Большая Игра

— Это оборудование класса В, предназначенное для полета. Лётный костюм ретранслятора. Для создания такого костюма потребовалось совершить пару десятков научных открытий, развить передовые технологии производства новых материалов, микроэлектроники, химии, сплавов, металлургии и много чего ещё. Это — передний край науки, и всё лучшее, что можно было найти, есть в нём. И стоит эта штука столько, что у тебя нулей в голове не хватит, чтобы посчитать. Видишь всех этих людей? Они испытывают его системы уже четыре месяца, вводят новые параметры, оборудование, с того самого момента, как он вышел из сборочной лаборатории. И всё это время не было и минуты, чтобы вокруг него не находилось шести-семи разных учёных или техников.

— Но неужели это так важно?.. — следя взглядом за людьми, работавшими около стенда, пробормотала Рин. Кира хмыкнула.

— Пошли дальше.

Они прошли по всему помосту верхнего уровня и перешли в соседнее помещение — уже в коридоре послышался тонкий протяжный свист, довольно непривычный после мощного рёва реактивного двигателя. Пройдя сквозь два поста охраны и барьер, они оказались в небольшом укрепленном ангаре. Возле выхода, перекрытого несколькими газоотбойниками и решётками, стояла небольшая причудливая конструкция, лишь отдаленно похожая на двигатель. Кира провела Рин в комнату с постом управления — инженеры даже не обернулись на них, неотрывно следя за испытаниями.

— Даю ускорение М-два, — один из них сдвинул виртуальный рычаг на голографической панели — вся испытательная зона снова заполнилась тонким свистом.

— Это прототип двигателя, который будет поднимать тебя в воздух! — прильнув почти к самому уху Рин, пояснила Кира. — Сейчас его только испытывают, на создание ушло около трёх лет. И до этого — пять лет теоретической работы, виртуальные моделирования, и так далее. Каждый день, без выходных, сутками. Этот детонационный двигатель сделан компактным и лёгким, экономичным, простым настолько, насколько это вообще возможно. Его тяги хватит, чтобы поднять тебя со всем оборудованием хоть в космос, на гиперзвуковой скорости. Что скажешь?

Рин молчала. Взгляд не мог оторваться от узкой струи, истекающей из сопла крошечного двигателя. Тонкая голубая линия, бьющая в отбойники, буквально светилась и рассыпалась искрами мерцающего света. И видеть это могла только она.

Всё это — работа сотен и тысяч людей, концентрированная, кристаллизованная в этом сгустке технологий и материалов, — было куда более внушительным доказательством материальности мысли, чем любые слова и лабораторные данные.

Перед ней было то, что родилось в головах ученых и, пройдя сквозь тысячи рук и умов, обрело форму и содержание. Творческий гений, породивший технологию, талант инженеров и конструкторов, позволивший воплотить задумку в жизнь. Труд сотен тысяч людей. Простые рабочие, инженеры, учёные, — могли материализовать свою мысль. Сотни тысяч часов работы. Миллионы операций, десятки тысяч рук… и вот — он перед ней.

Двигатель, созданный только для неё. И в эту минуту она осознала весь масштаб, всю значимость и важность своей работы. Она и была этой верхушкой айсберга, этой вершиной, ради которой функционировал огромный организм, наука и промышленность, учёные и рабочие, испытатели и инженеры. Громадная ответственность, легшая на её хрупкие плечи.

— Я… я не подведу. Я постараюсь… нет. Я сделаю это.

— Хорошо. Пойми, ты должна была это увидеть, пока всё не началось. Пошли, нас ждёт много работы.

***

В тестовой лаборатории стояла привычная напряжённая тишина. Третий день подряд, с самого возвращения Киры из института, они только и делали, что пытались постичь материализацию. Вернее, пыталась она, а остальные лишь нервно смотрели на мониторы, то и дело перекидываясь парой фраз. Гудели и пищали приборы с аппаратурой, перемигивались индикаторами анализаторы и сенсоры. Рин лежала в ложементе, опутанном целой паутиной проводов и датчиков, и делала очередную попытку материализации.

— Если получится, с меня тортик, — прервав молчание, Владимир ловко подкинул универсальную отвёртку.

— Тихо ты… трепло. — Даже не удостоив его взгляда, Кира следила за монитором, скрестив руки, и ждала. Минуту назад завершилась очередная попытка — безрезультатно, но они не теряли надежды.

Наконец, показатели на голографической панели поползли вверх — Рин начала очередную попытку.

На этот раз не было дрожания воздуха под герметичным куполом — она решила не проходить этап визуализации. Вернее, обойти его — максимально сосредоточившись, она представила себе объект не в пространстве вакуумной колбы, а в своём сознании. Девушка со стороны смотрела на формирующиеся звенья кристаллической решетки, молекулы и атомы, словно из пластилина лепила форму будущего предмета. В голове ещё крутились слова Киры и её собственное обещание. Выложиться и сделать.

Сделать. Чего бы ни стоило.

Она напряглась изо всех сил, пытаясь вывести предмет из своего сознания в реальность, в разреженное пространство колбы. В эту секунду Рин ощутила, будто над ней зависло нечто громадное, неизмеримо сильное — это что-то струилось через неё, через всех в зале, через всё пространство. Энергия, пронизывавшая все сущее, перетекала и колебалась, словно решая, стоит ли ей послушно формироваться в крошечный комочек материи, или лучше смести её, маленькую и неловкую девчонку, с лица земли.

По щеке скатилась капля пота — но она её даже не почувствовала. Рин оторопела от открывшейся перед ней мощи, всё это время существовавшей в её мире. Было страшно впускать её в себя. Пропускать эту мощь через своё тело. Словно начинающий ныряльщик, оставшийся наедине с иссиня-черной бездной, она боялась нырнуть глубже, чем пробовала до этого. Как её контролировать? Как остановить, если что-то пойдет не так?.. Как удержать? Если энергия переполнит её тело, она сгорит? Так же, как Первый?

Она беззвучно бормотала и сжимала веки, тонкие пальцы до хруста стиснули поручни ложемента — но неизмеримое нечто все так же струилось через неё. Испуганная и напряженная, она не решалась коснуться этого потока и придать ему импульс, форму.

А через мгновение она вздрогнула в ложементе, закашлявшись — от напряжения она задержала дыхание, и пришла в себя только от начавшегося удушья. Откашлявшись, девушка открыла глаза — на неё накатила такая усталость, что руки задрожали. Тяжело дыша, она огляделась. Но на неё никто не смотрел.

Все уставились на колбу.

На ровной, практически зеркальной поверхности предметного стола виднелся крошечный бурый кусочек то ли камня, то ли металла.

— Удалось, значит… — с измученной улыбкой Чуйков сдавленно хохотнул. — Смогла всё-таки, девочка…

В подтверждение слов Чуйкова светофор-индикатор, закреплённый на стене, помигивал белым светом. Есть ретрансляция.

— На анализ, быстро! — еще не веря своим глазам, машинально распорядилась Кира.

— Да всё нормально, ты на графики посмотри. Ретрансляция в пределах пяти целых трех десятых пункта. Материализована одна целая две десятых грамма вещества. А химанализ покажет чистейший, без примесей, элемент. Я этих камешков навидался…

— Охх… — майор грузно опустилась в кресло, — Неужели… ну что притихли? Поздравляю!