Большая книга ужасов 2016

– Лилька, можешь сунуть их к себе в сумочку, а потом выбросишь? А то у меня ни сумки, ни карманов…

Я подошла к нему – он стоял сбоку от лестницы, – и тут увидела то, чего мне не было видно раньше. В глубине под ступеньками была маленькая дверца, запертая на массивный амбарный замок. А перед ней – это мне даже в темноте было видно – на светлом, хоть и запыленном полу виднелось продолговатое темное пятно, уходящее прямо под дверцу. Я машинально взяла протянутые мне салфетки и сделала шаг, чтобы рассмотреть это пятно поближе.

– Лиля, идем, – Ника подошла ко мне и взяла за руку.

– Ника, там…

– Идем! – повысила она голос.

– Что там? – повернулся к нам Егор, уже взобравшийся на подоконник, чтоб вылезти наружу.

– Там каморка под лестницей, где обычно хранят веники и швабры, – за меня ответила Ника. – Она заперта, и взламывать ее мы не будем. Все со мной согласны?

Прозвучало в ее голосе что-то такое, что я предпочла не возражать. Да и, признаюсь, мне сейчас было настолько страшно, что я хотела одного – удрать отсюда поскорее.

Оказавшись снаружи, Егор как умел вернул створку окна в исходное положение – так, чтобы никто и не подумал, что ее взломали.

– Вот так загадка нам досталась. И разгадки не нашли, – вздохнул Колька по пути.

– Брр, может, и хорошо, что не нашли, – поежился Егор. – А то нашли бы труп, чего доброго.

Мы вышли к трассе.

– Значит, так, – Ника решительно остановилась. – Дело здесь не шуточное, пахнет криминалом. А потому давайте договоримся – никому ни единого слова об этом доме. Ни маме, ни папе, ни лучшему другу. Стасу и Наташке тоже не надо.

Мы, конечно, согласились с этим.

– А кто проболтается, тот не только рискует сам, но и подставит всех нас! – многозначительно добавила Ника. – Ладно, ребятки, кому как, а мне на тренировку. Всем пока!

Она махнула рукой и свернула влево, к остановке. Мальчишки попрощались с ней и побежали через дорогу. Я хотела было последовать за ними, но неожиданно для себя затормозила на полпути и вернулась к Нике.

– Что такое, Лиль?

– Это я тебя хочу спросить, что такое! Почему ты не дала мне забрать туфлю?

– А ты сама не догадываешься? Чтобы они сразу поняли, что ты побывала в этом доме? И что ты свидетель, который активно лезет не в свои дела, а потому его стоит устранить? Потому что забрать туфлю могла только ты, никому другому она не нужна! Ее затем там и поставили! – взгляд Ники был мрачен.

– Понятно, – вздохнула я. – Ой, а если они обнаружат взломанное окно?

– Будем надеяться на лучшее, – улыбнулась Ника, но тут же посерьезнела: – Но никогда, никогда никому об этом доме не рассказывай! И не ходи туда больше.

– Да ты что, никогда в жизни! Но скажи, пожалуйста… Эта дверца под лестницей – что там?

– Откуда мне знать? Я видела ровно столько же, сколько и ты.

– А это… пятно под дверцей? Что это такое? Только не говори, что ты его не заметила! – наседала я. Ника отвела взгляд и сделала вид, что рассматривает афишу на остановке.

– Дом старый, грязный, мало ли пятен…

– Ника! – я схватила ее за плечи. – Не надо из меня дурочку делать! Я же видела, как ты смотрела туда. Скажи – ты там что-нибудь почувствовала? Там опасно?

Ника вздохнула, помолчала, а потом посмотрела мне в глаза таким мрачным взглядом, что у меня мороз прошел по коже:

– Почувствовала, да. Не то чтобы опасность, но все же… Никогда больше не ходи в этот дом, поняла? Ничем хорошим это не кончится.

Я хотела потребовать уточнений, но тут к остановке подкатил автобус. Ника коротко махнула рукой и вскочила на подножку.

Глава 4

А я вернулась домой. Села за стол и стала думать.

Конечно же, Ника права и ходить в этот дом мне не стоит. Да и смелости не хватит. Что же она там почуяла, за той дверцей? И пятно на полу… Может быть, там лежит труп и Ника это каким-то образом определила? Тогда ладно. Ну а что, если там… хм, не совсем труп? Если этот человек еще жив?

Я с силой сжала кулаки, даже костяшки побелели. Меня всегда возмущали… нет, скорее удивляли люди, способные равнодушно пройти мимо чужой беды. Ладно бы не могли помочь, а то ведь могут, но не хотят осложнять себе жизнь!

Вот и я, получается, такая же. Пришла и ушла, даже не попытавшись влезть в эту зловещую каморку. Ну увидела бы мертвеца, если там мертвец, – и что? Уж не умерла бы от этого! А если живой человек?

Ника, конечно, лучше в этом разбирается. Но ведь и она может ошибаться!

Исполнившись рвения, я решилась позвонить в полицию. Волнуясь и сбиваясь, рассказала о случившемся. Но то ли у меня голос еще слишком детский, то ли рассказ в моем исполнении вышел дурацким – пожалуй, скорее второе, – но меня даже не дослушали. Посоветовали меньше ужастиков смотреть на ночь, учить уроки и слушаться мамочку.

Но я не сдалась. Обзвонила нескольких подружек, и они в один голос заявили, что знать не знают никакой Ярославы Емельяновой, таковой нет ни в одиннадцатом классе, ни в каком-то еще. Я очень огорчилась, особенно когда вспомнила, что в нашем городе больше сотни школ, да еще не факт, что она из нашего города. Где ее искать, эту Емельянову?

В общем, тайна упорно не хотела, чтоб ее разгадали. А в глубине души неугомонным червячком шевелилась совесть: надо снова пойти туда и открыть дверцу под лестницей! Надо, иначе никак…

Но я знала, что никогда не решусь даже близко подойти одна к этому дому.

В таких раздумьях прошел день, тоскливо и бесполезно. Книжки не читались, гулять не хотелось, кусок в горло не лез. Даже подремать после обеда не получилось, хоть с утра и не выспалась.

Часов в шесть вечера позвонил Колька:

– Ну что, расквасим сегодня нос Эдьке? Собираемся возле дома Ники… ай, отстань! – крикнул он кому-то в сторону. – То есть возле дома Эдьки в полдесятого… то есть это… в десять… Егор, да хватит дурачиться! – и из трубки донесся отдаленный смех и звуки потасовки.