Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)

«Я выучил несколько приемов дзюдо, — скромно признался Бишоп. — Возникает впечатление, что этот субъект принуждал противников к подчинению главным образом голосом, гипнотическим внушением. Достаточно было легкого удара в уязвимую точку — и вот он валяется, как дохлая рыба».

«Не подозревал, что ты — мастер дзюдо».

«Никакой я не мастер... Несколько лет тому назад прочел руководство — и тут внезапно вспомнил его, все до последнего слова... Смотри-ка, сколько зипанготов!»

«Это твари политборов, убитых божолейцами. Теперь они — наши».

«А где остальные цыгане?»

Глистра прислушался. Из степи не доносилось ни звука.

«Сбежали. Растворились в ночи».

Они привели зипанготов под уздцы на прогалину рощи. «Пора убираться отсюда», — тяжело дыша, сказал Глистра.

Фэйн удивленно уставился на него: «Уже?»

«Сию минуту! — отрезал Глистра. — Мне это нравится не больше, чем тебе, но...» Он указал на оседланных животных: «По меньшей мере мы сможем ехать верхом».

Весь день — с раннего утра почти до вечера — земляне покачивались в седлах, сгорбившись, в полуобморочном от усталости состоянии. Зипанготы брели равномерной, но тряской, не располагавшей ко сну походкой. Вечером небо стало постепенно тускнеть.

Они развели костер в лощине, сварили в котелке пшеничную кашу, съели ее, договорились о двухчасовой смене вахт и устроились на ночлег.

Проснувшись на следующее утро, Глистра сразу заметил Бишопа, совершавшего бодрые пробежки вверх и вниз по склону лощины. Глистра протер глаза, зевнул, заставил себя подняться на ноги. Чувствуя себя избитым и слегка отравленным, он раздраженно окликнул Бишопа: «Никогда не видел, чтобы ты занимался зарядкой на рассвете!»

Продолговатое некрасивое лицо Бишопа порозовело: «Я сам ничего не понимаю. Просто я прекрасно себя чувствую. Никогда в жизни не чувствовал себя лучше. Надо полагать, помогают витамины».

«Они раньше тебе не помогали — пока ты не надышался зигага. А потом ты стал бегать и прыгать, как на пружинках, и расправился с атманом быстрее, чем с плюшевым медведем».

«Ты думаешь, наркотик оказал необратимое действие?»

Глистра погладил подбородок: «Если это так, ничего плохого я в этом не вижу — но почему у всех остальных зигаг вызвал тяжкое похмелье? Все мы ели одно и то же, пили одно и то же... хотя...» Задумчиво взглянув на Бишопа, Глистра прибавил: «Насколько я помню, ты горстями лопал витамины — как раз перед тем, как дым понесло в нашу сторону».

«Верно. Так оно и было. Может быть, в этом есть какая-то закономерность... Любопытно...»

«Если мне еще когда-нибудь попадется под руку зигаг, — пробормотал Глистра, — я это проверю на практике».

Прошли четыре дня непрерывного равномерного движения верхом по степи, с рассвета до заката. Они не замечали никаких человеческих существ — пока не повстречались, вечером четвертого дня, с парой девушек-цыганок. Подружкам было лет шестнадцать или семнадцать, они пасли небольшое стадо медлительных жвачных животных, покрытых клочковатой желтоватой шерстью, напоминавшей овечью — здесь их называли «печави». Вся одежда девушек состояла из потрепанных серых рубах до колен и портянок на ногах.

Заметив караван, девушки сразу бросили стадо и подбежали поближе. Первая радостно закричала: «Вы — чужеземные раболовы? Возьмите нас в рабство!»

«К сожалению, это невозможно, — сухо ответил Глистра. — Мы просто путешественники. Кроме того, ваши соплеменники — раболовы. Зачем обращаться к чужеземцам? И почему вам так не терпится стать рабынями?»

Девушки хихикнули, поглядывая на Глистру так, словно он позволил себе неприлично глупое замечание: «Рабов часто кормят, они едят из мисок. Когда идет дождь, рабам позволяют сидеть под навесом. Своих людей цыгане не покупают и не продают, а нам приходится работать больше, чем рабам».

Глистра нерешительно почесал в затылке. «Если я займусь исправлением несправедливостей в каждом встречном племени, мы никогда не доберемся до Анклава», — подумал он и оглянулся, чтобы проверить реакцию спутников.

Элтон встретился с ним глазами. «Мне пригодилась бы проворная служанка», — как бы невзначай обронил он и спросил у ближайшей из девушек: «Как тебя зовут?»

«Я — Мотта. А это Вэйли».

«Есть еще желающие?» — огорченно спросил Глистра.

Пьянца покачал головой. Роджер Фэйн крякнул и отвернулся.

Стив Бишоп неуверенно сказал: «Я возьму вторую».

Еще три дня они ехали по степи, и каждый день ничем не отличался от прежнего. На четвертый день ландшафт изменился. Здесь жесткая трава росла выше, как земная толокнянка — через нее стало труднее пробиваться. Время от времени попадались красочные кусты полтора-два метра высотой, с радужными листьями, расцветкой напоминавшие павлиньи перья. Впереди показалась узкая черная полоса — девушки-цыганки сообщили, что это берег реки Ауст.

Часа через четыре после полудня караван приблизился к Эдельвайсу — окруженному частоколом форту с трехэтажными блокгаузами по углам.

«Иногда южные джигиты совершают набеги на кудесников, — пояснила Мотта. — Их не пускают на Барахолку, потому что вид голых колен сводит их с ума и они начинают убивать всех подряд. Но джигиты обожают серую порошковую соль, которую привозят вверх по реке из Гаммереи — у кудесников ее большой запас. Поэтому Эдельвайс обнесли такой высокой оградой».

Вечернее солнце ярко и рельефно освещало весь поселок, издали казавшийся в прозрачном воздухе игрушкой — миниатюрной моделью, раскрашенной темно-коричневыми и светло-коричневыми тонами, с черными пятнышками окон и светло-зелеными и черными крышами. В центре городка торчал высокий шест с куполообразным навершием, похожий на корабельную мачту с «вороньим гнездом».

Мотта поведала о назначении мачты: «К верхушке привязан трос канатной дороги к Болотному острову. Кроме того, кудесники все время наблюдают за небом, до самого горизонта — они читают знамения в облаках, их мудрецы видят будущее».

«Они видят будущее в облаках?»

«Говорят, что так. Но откуда нам знать? Женщинам цыгане ничего важного не рассказывают».

Отряд медленно приближался к реке и, когда заходящее солнце уже светило всадникам в спину, они остановили зипанготов на краю обрыва, глядя на простиравшийся в невероятную даль Ауст. Река струилась с дальнего севера, постепенно появляясь из непроглядной дымки расстояния, и тянулась так же далеко на юг, но при этом слегка изгибалась на запад. Искристая рябь перемигивалась на темноватой речной глади, время от времени возбуждавшейся мощным плавником какого-то чудища, плававшего под самой поверхностью. Низкий и плоский противоположный берег, в трех-четырех километрах, был покрыт густым лесом голых стволов семидесятиметровой высоты. Середину реки рассекал клином длинный остров, полностью скрывшийся под покровом перистой листвы.

«Смотрите!» — хрипло воскликнул Фэйн. В предупреждении не было необходимости: все и так уже смотрели в ту же сторону, как завороженные. Из-за острова выплывал черный монстр. У него было округлое лоснящееся тело; в голове, напоминавшей лягушачью, зияла глубоким разрезом громадная пасть. Пока они наблюдали, голова эта рванулась вперед, схватила и разжевала что-то в воде, после чего лениво опустилась вровень с поверхностью реки. Тварь развернулась по кругу и через некоторое время скрылась за островным мысом.