. Он негодования я даже заскрипела зубами:
— Ну, что расположился? Солнце, море, ночной загар? Вставай давай.
Вздернув городского за кофту, я втолкала его в коридор и закрыла за нами дверь:
— Разувайся.
Мужик молча огляделся, будто за стенами мог поджидать отряд спецназа.
— Капает на линолеум, двигай. В зале клеенка.
Услышав точную команду, юрист избавился от ботинок и юркнул в комнату. У него сильно кровоточила рука — требовались экстренные меры. Вернувшись, я застала "утопающего" сидящим на клеенке. Он внимательно следил за… шкафом.
— Обопрись о диван.
— А…
— Руку выше уровня сердца, согни колено. Кофту отрежу, ну.
Юрист послушно принял позицию. Не снял кепку — значит, не планировал надолго оставаться? Как замечательно.
Вспоров черный рукав наверняка дорого элемента гардероба, я отвернула концы и узрела довольно глубокий порез с неровными краями. Такой легко можно было сделать специальным ножом или куском стекла.
— Сколько времени прошло?
— Это важно?
Я хмыкнула:
— Если после трёх часов кровь не остановилась, а она не остановилась, лучше в больницу на швы.
Городской пожевал губу. Идиотская кепка, ничего не видно из-за света люстры.
— Полчаса где-то.
— Правда что ли?