Большая игра. Книга 2

— Такими вещами меня не напугаешь, Алголь, — улыбнулась она и поиграла бровями. — На этом поле у меня преимущество! Но, думаю, ты знал об этом. Так зачем ты это сделал?

Он молчал, снова сверля её холодным, непроницаемым взглядом. Однако теперь она уже не ощущала тревоги или испуга — из всех возможных вариантов он выбрал то, что не причинило бы слишком большой боли и не убило бы её. Он хотел её отпугнуть — но сделал это неумело, не так, как всегда. Что-то неуловимо изменилось в его отношении, в нём самом. Ретранслятор отвернулся и посмотрел на лестницу вниз.

— О чём ты хотела поговорить?

— О Рин, — она сунула руки в карманы и подошла к перилам — внизу виднелись лестничные пролёты и этажи, совершенно пустые и холодные.

— Её забрали досрочно по приказу Минобороны, назначили на боевую операцию, — голос похолодел, она снова вспомнила вечер в Японии, тот роковой звонок, — и растерянное лицо запутавшейся в себе девушки, ещё слишком юной для того, что ей приготовила жизнь.

— Я знаю, — кивнул Алголь и подошел к ней, встав в стороне. — Турция и Армения.

— Да, — та кивнула, — Только она не готова, Рин ничего ещё не знает для этого. Мы не проходили с ней ни тактику, ни оружие, ни воздействие. Тем более бой с другим ретранслятором. Меня просто отодвинули, отстранили. Ничего не говорят, никуда не пускают. Алголь, она не справится сама, понимаешь? Ей нужна команда, поддержка и навыки. Сейчас ничего этого нет, и на мои попытки это объяснить или изменить реакция одна — отказ. Я ничего не могу сделать одна…

— И поэтому ты здесь? — он пристально посмотрел на встревоженное лицо майора. Она повернулась, их взгляды снова встретились. Ещё минуту назад она вела себя решительно и смело, но теперь выглядела растерянной.

— Да. Я не знаю, что ещё придумать, чтобы ей помочь. И, кажется, сделала всё, что могла, — губы ее растянулись в кривой улыбке. — И всё бесполезно.

Он неоднозначно хмыкнул.

— Почему ты думаешь, что я смогу что-то изменить?

— Не знаю, — Кира тряхнула волосами, беспорядочно выбивающимися из-под ворота куртки. — Наверное, потому, что верю. Знаю, что это наивно, но я верю в то, что ты можешь сделать что-то такое, что изменит всё. То, что не могут сделать люди, — наверняка сможет сделать ретранслятор. Если кто-то и может всё изменить, то только он. Звучит, конечно, глупо, — вы ведь не боги, и всё же…

Он ощутил, как пальцы Киры коснулись его ладони — она всегда старалась держаться уверенно и строго, но сейчас он ощущал, как подрагивают её руки.

— Я верю в тебя, и поэтому я здесь, Алголь.

Её слова эхом разносились по этажам, раз за разом отражаясь от стен и возвращаясь. В воздухе повисла тишина, нарушаемая лишь доносящимся с улицы свистом ветра да шелестом вентиляции. Он тихо выдохнул, оставляя в воздухе полупрозрачное облачко пара.

— Я прошу очень многого, да? — в дрогнувшем голосе послышались нотки вины. — Что тогда, что сейчас. С моей стороны это некрасиво. Ты не обязан это делать. И всё же, если чем-то могу — я готова заплатить за это.

— Кира, почему ты делаешь всё это? Почему ты готова так много сделать ради неё? Почему она так важна?

Она отпустила тёплую ладонь ретранслятора и, развернувшись, опёрлась спиной на перила ограждения.

— Я не знаю, правда. Это сложно описать словами, — взгляд скользнул по стене и безликой двери в пустую квартиру, останавливаясь на пыльном светильнике под самым потолком. — Когда я её впервые увидела, она была такой беззащитной, и мне захотелось её оберегать. Когда она окрепла, стала более уверенной — то стала похожа на маленькое солнышко. Знаешь, я никогда не хотела смешивать работу и личную жизнь, да и на последнее у меня нет ни времени, ни желания. Может, я просто компенсирую её нехватку работой? Просто, когда появилась Рин — она сразу стала для меня какой-то особенной. Я хочу её защищать. Я хочу ей помогать. Хочу, чтобы она была счастлива. Мне ничего не надо взамен, понимаешь?

Он молчал и слушал её, буравя взглядом едва видневшуюся дверь в квартиру под номером 25.

— Я не знаю, как передать всё то, что у меня на душе, — Кира прижала ладонь к груди и повернулась к нему. — Ты ведь можешь читать мысли, так? Коснуться сознания человека, проникнуть в него?

— Если и могу, то что? — Алголь взглянул на неё, недовольно хмуря брови.

— Так загляни в моё, посмотри, и сам всё поймешь. Я хочу, чтобы ты понял, почему я всё это делаю.

— Кира, это может быть больно. Ты просишь пустить чужое сознание в себя. Это может быть хуже, чем просто насилие.

Майор усмехнулась и смерила его оценивающим взглядом, в глубине её глаз снова заблестели задорные огоньки.

— Как ты и говорил, я ведь понимала, чем это всё может кончиться, когда шла сюда. Почему ты думаешь, что я не была к этому готова?

Вместо ответа он коротко кивнул — тёмные, почти черные волосы качнулись, соскальзывая с плеч. Сияние его глаз становилось интенсивнее, словно недрах головы разгоралось бледно-голубое солнце.

— Расслабься и не сопротивляйся, — тихо произнёс он и сделал шаг вперёд, стремительно сокращая дистанцию между ними. Кира сглотнула, сжимая кулак. — Давай. Я готова.

Перед глазами всё поплыло. Два бледно-голубых огонька, размытых в пространстве, пошатнувшаяся сероватая стена и дверь в ней, знакомое строгое лицо, приблизившееся почти вплотную. Она ощутила, как что-то вязкое, тягучее и тяжёлое обволокло её, голова наполнилась плотным и густым туманом. Мир вокруг качнулся и накренился, ускользая, — её веки закрылись, сознание медленно потухло.

Он аккуратно подхватил оседающую на пол Киру и, морщась от боли, взял на руки. Не было никакой нужды читать её мысли — все и так было предельно понятно. Аура майора горела розовым и алым, с красивыми ветвистыми прожилками серо-стального — верность и честь. Таким людям можно было доверить даже жизнь, не опасаясь, что они в самый ответственный момент ударят ножом в спину. Рин была удивительно везучей, раз уж ей довелось встретить на своём пути такого человека.

Погрузив Киру в глубокий сон, он перехватил её поудобнее и понес вниз по ступеням, к дальней двери вдоль по коридору.

Она всегда была сильной, очень сильной. И когда пришла к нему на встречу в пустой лаборатории, и когда вела в бой в шутливом сражении японского фестиваля, и когда в глубокой ночи и полутьме гостиничного номера пыталась поделиться своей заботой. Кира, как могла, затыкала пустоту в своей душе заботой о других людях. Зияющую брешь, пробитую в ней задолго до того, как Рин узнала о том, что такое ретрансляция, а он сам принял процит и навсегда изменился.

Дверь бесшумно открылась, скользя на прекрасно смазанных петлях. В полутьме ночи он аккуратно внес её в прихожую, прошёл через зал — сразу в спальню.

Здесь всё было под стать хозяйке — чисто, аскетично и аккуратно. Маленький прикроватный столик с часами и красивой картинкой в рамке, заправленная постель с мягкой пышной подушкой, пушистый ковёр под ногами. Не так уж и давно он проделал ровно то же самое, неся на руках не Киру, а Рин, — и вот, всё снова повторялось.

Кровать тихонько скрипнула под весом майора — он уложил её голову на подушку и, повозившись со шнурками, стянул с ног тяжёлые ботинки.