Больной вопрос

– Зачем? – слегка оторопел он, а Алекс хмыкнул.

Он-то знал, что его сыновья не остаются далеко ни от одной стороны жизни универа.

– У нас в студенческом театре собрались ставить {ту самую пьесу}*), нужны рекомендации и комментарии!

____________

*) Шекспировский «Макбет» считается среди актёров «проклятой» пьесой, даже произнести название или процитировать текст вне спектакля или репетиции – значит навлечь на себя невезение. Поэтому на всякий случай «Макбета» называют «шотландская пьеса» или «та самая пьеса Барда».

– Да? – спросил Суржиков осторожно. – И кого вы играете?

– Ведьм, конечно, – с чувством глубокого удовлетворения ответил Серж.

– «Зло есть добро, добро есть зло?»

– «Летим, вскочив на помело!»

– Но их, вроде бы, должно быть три?

– Ой, ну будет третьей кто-то из девчонок, натаскаем! – махнул рукой Стас. – Ладно, нам заниматься надо. Пап, мы ужинать не будем. у нас встреча в клубе.

Они исчезли в комнате Сержа. Алекс поймал взгляд Суржикова и молча развел руками.

От входной двери можно было почуять запах пирогов и ещё чего-то трудно определимого, но очень вкусного.

Собственно, пришедший в начале девятого Глеб Никонов в первую очередь эти ароматы и услышал, и выдохнул, расслабился, даже прислонился на секунду к оштукатуренной стене. Потом сам себе кивнул и поднялся по лестнице.

– Ну, наконец-то, – ворчанием встретил его Аркадий Феофилактович. – А вот простынет ужин, что делать будешь?

– В твоих руках, Аркадий, даже кусок кирпича превратится в божественное блюдо! – Никонов снова потянул носом. – Пироги, да? И вы меня ждали?

– Да как же тебя не ждать, ежели хозяин предупредил? Давай, руки мой и за стол!

Увидев Суржикова, Глеб отреагировал довольно вяло: всё его существо было устремлено вперёд, в столовую, где звенело столовое серебро и исходили паром тарелки с едой. Когда же съедены были и баранина с гречневой кашей, и чай с пирогами, он наконец очнулся.

– Влад, а ты откуда взялся? Я имею в виду – на минуточку, или снова тут будешь жить и работать?

– Скорее на минуточку, – ответил Суржиков лаконично. – Каникулы в съёмках и в театре.

– Ясно. Ну что, голуби мои, поговорим об убийстве в Пушкарёвом переулке?

– Рассказывай, – кивнул Алекс. – В лечебном зале был второй труп, самого доктора Черняева?

– А вот и нет, – ответил Глеб, и вволю насладился изумлением слушателей. – Не было там ни трупа, ни самого доктора.

– Куда ж он делся?

– Тебе как рассказывать, коротко или по порядку? Тогда слушай. Значит, пришли они в свою мини-клинику за час до начала приёма, в десять утра. Что-то там доделывали, писали-считали, амулеты проверяли, и вдруг медсестра – кстати, звали её Рузанна – обнаружила, что обезболивающий амулет не работает. А без него, сами понимаете…

– Да уж, – прочувствованно подтвердил Верещагин.

– Ну вот. Черняев решил, пока время есть, дойти до ближайшего артефактора, на Мясницкой как раз есть небольшая, но весьма авторитетная лавочка. И пошёл. Вот только когда он переходил бульвар, попал под экипаж.

– Да ладно! – не поверил Суржиков. – Это ещё постараться надо.

– Значит, он и постарался. Он говорит, задумался, а может, на красотку какую-нибудь засмотрелся, неизвестно. Но – попал. И, поскольку очень неудачно ударился головой о край тротуара, потерял сознание. Пришёл в себя в скорой.

– Ты с ним говорил? – спросил Алекс.

– И с ним, и с врачом в Склифе, куда его привезли, – кивнул Никонов. – По временя всё совпадает.

– А как ты на него вышел?

– Да очень просто: Черняев пришёл в себя, и, когда коллеги-травматологи выпустили его из своих цепких лапок, кинулся звонить жене. Ну, а попал на меня…

– Он всё ещё в Склифе?

– До завтра его оставили. Если никаких показаний не будет, завтра выпишут.

Алекс медленно кивнул.

– Странная история.

– Да ладно, какая история с убийством не кажется странной? Если не говорить о ссоре на кухне между мужем и женой? – хохотнул Глеб. – Да и то… Для нормального разумного существа любое убийство – странно.

– И что говорит доктор по поводу смерти жены? – спросил Владимир.

– Как водится, горюет и недоумевает. Не может даже предположить, что послужило причиной. Поговорить с ним толком мне медики не дали, так что завтра я его встречу из Склифа, отвезу домой и побеседую всласть. Ты со мной? – он требовательно посмотрел на Алекса.

– Если начальство твоё возражать не станет, то с тобой.

– Я согласовал заранее твоё участие.

– Отлично, – обрадовался Суржиков. – А я в театр съезжу, да и займусь квартирой. В порядок её приведу и вообще, подумаю, что с ней делать. – тут он зевнул и смутился. – Извините, ребята. Что-то вдруг силы кончились. Вообще странно – обычно в это время я только на сцену выхожу…

– Не начинай рассуждать, – со смешком перебил его Алекс. – Иди и ложись, раз силы кончились. А то знаю я тебя, станешь философствовать, потом тебя потянет из Ростана или из Шекспира цитировать, и всё, сон улетел до трёх ночи.

– И пойду. Спокойной ночи всем, Аркадий, спасибо за ужин.

Когда за ним закрылась дверь, Верещагин встал.

– Пойдём-ка беседовать в кабинет. Мало ли, записать что-то придётся…

В кабинете Алекс первым делом полез в бар и достал бутылку с тускло-золотой этикеткой; благородно-коричневая жидкость внутри маслянисто плеснулась, и Глеб сглотнул слюну.

– Келимас?

– Подымай выше, коньяк, да ещё и пятидесятилетней выдержки! С предпоследнего дела клиент подарил. Не вскрывал, как чувствовал, что пригодится для стимуляции мыслительного процесса.

– Тоже, что ли, податься в частные сыщики, – пробормотал майор, заворожённо наблюдая, как медленно течёт в бокал тёмное золото.

Верещагин ничего не ответил, только хмыкнул.

После первого глотка они помолчали, вслушиваясь в ощущения, потом Никонов кивнул и отставил бокал.

– Давай ты мне подробно расскажешь всё в деталях – как ты попал на приём к Черняеву…

– На приём-то я как раз и не попал, – перебил его Алекс. – Значит, зуб заболел вчера во второй половине дня…