Боль милосердия

Спала я не важно.

Наутро у супермаркета опять сидел тот бомж, которому я давала мелочь. Покусывая губы, я присела рядом с ним и начала расспрашивать о том, как он живет. Удивительно, но это именно тот случай, что описал городской: мужчина работал на одной из низших должностей в местной администрации, но по причине коррумпированности чиновников и их "грязных делишек", оказался на улице. Во временном жилище у него сидели двое детей.

— А можно мне туда? — спросила.

— Куда?

— К вам во временный дом.

Бомж выругался:

— Иди уже, идиотка, — плюнул. — Полчаса тебе мозги обрабатываю, уже сам забыл, бля, половину…

Подавившись слюной, я встала и побежала на работу.

В половину второго Игорь передал мне новый конверт, в котором лежала фотография утреннего диалога. Городской снова обвел голову бомжа красным маркером. Заварив чай, я уже вообразила себя закусывающей баунти, но к огромному удивлению, к этому конверту сладость не прилагалась.

"Предупреждения не действуют?".

Вечером мы с Чарой устроили пир. Я сварила нам несколько килограммов мяса, отварила рис. Постелив клеёнку посередине зала, я поставила туда наши тарелки, села на пол и включила телевизор. Следовало отойти от стресса и идиотская комедия на СТС подходила как нельзя кстати.

Неожиданно Чара бросила еду и побежала в коридор.

— Ты куда?

Собака залаяла.

Вытерев руки салфеткой, я поднялась с клеенки и вышла в коридор. Догша "заорала" на дверь с удвоенной силой. Странно, потому что раньше она вообще не реагировала на активность в коридоре. А сейчас не звонил даже звонок.

— Чёрт.

Зазвонил. Два коротких раза.

Я открыла первую дверь и посмотрела в глазок. На лестничной площадки стоял силуэт человека, предположительно мужчины. Лампочку у нас давно выбили, поэтому рассмотреть больше не удалось. Подгоняемая собачей мордой сзади, я громко спросила:

— Кто там?

— Я.

В фильмах и книгах так отвечали часто. Но мне, приезжей из области, всю жизнь прожившей в одиночестве, "я" не говорило ровным счетом ничего. Жулики что ли?

— Кто?

— Дима.

От очередного толчка Чары, я больно ударилась коленкой.

— Какой Дима? Вы к кому?

— К Кире Геннадьевне Рождественской. Открывай, сердоболья.

Вот чёрт. Я дёрнула засов и два замка. На пороге в чёрной кофте и джинсах, поправляя кепку, стоял городской. Личность гостя я определила по дорогостоящим ковбойским ботинкам и висящему на шее кокосу. Давно не виделись!

— Ты что тут забыл? Половина двенадцатого, — я была слишком ошарашена, чтобы выражать ненависть.

— Так родина приказала, — он хотел было шагнуть внутрь, но я загородила дорогу, — Привет, Никитышна! Не померла тут с голоду?

Догша пролезла у меня между ног и бросилась на гостя. Мужик схватил её за бок одной рукой:

— Тише, Никитышна, опять ты…

Собака повозила у него на груди лапами и спрыгнула обратно, виляя хвостом.

— Никитышна? — растерялась. — Впрочем, мне все равно. Уходи. Чара, Домой.

Догша сделала круг вокруг мужика и побежала в зал. Городской остался стоять в полуметре от двери, тем самым не давая мне её закрыть.

— Глухой? Вали отсюда.

— Кира…

— Что тебе надо? — подняла брови. — Ну, что, скажи? Твои записки у меня уже когнитивный диссонанс вызывают, не говоря уже о передозе сахара в организме. Надеюсь, сегодня была последняя? Не знаю, что ты здесь забыл, но иди обратно. Я сделаю вид, что ничего…

— Кира, — перебил, протягивая руку. — Впусти.

Я уставилась на него как на сумасшедшего и начала закрывать дверь, надеясь, что он отойдет сам, но в критический момент городскому удалось просунуть руку:

— Кира. Я всю ночь буду здесь.

— Ну и будь.

Закрыв дверь, я пошла на кухню, делать мятный чай. Какого чёрта ему понадобилось здесь ночью? Со всеми этими записками и наркоманками, я уже не знала, как воспринимать этого зажиточного шута. И какая Никитышна?

Проходя обратно через коридор, я заметила странное пятно на косяке внутренней двери. Какая-то тёмная краска. Удивительно, вроде ремонт я проводить не собиралась.

Вернувшись с тряпкой, я неожиданно удивилась собственной тупости.

— Ёклм и тридцать индейцев! — открывая дверь, я сильно ударила, успевшего расположиться городского, по спине. — Тебе что опять морду набили?!

Мужик уставился на меня снизу вверх, прижимая одну руку к груди. Он негодования я даже заскрипела зубами:

— Ну, что расположился? Солнце, море, ночной загар? Вставай давай.

Вздернув городского за кофту, я втолкала его в коридор и закрыла за нами дверь:

— Разувайся.

Мужик молча огляделся, будто за стенами мог поджидать отряд спецназа.

— Капает на линолеум, двигай. В зале клеенка.

Услышав точную команду, юрист избавился от ботинок и юркнул в комнату. У него сильно кровоточила рука — требовались экстренные меры. Вернувшись, я застала "утопающего" сидящим на клеенке. Он внимательно следил за… шкафом.

— Обопрись о диван.

— А…

— Руку выше уровня сердца, согни колено. Кофту отрежу, ну.

Юрист послушно принял позицию. Не снял кепку — значит, не планировал надолго оставаться? Как замечательно.

Вспоров черный рукав наверняка дорого элемента гардероба, я отвернула концы и узрела довольно глубокий порез с неровными краями. Такой легко можно было сделать специальным ножом или куском стекла.

— Сколько времени прошло?

— Это важно?

Я хмыкнула:

— Если после трёх часов кровь не остановилась, а она не остановилась, лучше в больницу на швы.

Городской пожевал губу. Идиотская кепка, ничего не видно из-за света люстры.

— Полчаса где-то.

— Правда что ли?