Большая книга перемен
Шрифт:
Сторожев понимал, что говорит лишнее, он ведь помнил первейшую заповедь: не раскрывайся перед женщиной, ибо каждое твое слово будет использовано против тебя. Но – поздно раскаиваться, дело сделано.
И вдруг Даша спросила:
– А лечиться чем?
– Тоже страдаем? – обрадовался Сторожев.
– Наверно. Не в тяжелой степени.
– Вообще-то средство есть, – сказал Валера голосом галантного кавалера из галантных романов, которые он видел на полках книжных магазинов, в ларьках вокзалов и аэропортов, но ни одного не прочел, легко представляя, о чем они. По обложке уже видно: элегантный мужчина со скульптурным торсом
– Какое?
– Только вы не смейтесь. Звучит очень уж пошло, но это действительно единственное средство. Чтобы забыть о себе, – сказал Валера так, будто диктовал, – надо помнить о другом. То есть средство – любовь.
– Довольно просто.
– Просто – когда это есть. Нарочно ведь не полюбишь.
Валера был очень доволен тем, как складывается разговор. Эх, еще бы час-другой в уютной обстановке, в ресторане у Сани Сегеля, бывшего одноклассника, а теперь хозяина нескольких кафе и ресторанов. Кстати, на следующем перекрестке как раз одно из его заведений.
– Даша, а не хотите…
– Здесь налево, – сказала Даша. – Извините, перебила.
– Да нет, так. Ерунда.
Даша вышла у старого пятиэтажного дома, поблагодарила Сторожева и, чуть помедлив, сказала:
– Вы интересно мыслите.
– Я знаю, – со смехом откликнулся Сторожев, он был сейчас почти счастлив.
Проводил Дашу глазами, отъехал, но почти сразу же затормозил. Долго смотрел перед собой, постукивая пальцами по рулю, а потом сказал негромко:
– Валера, а ты ведь пропал.
Таджики встретили Дашу приветственными восклицаниями, мальчик лет пяти подбежал, обнял ее, она погладила его по голове. Его мать взяла мальчика за руку, что-то сказав ему, улыбнулась Даше. Запахи и духота здесь были невыносимо густыми, но Дашу это не коробило: того, кто ухаживает за тяжело больным, не смутят никакие запахи.
Она постучала в дверь Володи, тот открыл, сказал:
– Опа! Сюрпрайс?
– Вроде того. Не помешала?
– Чему?
– Мало ли. Вдруг у тебя девушка?
– А, ну да. Сейчас, пойду в шкаф засуну.
Володя пошел в комнату – в одних шортах, высокий, загорелый, с тонкой талией, широкими плечами. Красивый. На столе ноутбук, как всегда. Постель не застелена, только накинуто покрывало.
– Я сейчас, – сказал Володя, заканчивая какую-то работу.
– Да не спеши.
Даша легла на постель, смотрела на спину Володи.
– А в самом деле, почему у тебя никого нет? – спросила она.
– У меня ты есть.
– А другие? Неужели тебе хватает? В твоем возрасте все бегают по девушкам.
– Ладно, буду бегать – рассеянно сказал Володя.
А Даша подумала, что, возможно, была бы рада, если бы у Володи завелась девушка на стороне, как говорят в таких случаях. Был бы повод поссориться и разбежаться.
Отравил-таки ее разговорчивый дяденька Сторожев. У нее, наверное, тоже «я-болезнь». Слишком много думает о том, как выглядит, как к ней относятся, хочет во всем быть заметной, первой. По-настоящему умный человек должен все это минусовать и думать о деле. Вот как Володя. То есть он умнее меня? – удивилась Даша. Или это по-другому называется? Мудрость? Можно подумать на досуге, не сейчас. А дяденька смешной. Рассказал о себе, следовательно, Даша ему нравится: дяденьки рассказывают о себе только тем девушкам, которые нравятся. Если не пьяные. Пьяные –
всем. Любимое дело пьяного человека – рассказывать о себе. Национальное хобби у нас такое.– Извини, – повернулся Володя. – Ничего не случилось?
– Нет, просто захотелось тебя увидеть.
И Даша почувствовала, как ей действительно захотелось – не только увидеть, но обнять, всего, почувствовать его кожу, его запах.
Нет, все-таки я его, наверно, люблю, подумала она. И сказала:
– Чего сидишь голышом, дразнишь девушку? Иди ко мне.
Ночь густела над Сарынском.
Коля убирал из-под Лили испачканные простыни.
– Хотя бы для этого… – говорила она с перерывами, тяжело дыша, – мог бы позвать сиделку…
– Звал, сама же прогоняешь.
– Ты нарочно… Ты хочешь окончательно… не видеть во мне женщину. Ты получаешь удовольствие… от своего отвращения. Так?
– Дура, – коротко и ласково ответил Коля.
– Не повезло… тебе. Ты дождался… когда я буду свободной… Женился… А я оказалась… больная. Не повезло.
– И опять дура.
– Если ты попробуешь с Дашей… я тебя прокляну…
– Помолчи.
– Они тоже… Понаехали… Увидели ее… Если хоть кто-то… Я всех прокляну… Где она?
– Уехала.
– И правильно. Ей тут нельзя жить. Ты страшный человек, Коля.
– Помочь можешь? Мне же трудно. Повернись чуть-чуть.
– Не надо ничего. Буду лежать в говне! Я хочу этого запаха! Запах говна. Обожаю. Он… не обманывает… Он точно говорит… кто я. Оставь меня в говне!
Коля переодел Лилю, взял грязное, вынес, замочил в корыте, чтобы потом постирать.
Стиральная машина все-таки нужна, подумал он. Пол, правда, везде гнилой, где ее поставить? Придется сделать специальное основание – выложить кирпичами, залить цементом. И заземление обязательно. Проводка старая, мало ли что.
Прозвучал звонок.
Коля вошел к Лиле.
– Коленька, – послышался шепот. – Прости меня, пожалуйста.
– Ни за что! – грозно ответил Коля.
Подошел, сел на край постели и стал гладить Лилю по голове.
– Волосы грязные! – встревожилась она.
– Вчера мыли, забыла?
– Точно… Тогда гладь.
14. ДА Ю. Обладание великим
__________
____ ____
__________
__________
__________
__________
Постоянно держите в поле зрения главную цель.
Телефон Сергея Дортмана у Ильи был: встретились как-то, обменялись, неизвестно зачем. Подобных номеров у Ильи в записной книжке мобильного телефона очень много. Вот сейчас, ища Дортмана, увидел рядом в списке: «Дима вр.» Кто такой Дима вр.? Вспоминал. Аж разозлился на себя: что это, ранний склероз? Вспомнил, выдохнул с облегчением: Дима – врач! Года три назад у Ильи переклинило поясницу, знакомый Люсиной подруги осматривал его, вот этот самый Дима вр. Зачем он теперь ему, зачем хранился тут три года? И Немчинов удалил номер Димы вр. А потом просмотрел весь список, чего не делал очень давно, и с удивлением находил: Анна Соб., Вика Культ, Гущихина, Евгений Конных, Ел Вл Ри, Игорь П., Люб Петр БТИ, Мар Гол Сар, Оля Гар, Пуск-2, СГМ… – и так далее, не меньше тридцати номеров, неизвестно кому принадлежащих. Удалив их, Немчинов почувствовал облегчение, словно хоть на каком-то участке своей жизни навел порядок.