Большая планета. Дилогия (Большая планета. Плавучие театры)
Шрифт:
Глава 11
Еще несколько минут Кирстендейл трудно было разглядеть: между деревьями мелькали беленые стены, пару раз показались каменные мостовые. Гондолы проехали под парусами над пастбищем, заросшим зеленой травой с красноватым отливом; деревья наконец разошлись, и перед глазами открылся город, полого поднимавшийся по травянистой равнине на фоне туманных голубых гор.
Это было крупнейшее и самое цивилизованное поселение из всех, какие земляне видели до сих пор на Большой Планете — но на Земле такой город просто не мог бы существовать. Он напомнил Глистре воздушные з'aмки
Канатная дорога неожиданно повернула, и гондолы оказались в средоточии бурной жизнерадостной деятельности, многоцветного карнавала.
Разыгрывалось некое представление или состязание. На обширном поле выстроились полсотни мужчин и женщин в элегантных костюмах и платьях удивительно сложного покроя — шелковых, атласных, бархатных, сетчатых с кисточками, расклешенных и расфуфыренных плиссировками, жабо и оборками, разукрашенных кружевами, подвесками и лентами, сверкавшими блестками и мишурной бахромой. Поле было подразделено на квадраты, четко очерченные линиями аккуратно подстриженной цветной травы, причем каждый участник игры занимал один из квадратов. Со всех сторон висели шелковые полотнища, поддерживаемые рядами привязанных воздушных шаров. Каждое блестящее полотнище, колеблющееся на ветру, переливалось тем или иным оттенком — рыжеватым персиковым, коричневато-апельсиновым, синим, аквамариновым. Над полем летали с места на место, надолго задерживаясь в воздухе, бесчисленные цветные маленькие мячи, почти невесомые.
Игроки ловили мячи, по-видимому выбирая их в зависимости от цвета мяча, от раскраски ленты, повязанной вокруг головы игрока, а также от того, в каком квадрате находился игрок. Мячи заполняли воздух, как маленькие подсвеченные солнцем драгоценные камни; время от времени тот или иной игрок умудрялся поймать сразу три мяча и разбрасывал их в разные стороны с удивительным проворством. Когда мяч попадал в одно из шелковых полотнищ, игроку начислялось очко — к великой радости некоторых других игроков и зрителей, разражавшихся выкриками «О-э! О-э! О-э!»
За игрой наблюдали стоявшие на широких ступенях по периметру несколько сот мужчин и женщин, нарядившихся таким же чрезвычайно экстравагантным образом; кроме того, на них были фантастически изощренные головные уборы — исключительно изобретательные сооружения из множества специально изготовленных и терпеливо соединенных элементов. На голове одного молодого человека была раковина, напоминавшая перевернутую лодку и блестевшая ярко-зелеными и пунцовыми полосами. Молодая женщина — очень привлекательная, по мнению Глистры, игривая и гибкая, как котенок, с гладкими золотистыми волосами и миндалевидными золотистыми глазами — надела на голову колоколообразный шлем из мягкой кожи, из которого торчала высокая антенна с радиальными спицами на вершине, испускавшими яркие искры наподобие бенгальских огней: киноварные, празднично-зеленые и оттенка расплавленного золота... Еще одна — и еще один — и еще: вычурные, неповторимые, невероятные!
Гондолы канатной дороги объезжали поле по кругу. Игроки и зрители время от времени поглядывали наверх, но их внимание тут же отвлекалось игрой.
Глистра заметил официанта, толкавшего перед собой тележку с пирожными и печеньями: «Пьянца! Полюбуйся на его костюм...»
Эли Пьянца хрюкнул и засмеялся от неожиданности: «Смокинг! Жилетка! Черный галстук! Брюки с лампасами! Лакированные туфли! Чудеса, да и только!»
Мяч, запущенный игроком, попал в волнующееся коричневато-золотое полотнище и тихо опустился на землю, что вызвало у зрителей взрыв восторженных аплодисментов.
Фэйн прокричал из последней
гондолы: «Интересно, как им понравится футбол?»Гондола Глистры неспешно скользила по тросу. Его уже практически догнали следующие грузовые гондолы; в третьей стояли Пьянца и Бишоп. Глистра обернулся и спросил: «Стив, что говорится в «Альманахе» о Кирстендейле?»
Бишоп подошел к переднему краю грузовой гондолы, под первое из двух колес: «Кажется, здесь скрывается какая-то тайна — насколько я помню, ее называют «парадоксом Кирстендейла». Начинаю припоминать. Кирстендейл основал синдикат миллионеров, не желавших платить ойкуменические налоги. Все колонисты, двадцать или тридцать семей, прибыли со своими слугами. Надо полагать, перед нами результат».
Канатная дорога снова повернула, ветер подул с кормы. Паруса распустились, как крылья бабочек, вереница гондол нырнула в город под аркой и притормозила у платформы.
Навстречу вышли три молчаливых субъекта в темных ливреях. Не говоря ни слова, они разгрузили багаж с грузовых гондол и сложили все тюки и корзины в тележки на высоких колесах со спицами. Глистра начал было возражать, но, заметив предупреждающий взгляд Озрика, спросил у него: «Что происходит?»
«Они считают, что вы богаты», — ответил проводник.
«Хмф! И я должен наградить их чаевыми?» — проворчал Глистра.
«Чем?»
«Деньгами».
Озрик моргнул, все еще не понимая.
«Деньгами. Металлом».
«А, металлом! — Озрик покрутил кончик щегольского уса. — Это уж как пожелаете».
Приблизился начальник носильщиков: высокий человек с торжественной физиономией, тщательно бритыми щеками и длинными бакенбардами, переходившими в небольшие пушистые черные усы: личность, излучавшая непреклонное достоинство.
Глистра вручил ему три небольшие стальные шайбы: «Это для вас и для ваших подчиненных».
«Благодарю вас, сэр... И куда вы хотели бы отправить багаж?»
«Что вы можете предложить?»
«Как вам сказать... вы могли бы остановиться в «Гран-Савояре», в «Метрополе» или в «Ритц-Карлтоне». Все три отеля превосходны — и одинаково д'oроги».
«Насколько дороги?»
«Пожалуй, любой из них обойдется в унцию за неделю... «Приют путешественника» и «Фэйрмонт» не дешевле, но там спокойнее».
«А приличная гостиница с более умеренными расценками в городе есть?»
«Могу порекомендовать «Охотничий клуб». Будьте добры, сэр, пройдите сюда, к экипажу».
Он провел Глистру и его спутников к ландо, смонтированному на четырех эллиптических пружинах из многослойного золотистого дерева. В экипаж не запрягли зипанготов — по сути дела, возникало впечатление полного отсутствия какой-либо движущей силы.
Главный носильщик с элегантным поклоном распахнул дверцу. Фэйн, оказавшийся впереди всех, с сомнением задержался и обернулся к носильщику: «Это какая-то шутка? Мы залезем в ландо, а вы уйдете и оставите нас сидеть?»
«Ни в коем случае, сэр».
Фэйн осторожно поднялся по двум откидным ступенькам и опустился на мягкое сиденье. За ним последовали остальные.
Начальник носильщиков изящно и аккуратно закрыл дверцу, подал знак. К экипажу подошли четыре человека в строгих черных униформах. Каждый пристегнул ремень к переднему бамперу экипажа и перекинул ремень через плечо — карета покатилась в центр города по гранитным плитам мостовой.
Кирстендейл выглядел чистым, как только что вышедший из печати журнал: повсюду блестели полированный камень и стекло, россыпи ярких цветов. Высились многочисленные башни — каждую окружала спиральная лестница, поднимавшаяся к луковичному куполу.