Больше, чем физрук

– Вы совсем не удивлены моим появлением? – спросил я.

– Удивлены, – сказал он. – Удивлены и очень рады. Мы считаем, что это огромная удача для нас всех. Эти врата уже очень давно ни для кого не открывались. И еще ни разу они не открывались для такого человека, как вы.

– Такого, как я, это какого?

– Не местного, – сказал он. – Не одного из нас. Скажите, как вам удалось пробраться мимо стража?

– Проломил ему голову вот этим, – сказал я, дотронувшись до Клавы.

– Должно быть, вы были великим воином в своем мире, – впечатлился Флойд. На мой взгляд, он все-таки немного переигрывал, разве что не жестикулировал, как итальянец какой-нибудь.

– Не особо великим, – сказал я. – И не совсем воином. А ваши как мимо стража проходят?

– Он на них не реагирует, – сказал Флойд. Стоило бы догадаться. Простейшая система распознавания "свой-чужой", не могут же они на самом деле каждый раз с ним на кулачках махаться.

Просто я об этом аспекте еще не задумывался, все как-то времени не было, да и мысли заняты другим.

Мы подошли к дому. В купол вело множество дверей, разбросанных по окружности на разном расстоянии друг от друга, Флойд открыл одну из них и объявил, что это мои апартаменты. Там был стол, стул, шкаф для одежды, в отдельном помещении разместились душ, раковина и унитаз. И, самое ценное, в апартаментах была кровать, застеленная белоснежными простынями, и при виде ее я сразу понял, что не спал уже… Черт его знает, с учетом того, что мы прыгали из мира в мир, так запросто и не посчитаешь.

На стене висела картина. На картине была запечатлена река, солнце и море травы, в общем, тот самый пейзаж, который я наблюдал по дороге сэла. Суровый реализм, именно так и было принято изгаляться, пока люди фотоаппараты не изобрели.

В шкафу оказалась куча одежды моего размера. Я надел рубашку, натянул кроссовки, а джинсы оставил свои. Незачем терпеливо ждущему моего переодевания Флойду знать, что у меня что-то есть в карманах.

– Это вы можете оставить здесь, – улыбнулся он, показывая на Клавдию. – Здесь вам никому не придется проламывать голову.

Ну, это как пойдет.

Клаву я все-таки оставил. Выходить к ужину с бейсбольной битой мне показалось странным, и хотя тут все было странно, я не хотел становиться главным призером этого фестиваля безумия.

То, что Флойд называл своим задним двором, оказалось обычной лужайкой за домом. Точно такой же, как и перед домом, как справа и слева и вообще вокруг. Там стояли два стула, накрытый стол, на тарелках исходили соком обещанные стейки, в высокие стаканы было налито нечто прозрачное, и терпеливо ждала Мира.

– Иди к себе, – сказал ей Флойд.

– Да, папа, – сказала она и умчалась.

– Давайте поедим, – предложил Флойд, усаживаясь за стол.

Я сел и отпил из высокого стакана В нем оказалась вода.

Стейк пах умопомрачительно, и рот сразу же заполнился слюной, и я решил, что пусть это будет даже последний ужин приговоренного к смертной казни, я все равно его съем.

И отрезал себе кусок. Медиум-велл. Я, конечно, предпочитаю менее интенсивную прожарку, но пойдёт.

Стейк был хорош, картошка была вполне себе, овощи в салате хрустели во рту. И ведь ничего этого они здесь, скорее всего, не выращивают.

– Ужин синтезированный? – спросил я.

– Конечно, – сказал он. – Мы давно не занимаемся сельским хозяйством. Когда человек занимается тяжелым физическим трудом только для того, чтобы выжить, это плохо сказывается на его творческом начале.

– А вы, значит, люди творческие?

– Именно, – сказал Флойд. – Вам понравилась картина, которую я поместил в вашу комнату? Это я ее нарисовал.

– Она… реалистична, – сказал я. Мои интересы простирались далеко за пределами художественной критики.

– Реализм – самое сложное из направлений искусства, – заявил Флойд. – Как показать жизнь такой, какая она есть? Как не привнести на холст своего видения, своих иллюзий и устремлений?

– Просто рисуй то, что видишь, – сказал я.

– Как будто это так просто, – вздохнул он.

Я подумал о том, что бы сказали поклонники сурового реализма при взгляде на наш ужин. Мы сидели за столом, ели стейки и салат, запивая все это чистейшей водой, любовались действительно прекрасным закатом и обменивались репликами об изобразительном искусстве. И при этом один из нас разделял коллективную ответственность за гибель миллиардов разумных существ, а другой явился сюда, чтобы уничтожить целую планету.

И вот как реалисту все это описать? Сложная задача.

– Как вам ужин? – поинтересовался Флойд. – Я сам его программировал исходя из пищевых предпочтений, принятых на вашей планете.

– Вполне удался, – сказал я.

– Хотите мороженого?

– Пожалуй, нет, – сказал я. – Вы Архитекторы?

Откровенно говоря, я просто не представлял, как можно плавно подвести беседу к этому вопросу, поэтому решил задать его в лоб. Наверное, из меня на самом деле тот еще переговорщик.

– Я знаю, какой смысл вы вкладываете в это слово, – сказал Флойд. – Люди, которые создали Систему Дефрагментации.

– И каков же ваш ответ?

– И да, и нет, – сказал он.

– Не люблю такую дуальность существующих реалий, – сказал я. – Как можно одновременно быть кем-то, и этим кем-то не быть?

– Это гораздо проще чем нарисовать, например, реку, – сказал Флойд. – Вы видели, как течет река?

– Видел, – сказал я. – И я не хочу говорить о реках, живописи или математическом анализе. Я задал вам прямой вопрос и хотел бы, чтобы вы на него ответили. Хотя бы из вежливости.

– Система была создана нашим народом, – сказал Флойд. Не то, чтобы у меня от его признания совсем отлегло, но все же некоторое облегчение я почувствовал. Я все-таки добрался туда, куда надо. Теперь осталось только отсюда выбраться. – Точнее, ее создали наши предки.

– И в каком же тогда смысле вы не Архитекторы? – поинтересовался я.

– А зачем вы пришли сюда? – ответил он вопросом на вопрос.

Рассказывать об истинном цели визита сейчас было не с руки, поэтому я сказал полуправду:

– Хотел посмотреть своими глазами, как тут что.

– Смотрите, – великодушно сказал он и таки развел руками. – Мы ничего не станем от вас скрывать. Да, Систему создали наши предки, точнее, наши общие предки, потому что после во времена проектирования и строительства Системы наш народ разделился надвое. Мы – потомки тех, кто был против ее создания.

Я нашел, что это интересный поворот.

– Интересный поворот, – сказал я.

Солнце уже наполовину скрылось за горизонтом, в траве застрекотали сверчки.

– Вы мне не верите? – спросил Флойд.

– Я верю только двум людям во всей этой вселенной, – сказал я. – Один из них – это я. А второй – точно не вы.

– Мы приложим все силы, чтобы вас убедить.

– Зачем?

– Что зачем?

– Зачем вам меня убеждать? – спросил я.

– Давайте поговорим об этом завтра.