Большая книга ужасов – 55 (сборник)

– Наглоталась таблеток и умерла. Мать потом говорила, что она уже несколько раз пыталась покончить с собой. Неуравновешенная психика. Спите!

Алена вышла, оставив дверь приоткрытой. Они еще будут шептаться, обсуждать день, ругаться и выбирать, кто из парней на сегодня им кажется самым-самым.

Проходя мимо палаты мальчишек, она стукнула в дверь, давая понять Матвею, что с лекциями об инопланетном вторжении пора заканчивать. Что-то наши космонавты пока никаких инопланетян не заметили.

Еле слышное шарканье. Алена успела обернуться как раз вовремя, чтобы заметить тень, нырнувшую за игротеку.

Длинный одноэтажный корпус. Бесконечный коридор с тусклой лампочкой в центре. От этого дальний конец корпуса терялся в мутном сумраке. Стоило около плафона промелькнуть бабочке, тени по углам оживали, начинали шевелиться, вздыхать, вылезать к людям.

– Кто здесь?

Корпус закрыт на ключ. Третий отряд давно спит. Второй еще шебуршится, но свет уже выключен – там среди вожатых строгий Колян, из бывших старожилов лагеря, он может и в лоб дать за шум после отбоя. Первый – как приливная волна: разговоры в палатах то вспыхивают, то гаснут, то всплескивают сдержанным смехом.

– Ты чего?

Матвей щурился после темноты на свет лампы.

Алена обернулась, чтобы увидеть вожатого, и вдруг поняла, что промелькнуло за углом. Это были длинные светлые распущенные волосы. Такие волосы были только у одного человека!

Сердце заколотилось в горле.

– Там кто-то прошел.

– Где прошел? – прогудел Матвей и спокойно направился к выходу.

Надо было разворачиваться и идти за ним. Надо было убедиться, что никакая Канашевич, умершая три года назад, не принялась ни с того ни с сего бродить по лагерю, уничтожая детей.

– Нет здесь никого!

Матвей довольно громко дернул входную дверь – заперта.

Она была очень шумная, эта дверь. Открываясь, неизменно цепляла вторую половинку, грохоча. Бесшумно в нее войти было невозможно. Если ты, конечно, не Курицын.

Вожатый еще раз громыхнул, потом снова. Но сквозь этот грохот уже стал пробиваться другой звук. Какой-то шум, словно ветер гудит в соснах, осина дрожит от сквозняка, вода льется.

– Там дождь пошел?

Окна в палате девчонок были открыты, и вроде бы никакого дождя Алена не заметила. Надрывался зяблик. Смеялись ребята. Успели набежать тучи?

– Нет дождя.

Матвей пошел обратно. Казалось, от его спокойствия вокруг становится светлее, даже блеклая лампочка в середине коридора прибавляет себе с десяток ватт.

Вода продолжала литься уже внутри корпуса. Кто-то принимал душ. Это могли быть вожатые – дети давно лежали по своим кроватям. Конечно вожатые! Алка или Каринка. А может, и Коля пошел освежиться – вода льется в мужском душе. Или Макс.

– А кто пошел в душ? – как можно более невинно спросила Алена.

Матвей тоже услышал.

– Пацаны воду не выключили. – У Матвея всегда все было просто и понятно.

Алена выдохнула. Чего она испугалась? Сама себе напридумывала страстей. Конечно, это просто не выключили воду. Мальчишки – балбесы.

Матвей распахнул дверь душа.

Не закрыта! Все правильно! Надо вставить этим оболтусам. Первый отряд в душ шел последним…

– Ну здравствуй! – глухо произнес Матвей, и вода литься перестала.

Алена поперхнулась воздухом и, чтобы не упасть, привалилась плечом к стене.

Глава третья Ничего не произошло

Ветер свирепо рвал листву. Стонали сосны. Пыль с дорожек взлетала, как после работы старательного дворника, и носилась по воздуху. Колючие песчинки попадали в глаза. Хотелось чихнуть.

– Дождь будет, – раздалось из темноты.

Кабанов выпрямился, сплевывая с губ травинку.

– Дождь – это хорошо, – нехотя отозвался он.

Новый порыв ветра толкнул его в грудь, заставив покачнуться. Он уцепился за куст магнолии. Захрустели ветки.

– Чего звал? – Сашка изучал добычу – ветку с цветком. Не подарить ли ее Зайцевой?

– Хочу отправить тебя обратно в изолятор, – выступил из сумеречного подлеска Кривой.

Юрка Кривонос терпеть не мог ни свою фамилию, ни кличек, которыми его постоянно награждали. С обидчиками он дрался, нападая без предупреждения, до того, как любитель коверкать имя догадывался, что поступил опрометчиво.

– Был честный спор. Завтра дискотека. – Сашка безжалостно смахнул с отломанной ветки и цветок, и листья, похлопал получившимся хлыстиком по ноге, проверяя.

– Вот завтра ты и ляжешь в изолятор. Выбирай, что тебе лучше сломать – ногу или руку?

Кабанов еще шире растянул губы в ухмылке.

Кривой весь вечер цеплялся к нему, подсылал своих гвардейцев, и Сашка сам назначил ему встречу – около въездных ворот, подальше от корпусов и полуночничающих взрослых. Он знал, на что шел. Только драка могла разрешить их спор. Ирка привлекала внимание многих, выбрала – его. Но это надо было еще доказать.

За спиной у Кривого зашепталась гвардия. Чиркнула зажигалка.

– Покурим? – добродушно предложил Кривой, делая шаг вперед и выплевывая листик, который он до этого жевал.

– Курить – здоровью вредить. – Сашка не шевельнулся. Кривой сокращал между ними расстояние, собираясь напасть.

– О здоровье беспокоишься?

Юрке очень шла его фамилия. Он был сплошным нарушением законов гармонии и симметрии – улыбался криво, обнажая невероятно кривые зубы.

– О твоем!

Кабанов сделал выпад, хлестнул противника прутиком по лицу. Юрка прикрылся руками, и Сашка пнул в его открытый живот, махнул ногой, целясь в колено. Но Юрка уже отскочил в сторону, встряхиваясь, как собака. Гвардейцы за его спиной стояли немым строем. Это была не их драка.

– Вот какой у нас разговор пошел, да? – заводил сам себя Юрка. – Значит, поговорим! – Он шагнул вперед, заставив Кабанова отступать. – Чтобы завтра к Ирке близко не подходил!

– А ты у нее спросил, чего она хочет?

– Обойдусь без ее мнения! Я сказал! Да ты и не подойдешь! Только если на инвалидной тележке подъедешь.

Они врезались друг в друга, сопя, наседая, наваливаясь. Замелькали белые руки. Свистел прутик. Но Кривой не сдавался – попадало больше по куртке и штанам.

– А вы все курите?