Большая грудь, широкий зад

Дверь была беспечно приоткрыта, внутри горела свеча, с картины холодно поблёскивали глаза Птицы-Оборотня. Он тут же выхватил взглядом предмет своей зависти — здоровенные ноги Пичуги Ханя, длинные, волосатые. Зад Пичуги беспрестанно двигался, а перед ним, разметав отвислые груди, выгибалась Лайди. Опутанная всклокоченными чёрными волосами голова моталась по подушке, а руки конвульсивно вцепились в тюфяк. Из этого клубка чёрных волос и вылетали так поразившие его стоны. Ему показалось, что всё вокруг с жужжанием высветила зеленоватая вспышка.

Взревев, как раненый зверь, он метнул в них свой «утюжок». Тот скользнул по плечу Пичуги, ударился о стену и упал рядом со щекой Лайди. Следом полетел второй. Он попал Пичуге по заду. Тот повернулся, свирепо уставившись на мокрого, трясущегося немого, и на губах у него заиграла самодовольная усмешка. Лайди, тяжело дыша, распласталась на кане и натягивала одеяло, чтобы прикрыться.

— Что, увидел-таки, немой ублюдок! — бросила она, привстав.

Опираясь руками о землю, немой, как большая лягушка, одним прыжком перемахнул через порог. После второго прыжка он очутился в ногах Пичуги и яростно боднул их своей большой, крепкой головой. Пичуга прикрыл руками свой инструмент, который только что продемонстрировал свои неординарные способности, и с воплем согнулся в поясе. Его лицо вмиг усеяли желтоватые капли пота. Немой рванулся вперёд с ещё большей яростью. Непомерно развитыми длинными ручищами он, как осьминог щупальцами, ухватил плечи Пичуги и одновременно намертво вцепился ему в горло, вложив в мозолистые, крепкие, как сталь, лапищи мощь всего тела. Тело Пичуги обмякло, рот раскрылся в страшной гримасе, глаза закатились — видны были лишь белки.

Лайди, от ужаса впавшая было в ступор, вдруг очнулась, схватила валявшийся у подушки «утюжок» и, как была голышом, соскочила с кана. Сначала она рубанула «утюжком» по вытянутым рукам немого. Раздался звук, как от удара по дереву, и всё. Когда она ударила его по голове, та лишь хрупнула, как перезрелый арбуз. Она отбросила «утюжок», вытащила из двери тяжёлый дубовый засов, размахнулась и изо всей силы опустила его на голову немого. Тот всего лишь что-то промычал. После второго удара немой отпустил шею Пичуги и бухнулся на пол, подобно опрокинутому кувшину. Сверху на него навалилось обмякшее тело Пичуги.

Шум в пристройке разбудил матушку. Когда она, шаркая туфлями, подбежала к двери, всё было кончено. Что здесь произошло, было понятно без слов. Она печально глянула на бессильно привалившуюся к дверному косяку абсолютно голую Лайди. Та отбросила испачканный кровью засов и будто в трансе вышла во двор. Белёсый косой дождь хлестал её по телу и скатывался мелкими, как слёзы, каплями. Хлюпая по лужам изуродованными бинтованием ногами, она добрела до чана, села на корточки и стала мыть руки.

Матушка еле стащила Пичугу с тела немого и перевалила его на кан. Потом с отвращением прикрыла одеялом. «Жив легендарный герой», — поняла она, когда он издал мучительный стон. Она наклонилась к немому и поставила его, как мешок. Только тогда заметила у него на лице две полоски от вытекшей из носа чёрной, как тушь, жидкости. Тронула его за нос, потом отпустила руки. Тело немого осталось в той же позе, не упало.

Матушка обтёрла кончики пальцев о стену, вернулась к себе на кан и легла прямо в одежде. Перед глазами мелькали эпизоды из жизни немого. Вспомнив, как он в детстве, оседлав с братьями стену, воображал себя повелителем всех и вся, она не выдержала и рассмеялась. А Лайди во дворе всё мыла и мыла руки, залив весь двор мыльной пеной. После полудня из пристройки показался Пичуга, держась одной рукой за горло, а другой за ширинку. Он обнял продрогшую Лайди, она обхватила его за шею, и они глупо захихикали.

Немного погодя во двор семьи Шангуань в сопровождении секретаря райкома вошёл красногубый и белозубый коротышка офицер с подарком — большим тазом, завёрнутым в красную бумагу. На их неоднократное приветствие никто не ответил, и они прошли прямо в комнату матушки.

— Тётушка, — обратился к ней партсекретарь, — это командир артиллерийской батареи Сун, он пришёл выразить почтение товарищу Сунь Буяню.

— Почтенная тётушка, — смущённо начал Сун, — мне очень неудобно, но товарищ Сунь Буянь ранен в голову нашим тягачом.

— Что говоришь? — Матушка так и подскочила на кане.

— Наш тягач… Дорога скользкая… В общем, товарищу Сунь Буяню большую шишку на голове поставили… — заикаясь, проговорил Сун.

— Он вернулся домой, покричал, покричал и умер… — Матушка разрыдалась.

Испуганный офицер побледнел.

— Тётушка, тётушка… — лепетал он, чуть не плача. Мы затормозили, но дорога очень скользкая…

Когда для осмотра тела прибыл судмедэксперт, Лайди, уже аккуратно одетая, с узелком в руках, сказала матушке:

— Пойду я, мама, будь что будет. Не могу я на этих солдат вину перекладывать.

— Поговори с судейскими. Так уж исстари заведено: если женщина беременна, то сначала родит, а потом уж…

— Я понимаю. В жизни ничего ещё так ясно не понимала.

— Ребёнка твоего я подниму.

— Ничуть не сомневаюсь, мама.

Она вышла во двор и подошла к восточной пристройке:

— Не нужно никакого расследования, я его убила. Сначала «утюжком» ударила, а потом дверным засовом. Он Пичугу душил.

Во дворе появился Пичуга Хань со связкой мёртвых птиц в руках.

— В чём дело? — удивился он. — Подумаешь, окочурился этот хлам, полчеловека! А убил его я.

Лайди и Пичуге надели наручники и увели.

Пять месяцев спустя явилась женщина из полиции и передала матушке тощего, как больной котёнок, младенца, мальчика. Ещё она сказала, что Лайди расстреляют через день на рассвете и что семье разрешено забрать тело. Если не заберут, его отправят в анатомичку на вивисекцию. Она сообщила также, что Пичуга Хань осуждён на пожизненное заключение и вскоре его препроводят в Таримскую котловину, [158] за десять тысяч ли отсюда. Перед отправкой семье разрешено свидание.

158

Таримская котловина — чрезвычайно засушливая местность на крайнем западе Китая, в Синьцзянь-Уйгурском автономном районе.

Цзиньтуна к тому времени уже исключили из школы за порчу саженцев, а Ша Цзаохуа выгнали из труппы маоцян и отправили домой за воровство.

— Надо забрать тело, — сказала матушка.

— Да ну, бабуля, не поедем, — махнула рукой Цзаохуа.

Но матушка покачала головой:

— За то, что она натворила, расстреливают, но на куски не режут.

Посмотреть на расстрел Шангуань Лайди собралось более десяти тысяч человек. Её привезли из тюрьмы к мосту Дуаньхуньцяо. [159] Вместе с ней был проходивший по тому же делу Пичуга. Чтобы они не разговаривали, им заткнули рот.

159

Дуаньхунь — букв. душа, покидающая тело.

После казни Лайди прошло совсем немного времени, и семья Шангуань получила уведомление о смерти Пичуги Ханя. Когда его этапировали к месту заключения, он попытался бежать, попал под поезд, и его разрезало пополам.

Глава 41

Для освоения более десяти тысяч му болотистых земель всю молодёжь Даланя мобилизовали на работы в госхозе «Цзяолунхэ». При распределении на работу завканцелярией хозяйства спросил меня:

— А у тебя какая специальность? — Из-за голода в ушах звенело, и вопроса я не расслышал. Он чуть выпятил губы, обнажив прямо по центру коронку из нержавеющей стали, и сказал уже погромче: — Специальность какая, спрашиваю.