Большая коллекция рассказов

Великий человек придвинул кресло к столу.

– Вы ничего не пропустите, нет?

– Я постараюсь оправдать ваше доверие, мисс Джейн, – торжественно произнес он и взялся за перо.

Только когда поезд замедлил ход, принц кончил писать. Он промокнул написанное, сложил бумагу и поднялся с кресла.

– На обороте последней страницы я прибавил кое-какие указания, на которые я прошу вас обратить особенное внимание мистера Хоупа. А затем я бы желал, чтобы вы мне обещали, мисс Джейн, никогда больше не проделывать таких опасных акробатических трюков, даже ради столь святого дела, как журнализм.

– Понятное дело, если б до вас не так трудно было добраться…

– Я знаю, это я виноват, – согласился принц. – Теперь для меня нет ни малейшего сомнения в том, к какому полу вы принадлежите. И все-таки я хочу, чтоб вы мне дали слово. Обещайте же, – настаивал принц. – Ведь я много сделал для вас – вы и не знаете, как много.

– Ну, ладно уж, – нехотя согласилась Томми. Она терпеть не могла давать обещания, потому что всегда исполняла их. – Ладно, обещаю.

– Вот вам ваше интервью.

Первый фонарь Саутгэмптонской платформы осветил лица принца и Томми, стоявших друг против друга. Принц, пользовавшийся, и не совсем незаслуженно, репутацией человека раздражительного и вспыльчивого, сделал странную вещь: взял в свои огромные лапы измазанное кровью личико и поцеловал его. От колючих седых усов пахло дымом, и этот запах навсегда остался в памяти Томми.

– Еще одно, – строго сказал принц, – обо всем этом ни слова. Понимаете – рта не раскрывать, пока не вернетесь домой.

– Вы что же думаете – я дура? – обиделась Томми.

После того как принц исчез, все вели себя по отношению к Томми ужасно чудно. Все с ней носились, но никто как будто не знал, почему, собственно, он это делает. Люди приходили посмотреть на нее, потом уходили, потом возвращались и опять на нее смотрели. И чем дальше, тем больше росло их недоумение. Иные задавали ей вопросы, но неосведомленность Томми, да еще в сочетании с твердым намерением скрыть то немногое, что она знала, была так потрясающа, что само Любопытство вынуждено было отступить перед нею.

Ее вымыли, вычистили, накормили отличным ужином и в отдельном купе первого класса отправили обратно на вокзал Ватерлоо, а оттуда в кэбе на Гоф-сквер, куда она прибыла уже около полуночи, мучимая сознанием собственной важности, – недугом, следы которого сохранились у нее и поныне.

Отсюда все и пошло. С полчаса Томми трещала без умолку со скоростью двухсот слов в минуту, потом неожиданно уронила голову на стол и заснула; ее с трудом разбудили и уговорили лечь в постель. В эту ночь Питер, удобно расположившись в кресле, долго еще сидел у огня. Элизабет, любившая покой, тихонько мурлыкала. Из темных углов к Питеру Хоупу подкрадывалась давно забытая мечта – мечта о совсем особенном, новом журнале, ценою всего один пенни в неделю, издаваемом некиим Томасом Хоупом, сыном Питера Хоупа, его всеми уважаемого инициатора и основателя, – замечательного журнала, который будет отвечать давно назревшей потребности развлекать и в то же время воспитывать, доставлять удовольствие публике и барыши – издателям. «Неужели ты не помнишь меня? – шептала Мечта. – А сколько мы об этом думали и говорили с тобой! Утро и полдень прошли. Вечер еще наш. И сумерки несут с собой надежду».

Элизабет перестала мурлыкать и с удивлением подняла голову. Питер смеялся.

МИСТЕР КЛОДД НАЗНАЧАЕТ СЕБЯ ИЗДАТЕЛЕМ ЖУРНАЛА

Миссис Постуисл сидела на деревянном стуле посреди Роулз-Корта. Когда-то, молоденькой девушкой, миссис Постуисл работала кельнершей в ресторане «Митра» на Чансери-Лэйн, и поклонники из числа завсегдатаев этого заведения сравнивали ее с тем несколько малокровным типом женщины, который начал тогда вводить в моду один английский художник, впоследствии ставший знаменитостью. С годами она весьма раздалась в ширину, однако лицо ее осталось безмятежным и юным. Оба эти факта, вместе взятые, послужили весьма существенным добавлением к ее доходу. Всякий, кому случилось бы в тот летний вечер пройти через Роулз-Корт, вынес бы оттуда, если только он читал газеты, уверенность в том, что эту женщину, чинно восседающую на деревянном стуле, он где-то уже видел. Объяснение этому отыскалось бы с легкостью, вздумай он перелистать любую из тогдашних иллюстрированных газет. Он увидел бы там фотографию миссис Постуисл, сделанную совсем недавно и снабженную следующей подписью: «Перед употреблением некоего средства против ожирения, рекомендуемого профессором Хардтоном», а рядом – фотографию миссис Постуисл, тогда Арабеллы Хиггинс, снятую двадцать лет тому назад, с той же подписью, лишь слегка видоизмененной: «После употребления» и т. д. Лицо то же, а фигура – ничего не скажешь – определенно подверглась изменениям.

Миссис Постуисл добралась со своим стулом до середины Роулз-Корта, следуя за лучами заходящего солнца. Маленькая лавочка, над дверью которой красовалась вывеска: «Тимоти Постуисл. Съестные припасы и бакалея», осталась позади нее, в тени. Старожилы квартала св. Дунстана сохранили воспоминания о некоем джентльмене в неизменном жилете самых ярких расцветок и с длинными бакенбардами, которого временами можно было видеть за прилавком. Всех покупателей он с видом лорда обер-гофмейстера, представляющего новичков ко двору, отсылал к миссис Постуисл, видимо, рассматривая себя самого только как декоративную деталь. Однако за последние десять лет никто больше не замечал, чтоб он там еще появлялся, а миссис Постуисл обладала гениальной способностью игнорировать или не понимать те вопросы, которые приходились ей не по вкусу. Подозрения возникали самые различные, но знать никто ничего не знал. Роулз-Корт занялся другими проблемами.

– Удивительное дело, – заметила про себя миссис Постуисл, отрываясь от своего вязания, чтобы бросить взгляд на лавочку, – если бы я не хотела его видеть, он бы, конечно, появился здесь еще прежде, чем я убрала со стола.

Миссис Постуисл испытывала желание увидеть человека, которого женщины в Роулз-Корте обычно ожидают без особого нетерпения, – а именно, некоего Уильяма Клодда, сборщика квартирной платы, регулярно появлявшегося здесь по вторникам.

– Наконец-то, – сказала миссис Постуисл, хотя мистер Клодд, только что показавшийся на другом конце двора, не мог ее, конечно, слышать. – Я уж начала опасаться, не споткнулись ли вы в спешке и не расшиблись ли.

Заметив миссис Постуисл, мистер Клодд решил изменить свой обычный порядок обхода и начать с дома N 7.

Мистер Клодд был молодой человек невысокого роста, коренастый и круглоголовый; он вечно куда-то торопился, а в глазах его, в общем-то добрых, таился какой-то хитрый огонек.

– Ах, – с восхищением произнес мистер Клодд, отправляя в карман шесть монет по полкроны, которые ему вручила почтенная леди. – Если бы все были такими, как вы, миссис Постуисл!

– Тогда отпала бы нужда в таких, как вы, – заметила миссис Постуисл.

– Как подумаешь, ведь это просто насмешка судьбы, что я – сборщик квартирной платы, – говорил мистер Клодд, выписывая квитанцию. – Будь моя, воля, я бы давно покончил с домовладением, выкорчевал бы с корнем это проклятье страны.

– Вот об этом-то я и хотела поговорить с вами, – сказала его собеседница. – Один мой жилец…

– Не платит, да? Поручите это мне. Он у меня живо раскошелится.

– Не в этом дело, – пояснила миссис Постуисл. – Если случится так, что в субботу утром он не принесет мне денег сам, без напоминания, то я буду знать, что ошиблась и что, значит, сегодня пятница. Если в половине одиннадцатого меня почему-нибудь нет дома, он оставляет деньги на столе в конверте.

– Интересно, не было ли у его мамы еще таких? – мечтательно проговорил мистер Клодд. – Невредно было бы поселить их здесь по соседству. Так что же вы хотели рассказать о нем? Просто вздумали похвастаться?

– Я хотела спросить у вас, – продолжала миссис Постуисл, – как бы мне от него отделаться? Контракт был какой-то странный.

– А почему вы хотите от него отделаться? Он что, шумит много?

– Шумит? Да от кошки в доме больше шуму, чем от него. Ему бы взломщиком быть, большие бы деньги нажил.