Большая игра. Война СССР в Афганистане

Поляков не мог понять, как люди, которые сегодня избивали своих сослуживцев, могли завтра идти вместе с ними в бой. Поэтому он делил своих подчиненных на две категории: на ответственных и дисциплинированных и на «почти ни на что не годных». Именно это различие обыкновенно проявлялось наиболее явно в критических ситуациях. Однажды попав под обстрел в одном из боев в Панджшерской долине, он лежал среди валунов рядом с солдатом, который был известен своим презрением как уставу, так и к «линии партии». Однако теперь этот солдат, в отличие от некоторых своих сослуживцев, проникнутых показным патриотизмом, но бесполезных в бою, показал всю свою стойкость, даже несмотря на ранение в ягодицы. «Идите здесь, товарищ лейтенант, здесь безопаснее», — прошептал он своему командиру. Глубоко тронутый этим, Поляков приказал ему: «Лежи и не двигайся, ты же ранен! И не волнуйся обо мне».

Душным и жарким афганским летом многие солдаты большую часть времени ходили в нижнем белье. Многие страдали дизентерией от местной воды, а беспробудное пьянство только усугубляло их страдания. Некоторые умирали, но чаще всего поправлялись в течение нескольких дней. Неизвестно, так это или нет, но по слухам, для выздоровления нужно было есть сыр любых имеющихся сортов. Кроме того, русские солдаты страдали от сыпного тифа, холеры и малярии едва ли не больше, чем от уже ставшего обычным гепатита.

Советские популярные звезды эстрады, такие как певец Иосиф Кобзон, постоянный гость на советских сценах и телевидении в то время, иногда давали случайные концерты для воинских частей в Кабуле, но лекции о военной тактике проводились значительно чаще. Как-то раз, во время одной такой лекции, посвященной теме взрывчатых веществ, в аудитории вдруг раздался взрыв, за которым сразу же последовали истошные крики «Бля! Бля! Бля!!!» Оказалось, что во время лекции один из солдат-срочников от скуки играл с запалом гранаты, пока он случайно не взорвался, оторвав ему два пальца. «И зачем, черт возьми, я рассказываю вам все это, — возмутился лектор, — если вы меня не слушаете?!»

В обязанности Полякова входило патрулирование некоторых районов Кабула. В первые месяцы даже офицеры носили с собой автомат Калашникова, который был предметом особой мужской гордости. Но это скоро прошло, и Поляков начал все чаще нарушать инструкции, оставляя на базе даже свой пистолет, который, как он считал, принес бы больше вреда, чем пользы, окажись он в действительно сложной ситуации на улицах города.

Поляков и другие офицеры стали часто заглядывать в маленький ресторанчик, расположенный вблизи комплекса советского посольства. Садовник посольства, который владел этим заведением и угощал своих русских посетителей таким экзотическим напитком, как британское пиво, был достаточно смел, чтобы иногда расспрашивать офицеров о войне.

— Здесь отцы воюют со своими сыновьями, — сказал он однажды вечером. — Мужчины убивают своих собственных братьев. Как вы сами думаете, что вы делаете? Кого вы действительно поддерживаете?

Поляков ответил в соответствии со своими стандартными взглядами советского офицера, что, дескать, Нур Мохаммед Тараки был «нашим» человеком, а его убийца, Амин, был американским агентом; что Красная Армия должна была защитить достижения афганской коммунистической революции. Но такие объяснения звучали все более и более бессмысленно даже для самых преданных своему интернациональному долгу офицеров.

Для Полякова слова садовника, который, как и большинство русских, был почти изолирован от других местных жителей, говоривших в основном только на пушту или дари (афганской форме персидского языка), звучали как драматический, тревожный голос народа. Его собственное разочарование ходом войны постепенно превратилось в уверенность, что само вторжение было огромной ошибкой брежневского империализма. «И что же, спрашивается, я здесь делаю?» — все чаще задавался он вопросом, размышляя о стране, чей пейзаж и образ жизни первоначально казались ему совершенно незнакомыми, и во многом все еще оставались такими.

Однажды Поляков патрулировал центр города Кабул с тремя из своих солдат, когда к нему вдруг подбежал запыхавшийся советский солдат-таджик из другой части. Указав на припаркованный поблизости афганский армейский грузовик, он рассказал, что те несколько солдат в машине только что пробовали уговорить его присоединиться вместе с ними к моджахедам, ссылаясь на то, что, дескать, все они такие же мусульмане. Разочарование Полякова выросло еще на несколько делений после того, как его бойцы бросились арестовывать потенциальных вербовщиков, однако те, к величайшему изумлению лейтенанта, оказались не афганскими, а советскими солдатами!

Еще более его бесила система распределения наград. Правду о том, как это делалось, он узнал, случайно подслушав беседу между двумя высокопоставленными офицерами о вручении Ордена Красной Звезды, высокой воинской награды, некоему политическому чиновнику, который, очевидно, читал лекцию об уважении афганских традиций, в то время как подразделение Полякова находилось на передовой под вражеским огнем. Подслушанный разговор показал, что медали давались не за заслуги, а в соответствии с системой квот. Большая часть наград, число которых определялось высшим командованием, доставалась армейским политическим чиновникам — так называемым «политрукам», являвшимся комиссарами партии в армейских частях. Лишь немногие из них лично участвовали в боях, остальные же пользовались заслуженным презрением тех, кто сам воевал. Получение высокой награды давало ее получателю возможность выбора для дальнейшего обучения в одной из военных академий Советского Союза.

В то же самое время Поляков видел, что серьезные ошибки редко наказывались. Его бригада была одной из последних отведена в Кабул после завершения летнего наступления в Паджшерской долине. По пути солдаты попали под случайный обстрел, хотя серьезного нападения не было. В том месте, где грунтовая дорога пересекает реку Панджшер, инженерные части установили небольшой временный мост. Они должны были оставаться здесь, чтобы разрушить его после того, как бронетранспортеры пересекут реку. Но пролетавший над ним с южного конца долины вертолет Ми-8 выпустил по мосту несколько ракет. Эта атака стоила ног нескольким солдатам, а некоторым и жизни.

Глубоко обеспокоенный этой фатальной ошибкой и отказом командования попытаться найти виновных, Поляков попробовал расследовать инцидент самостоятельно. Один из пилотов, которых он расспрашивал, сказал ему, что для экипажа вертолета, летящего на высоте сто или более футов, на земле все люди выглядят одинаково. «Кроме людей с лошадьми, уж те — определенно душманы», — добавил он. (Душманами советские военные уничижительно называли моджахедов). Когда Полякову позднее довелось снова увидеть неопознанные вертолеты над Панджшерской долиной, он выпустил несколько красных сигнальных ракет, которые специально захватил с собой. Без них советским солдатам было бы не избежать смерти или ранений.

Все еще планируя продолжить военную карьеру, несмотря на свое разочарование, Поляков вступил в Коммунистическую партию, что являлось предпосылкой для быстрого продвижения по службе и получения более высокого звания. Но все чаще, возможно, в знак протеста или из неосознанного желания испытать судьбу, он стал нарушать дисциплину. Несмотря на комендантский час, он переодевался в гражданскую одежду и выбирался со своей базы, чтобы автостопом добраться до какого-нибудь из кабульских ресторанов, где продавали алкоголь. Однажды он взял с собой своего командира батальона. Когда они уселись за столом, к ним подошли несколько афганцев в гражданской одежде, которые завели дружескую беседу и предложили перебраться в другой ресторан, где лучше кормят. Однако, как только Поляков и его командир батальона сели в их автомобиль, их доставили на местную базу Афганской армии. Афганцы, как оказалось, были членами специальной службы ХАД. На базе тамошний командир приказал, чтобы эти двое русских провели ночь в маленькой камере здания тюрьмы, которая охранялась единственным солдатом.