Боль милосердия
Шрифт:
Закинув окурок в кусты, я остановилась напротив ворот. Не тратясь на съем, я могла собрать приличную сумму на учебу в институте. Конечно, тут пришлось бы потратиться на огород и бытовые принадлежности, но это казалось ничем по сравнению с арендодателями и оплатой коммунальных услуг. Перспектива учебы в ИВМ, в свою очередь, уже маячила у меня перед глазами при каждом упоминании повышения по должности незнакомых работников. Я ясно понимала, что всю жизнь просидеть продавщицей мне никто не даст. Как только улыбка станет не та, а молодость смениться зрелостью, ветклиника найдет замену. Собственно, именно поэтому мою работу называли молодежной и очень мобильной,
Зайдя на территорию коттеджа, я взяла рабочие перчатки и пошла рыть траншеи. Становиться содержанкой какого-то городского никогда не входило в мои планы, но понимая, что жизнь слишком сложная, а за мной, как всегда, ни души, отрицать очевидное было глупо. Мы с Дмитрием вместе, пока оба в этом заинтересованы. Он нашел во мне что-то, я нашла это что-то в нем. Судя по всему, Дмитрию клинически не хотелось показывать свои шрамы. Стыдился он их или боялся было даже не важно, как факт — ему лишь нужна была женщина, которая могла бы закрыть на это глаза. Возможно как-то по своему, все же зная и понимая, что у него под тканью футболки. Отчасти я принимала, что не каждая девушка могла остаться в постели единственной голой, но с другой стороны, а что было сложного в том, чтобы смотреть на одетого мужчину? Очевидно, какова бы не была разница между городскими и "доярками" — это мало влияло на физиологию, которая, скорее всего и была апогеем наших отношений. Мне следовало опасаться. Дмитрий уже не вызывал у меня внутренней тревоги, своим анормальным поведением. Сколько бы ни продолжались наши отношения, мне следовало держать себя в руках, чтобы потом не превратиться в некое подобие репейника. Что было постыдно, учитывая мой жизненный опыт.
Юрист проснулся ближе к обеду. За это время я успела выкопать траншеи вдоль ограждения, залить их питательной смесью и заложить компост. Дело оставалось за малым, но мне следовало спешить на семинар.
— Ты куда собралась? — крикнув, увидев, как я выбегаю за ворота.
— Дела есть.
— Я подвезу…
— Хочу посмотреть, как ходит транспорт.
Замечательно. До ИВМ на трамвае я добралась за пятнадцать минут и вернулась почти за столько же, с кучей литературы в пакетах. На семинаре меня нашла врач со второго этажа и представила нескольким знакомым. Все как один — выпускники этого ИВМ.
— Привет.
Зайдя за ворота, я застала сидящего у клумбы Дмитрия. Он скармливал Чаре сосиски.
— Кира! — улыбнулся. — Мы тебя ждали.
Надо признаться, ещё выходя из коттеджа, я подозревала, что Дмитрий может выехать следом на машине и все-таки настоять на подвозке, но он этого не сделал. Что в очередной раз натолкнуло меня на мысль о его странном поведение после секса.
— Сюрприз есть, — сказал.
На улице уже смеркалось. В первую очередь, я обратила внимание на траншеи. Следовало купить золу, прежде чем начать посадку. Дмитрий встал и пошёл за угол дома. Судя по прилипшей к спине футболке, он сильно вспотел. Таскал тяжести по дому, пока меня не было?
— Вот, Кира.
Последовав за Дмитрием, я увидела турник. Двухметровый и железный, он стоял рядом со стеной гаража, на бетонированном клочке земли.
— Его раньше не было, — сказала банальность.
— Сегодня вбил. Смотри.
Дмитрий вытер руки о штаны и уцепился за перекладину:
— Считай.
— Раз, два, три, четыре… десять… пятнадцать… двадцать… двадцать пять…
На тридцать первом, он спрыгнул: довольный и раскрасневшийся. Это был хороший результат для мужчины, занимающегося спортом и почти
нереальный для гопников из моего поселка. Однако своим скалолазанием Дмитрий развивал тело равномерно и до меня, в деле о турниках, ему было ещё очень далеко. Поставив пакеты на землю, я встала снизу, примеряясь. Почти такой же, как в Любинском.— Это сложно, — сказал Дмитрий, остановившись рядом и готовясь страховать. — Смотри не упади.
Я смерила его пристальным взглядом. Не думал ли он, что тот мой турник использовался только под гамак? С почти ядовитой усмешкой, я схватилась за перекладину и начала подтягиваться, сама ведя счет:
… - тридцать два, тридцать три, тридцать четыре… сорок…. Сорок два.
На этом я расцепила ладони. Слишком мало практики было в последнее время. Результатом этого явились дрожащие кисти рук.
— Ты подтягивалась рывками, — сказал неуверенно.
— Ты тоже.
Пока я выкладывала продукты в холодильник, Дмитрий готовил ужин:
— Когда я… наводил справки, — подал голос. — Мне сказали, что в твоем селе у тебя была дурная слава.
— Так и есть.
— Почему? Ты очень спокойная.
Я снова посмотрела на него с легкой ухмылкой. Как объяснить богатому мальчику, что жизнь в дыре не течет как по маслу?
— С тобой жил дядя, когда ты училась в школе, — сказал. — Неужели он ничего не предпринял?
Дмитрий выложил большую яичницу на тарелку, разрезал и вручил мне вилку.
— Нет, — улыбнулась. — Дядя Валера не жил в Любинском. Просто заезжал, когда я ему звонила. Давал немного денег, посещал школьные собрания и уезжал. У него семья в Калачинске.
— Но кто-то же тебя воспитывал? — нахмурился.
— Валерий договаривался с соседом, но тот почти не выходил из запоя. Я росла одна.
— Но как? — юрист не торопился есть. — Твой дом же там едва ли не последний.
Вообще, то он и есть последний.
— Что тебя удивляет? — пожала плечами. — У нас нет юридической фирмы, следящей за правовыми нормами. Даже в случае обнаружения чего-то подобного, никто не стал бы ничего предпринимать. Это всегда лишний шум. Никто не хочет оказаться в центре внимания маленького поселка.
— И сколько лет тебе было, ну… со скольких лет ты так…
— С одиннадцати.
— И… у тебя есть ещё родственники, кроме дяди Валеры?
— Его семья.
— Он брат твоего отца или матери?
Я положила вилку и откинулась на спинку стула. Этот чудик не давал мне есть.
— Отца. Двоюродный брат отца.
— А со стороны матери никого нет?
— Её удочерили.
Судя по выражению лица, до юриста наконец дошло, что он лезет не в свое дело:
— Понятно.
Пока он доедал, я пыталась справиться с чувствами. Старое волнение, снова начало раскачиваться где-то глубоко внутри:
— А у тебя самого есть родственники? — поспешила занять ум альтернативой.
— Д-да, — неряшливо кивнул. — Да. У меня два брата и родители. Много родни. Пару лет назад, я даже стал дедом, правда так и не понял, кто постарался — бабушка сказала.
Бабушка.
— У нас семья долгожителей. И дед тоже живой.
Неожиданно для себя, я осознала, что этот диалог реально помогает.
— Часто ты ездишь к ним? — спросила. — Какие у вас отношения?
— Старики живут в Сочи, родители с братьями в Питере. Раньше мы собирались вместе раз в год, теперь не получается, забегаем к бабке кто когда может. Не переписываемся почти. Ну, кроме открыток.
— Почему?
— Ни к чему это, — пожал плечами. — Я их и сослал подальше, чтобы кто левый не добрался.